православный молодежный журнал | ||||||
Безумно русский городО, как я не любил этот город!!! Каких только эпитетов я не «прикручивал» к нему! Куда там Достоевскому с его призрачным городом, миражом на болотах.
Для меня, юного москвича, неофитствовавшего новообращенного русофила с эстетическим идеалом пятикупольного храма XVII века, иконами Рублева, квасом и щами, Петербург-Ленинград был воплощением всей гадости, которая вползла с Запада в нашу жизнь через это пробитое Петром окошко. Этому «евроглазому прохожему» все время хотелось дать в мордусказать: «Эй, прохожий, проходи! Эй, пока не получил». Причем в Питере у меня было полно родственников. Я регулярно бывал в городе на Неве. Но диагноз в моей голове был поставлен, казалось, окончательно и бесповоротно: да, этим можно восхищаться, можно говорить, что это красиво, но любить это, признавать это своим – нельзя. Это не наша красота!!! Петербург-Ленинград - воплощение того революционного духа, который отправил в небытие мой исторический идеал! «Ди эрсте колонне марширт, ди цвайте колонне марширт» – так Лев Николаевич Толстой описывал всю убогость западнической мысли в приложении к русской армии, армии Суворова и Кутузова. План австрийского генерала, который начинался вышеприведенными словами, привел русских чудо-богатырей к одному из самых сокрушительных поражений в отечественной истории в сражении при Аустерлице. Вот эти самые «колонны марширт» мне постоянно чудились в Петербурге. Этот город придумали немцы и стали там жить. Это нерусский город. В моей голове постоянно циркулировали слова генерала Ермолова, когда в ответ на просьбу императора Николая I (дотошные исследователи – и я вместе с ними – тогда находили в нем только 10 процентов русской крови) сказать, что он может для генерала сделать, последовал ответ: «Сделайте меня немцем!» Да что там немцы! У города есть основатель – сам царь Петр. Ведь всем известно, что когдаредкий человек, открывает для себя допетровскую Русь, он не хочет тут же хочет стать старообрядцем с большой-большой бородой. А старообрядцы как отзывались о Петре? Известно как – антихрист. Еще бы: бороды стриг – «лишал человека Христова образа» (у меня как раз в это время бурно росла борода, и Петр как будто меня самого стриг), в немецкое платье русских людей обрядил, ассамблеи всякие, симпозиумы учредил, женщин декольте носить заставил, стрельцам лично головы рубил... Помню, на первом году службы в армии, в учебке, где было известно о моем увлечении историей, ночью на полигоне меня неожиданно вызвал наш сержант. Пропасть между нами была огромная. За его плечами было уже высшее педагогическое образование и год службы в армии, а я был жалким «духом» 18 лет, прослужившим пару месяцев. Я недоумевал: к чему бы этот вызов? Каково же было мое удивление, когда узнал, что причина – мое отрицательное отношение к Петру I. Мои в то время жидкие аргументы супротив императора были выслушаны, но не были найдены убедительными. В общем, если и в конце ХХ века солдаты обсуждали деяния Петра, то он действительно «Россию поднял на дыбы». Максимилиан Волошин сказал о нем: «России первый большевик». Поэтому «говорим Петр, подразумеваем Ленин, говорим Ленин, подразумеваем Петр». Так вот, если у города такой основатель, то что хорошего из этого города может выйти?! Это ж надо - за свою историю четыре раза сменить название! Из подобных построений в воспаленной голове легко вырисовывалось умозаключение, что и блокада Ленинграда – это кара Господня за все мерзости, появившиеся на Руси из этого города. Но все-таки чем хорошо состояние неофитства? Тем, что это чаще всего проходит. Избежать его практически невозможно. И я считаю, что если ты никогда в жизни страстно не осуждал Петра или не отрицал петербургский период нашей истории, то в тебе что-то не так. Но если ты остался в подобном отрицании на всю жизнь, то, к сожалению, это говорит о том, что от «детской болезни левизны в коммунизме» ты так и не избавился. Хотя некоторые люди до сих пор спокойно разрезают нашу историю на несколько частей. Дескать, до XVII века все было хорошо, а потом – бац, и ерунда какая-то началась. Ведь историческое сектантство - наше любимое национальное занятие. Даром что ли мы самый читающий народ в мире, да ещё крутыми переменами в жизни нас Господь не обделил. Вот вы спросите: а как закончилась эта моя болезнь интеллектуальной ненависти к Петербургу? Время лечит? С одной стороны, конечно, время лечит время, с другой стороны – «шерше ля фам»: ищите женщину. Встреча с женщиной произошла на кладбище. На Смоленском. Женщиной оказалась блаженная Ксения Петербургская. На Смоленском я был тогда в первый раз. Я в первый раз увидел и часовню, и храм, и питерских женщин разных возрастов и социального статуса, пришедших к Ксении за помощью. Увиденное меня потрясло. Вдруг стало ясно: передо мной – сердце Петербурга. Житие Ксении я знал и раньше. Но теперь переодевание в одежду умершего мужа молодой вдовы стало для меня символом города, причем очень простым и понятным. Любовь блаженной коснулась и меня. Это свершилось мгновенно: под европейскими одеждами я увидел такой русский город, такой… что просто дух захватывало. А после произошел генеральный пересмотр. На все, на все смотрел я другими глазами. И везде, где ранее интеллектуальные шоры позволяли видеть только мерзкую «евроглазость», теперь звучало: «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет». И ширь Невы, и сфинксы, и колонны, и иностранные зодчие и дворцы, и императоры – все это стало моим, нашим. Я стал богаче на целый город, на целый мир, на целый период нашей истории. И я уже думал: да, только русские могли построить такой город «на болотах» и сделать его таким красивым. И к его созданию привлекли всех, кому был доступен размах русской души. Конечно, и после эйфории наступает протрезвление. Но Питер же русский город. И я теперь точно знаю, что рассказы о его прямых проспектах – по крайней мере упрощение. У города есть свои потайные маршруты, и если ты попал на один из них, то тебя вынесет туда, куда нужно. Короче, когда я протрезвел и в голову полезли всякие сомнения по поводу пережитого, я оказался на Крюковом канале, перед Николой Морским. Луч солнца коснулся сначала колокольни, затем под солнечными лучами вспыхнул весь храм своей ослепительной лазурью. От сомнений не осталось и следа. Сам Николай Чудотворец рассеял их. А в довершение через несколько дней меня занесло в Вырицу. Местные мхи добавили новых ощущений… Точку в выздоровлении поставил любимый павловский парк. И теперь, сидя в своей московской квартире, потягивая чай с лимоном и, вспоминая Ивана Карамазова «Широк русский человек, я бы сузил», все-таки приходишь к выводу, что иногда широта – это хорошо и суживать не надо. Василий ПИЧУГИН
Оставить комментарий
|
||||||
115172, Москва, Крестьянская площадь, 10. Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru Телефон редакции: (495) 676-69-21 |