Послушай - узнаешь

Когда я впервые увидел компакт-диски с житиями святых, первая мысль, мелькнувшая у меня в голове, была «Да, народ наш обленился, все ему теперь разжевывают, нет чтобы почитать в оригинале..». Ведь жития святых – любимое чтение русского народа. А тут вместо чтения – кнопку нажимаешь…

Конечно, я вспомнил и о людях со слабым зрением и про себя сказал, что дело, безусловно, нужное, но не более того… Сам я люблю читать жития и знаю одну серьезную проблему, разделяющую наш народ и фантастические богатства, хранящиеся в житиях святых, — язык. Язык, на котором многия жития написаны, устарел. Когда-то великий святитель Димитрий Ростовский проделал уникальную работу и перевел на язык XVIII столетия основной корпус житий, плодами его мы пользуемся и сегодня. Эту проблему понимают многие, в том числе на Рождественских чтениях ее озвучил епископ (Василий Игоревич, потрудитесь пожалуйста узнать какой епископ?)… Ее суть очень проста: необходим новый перевод житий. А для этого нужен человек или команда, которые должны совершить духовные усилия, ни много ни мало соразмерные усилиям Димитрия Ростовского. Поэтому то, что на обложке компакт-диска красовались имена известных актеров, меня только раздражило: ну куда эти заслуженные лезут?..

Мое отношение в корне изменилось после одного случая. Я купил диск с житиями за апрель для своего старшего сына. Читает он еще только по слогам, но слушать всевозможные аудиопостановки приучен. Диск провалялся дома пару недель, пока Колька не взял его и не спросил: «Пап, а что это?» – «Послушай – узнаешь».

Сам я был занят и не собирался слушать диск вместе с сыном. Но уже спустя пять минут после того, как сын включил магнитофон, я стал прислушиваться. Через 15 минут я сидел рядом с ним, еще через пять рядом оказалась моя жена. За раз мы прослушали четыре жития. И стало ясно, что если на таком уровне записаны все остальные жития, – это событие для русской культуры. Больше всего меня поразили интонации исполнения. Каждый читающий то или иное житие, казалось, читал только в одной единственно возможной интонации. У Заманского была одна, у Киндинова — другая, у Клементьева — третья. Для меня было очевидно, что за этим поиском одной-единственной – колоссальная творческая и духовная работа и режиссера, и актера. Каждое из только что услышанных житий, которые до этого были прочитаны мною по нескольку раз, но все равно оставались слитыми в некую единую житийную массу, вдруг предстало передо мной во всей присущей только ему совершенно особой духовной красоте… Я глянул на обложку и запомнил имя режиссера: Сергей Харлов. Запомните это имя и вы.

После того как сын выключил магнитофон, я сказал только одно слово: «Здорово!» Ничего другого сказать не мог. Я был просто рад…

Оказывается, можем. Я ни в коем случае не утверждаю, что обозначенная выше проблема нового перевода решена изданием этих дисков, но то, что усилия и режиссера, и собранных им актеров, и окормлявших их монахов Новоспасского монастыря направлены в нужную сторону, – это несомненно.

Через некоторое время я вспомнил свои первые впечатления, когда увидел эти диски, и понял, насколько поверхностны были мои первые «фи». Ведь и на Руси жития читали не поодиночке (книга была дорогая), а устраивались именно настоящие семейные чтения. И хотя, конечно, в идеале, ничего лучше, чем чтение отца или матери своим детям описания подвигов того или иного святого, представить невозможно, но и звучащие голоса Заманского, Киндинова, Клементьева в одной-единственной интонации» — тоже здорово.

Василий Пичугин