православный молодежный журнал | ||||||
Живые№ 54, тема Встреча, рубрика Образ жизни
То, что довелось наблюдать мне, - лишь маленький кусочек необъятной мозаики, раскинувшейся на всю Россию. Первоначальная попытка охарактеризовать добровольчество совершенно неожиданно показала внушительный масштаб всероссийского отклика. Самоорганизация ранее незнакомых людей, объединенные усилия многих – явление новое новизной единого информационного пространства. После анализа рассказов добровольцев напрашивался вывод: люди ищут замену пустоты и идеологической бессмысленности. А найдя – безоглядно устремляются в самую гущу, презирая опасность и риск. Это слова из книги «Мы живы!» и одноименного фильма, на просмотр которого я приехала в Литературный институт, чтобы встретится с автором – Натальей Батраевой, идеологом добровольческого движения в России. - Наташа, Вы не так давно вернулись из Хабаровска, из зоны затопления... – На Дальнем Востоке наводнение такого масштаба произошло впервые за последние 115 лет наблюдений. Амур - это четвертая по площади река в России. И вот вода, выходя из берегов Амура, затапливала целые районы городов и поселки. Но даже при таком разгуле стихии жертв удалось избежать. Потому что объединились все - и МЧС, и воинские подразделения, и весь административный ресурс Дальневосточного округа. К тому же на помощь пришли добровольцы со всей страны. Я летела туда на самолете МЧС, это самолет с турбореактивными двигателями, и там такой звук, что после девяти часов полета ты не можешь уснуть, болят барабанные перепонки. В Комсомольске-на-Амуре я увидела изнутри работу МЧС. Кроме как снять шляпу ничего не остается. Замечательная команда. А военные? Когда была опасность прорыва дамбы, туда кинули мальчишек–срочников. Я разговаривала в Хабаровске с их командиром, с подполковником, и он сказал: "Там в первый раз я почувствовал, что такое «народ и армия едины»". А он восемнадцать лет прослужил в армии. - А что заставило его так прочувствовать это? - Это, конечно, совершенно героическая страница, - оборона Мылкинской дамбы. В последнее время я вывела для себя понятие бытового героизма И здесь это приобрело характер какой-то… всепоглощающий. Эти мальчишки-срочники все, как один, ни на что не жаловались, никто не капризничал. Они понимали, что за их спинами – город. Может, вы видели фотографии, видео, - это насыпная дамба, удары волн, разбивали ее, и на глазах у людей расходился этот песок. Там были еще курсанты МЧС, такие же мальчишки двадцатилетние. Масса людей. Они с мешками на плечах бежали, заделывали промоины и бежали за новыми. Потому что если бы дамбу прорвало, стотысячный район Комсомольска–на–Амуре был бы затоплен. И было две особенно страшных ночи. Ничто не выдерживало напор воды, волна была двухметровая - шторм. И эти солдатики и курсанты держали дамбу своими спинами. Буквально. Им сказали: держитесь, сколько сможете, если нет – спасайтесь. На спасателях и солдатах были непромокаемые костюмы, но в них остаются зазоры. И если бы дамбу прорвало, то вся эта масса воды мгновенно хлынула, наполнила бы костюмы, и – все. Кто не успел бы разрезать костюм, был практически обречен… Но другого выхода просто не было. Можно ругать власть, что не предусмотрели, но кто думал, что будет девять метров воды? Специалисты говорят, что подобное случается раз в 200–300 лет. - А среди добровольцев вы встретили Ваших знакомых по Крымску? - Вот Константин из Краснодара. Используя полученный в Крымске опыт, он в Благовещенске при помощи местных властей организовал эффективную просушку домов пострадавших и координировал оказание прочей помощи вместе с местными добровольцами. И это, конечно, была не единственная встреча со знакомыми. Константин Сарваниди, 25 лет, Краснодар 7 июля приехал, раздал машину гуманитарной помощи и понял, что это капля в море, - надо закатывать рукава и помогать физически. Так получилось, что изначально все было завязано на мне. Большинство вопросов приходилось решать по телефону. Один из добровольцев все надо мной подшучивал, «припадочным» называл… Я качу тачку с илом, и в этот момент раздается звонок… а у меня руки заняты, я бегу, придерживаю плечом телефон и кричу: «Але! Да! Да!» - и все это одновременно. Я решал организационные вопросы, касающиеся лагеря и работы в целом, стараясь не дотрагиваться до финансов, так как считал это грязным делом, а грязи хватало и в подвалах. Попервой еще надеялся: сейчас все организую, начнется автономная работа, и я потихонечку уеду… Разъехались мы 17 ноября, организовав три добровольческих лагеря. - А местные жители в спасении города принимали участие? - Да, были и добровольцы, – не сказать, что их было много. Но те, кто все-таки превозмогли свою лень и один раз пришли и стали добровольцами, уже подключились к этому источнику, и не могли не прийти снова, - это как кристальный родник какой-то, когда ты попьешь из него, потом уже ничего другого не хочешь. Мальчишки, подростки, работали на карьере – наполняли песком мешки, завязывали и грузили в машины, которые отвозили песок на дамбу. Много дней. Бесконечное количество мешков. Женщины Комсомольска готовили еду, пенсионерки пекли пирожки, владелица кафе и еще какие-то предприниматели тоже готовили еду, паковали ее и развозили на дамбы и кормили солдат, спасателей, добровольцев. Ну что вы, там буквально драка шла за этих мальчишек, - кто их покормит. Люди говорили: днем их и так кормят, давайте будем ночью возить. Командир сказал потом: «Когда солдат не работает, он что делает? Ест. Я им: «Ешьте!», они: «Товарищ командир, да мы уже не можем...» В карманах у каждого было по пять шоколадок. Еще такой интересный факт: пришла бабушка–пенсионерка и говорит дежурному: "Сыночек, здесь у вас солдатики спят?" - "Да ты что, мать, не спят, работают!" - «Сынок, я принесла кусок линолеума метр на два. У меня больше ничего нет. Передай, пускай хоть кто-то будет на сухом». Когда ребята выстояли вторую критическую ночь, жители устроили им фейерверк. Они подумали, что это свадьба, оказалось, что это победный салют. Конечно, они не привыкли к такому великому отношению. Это было колоссальное единение людей и армии, и спасателей. У тех, кто это пережил, конечно, изменилось мироощущение. Солдаты потом не хотели и в часть возвращаться. Хотя мы даже представить не можем, что они пережили. Я встречалась уже в начале октября с их командиром, у него еще не прошла глубочайшая простуда с того времени.
- У Вас ведь тоже изменилось мироощущение? – Я отнюдь не сентиментальна. Но среди хаоса, беды впервые остро, до слез почувствовала, как прекрасна Россия. И когда мы с друзьями, с теми, кто выпускал эту книгу, поняли, что на беду крымчан откликнулась вся страна, мы были поражены. У нас был огромный ворох информации: Александра Кулешова – интернет-координатор из Питера, провела анализ соцсетей. Это очень большая работа – то, что сделала Саша. Но даже мы, плотно работая в этой теме, не предполагали, насколько массовый характер приняло добровольчество. Мы поняли, что там вся география нашей страны. От Кавказа до Владивостока. Это невероятно, это 10 000 км до Крымска, но в Новосибирске люди сами открыли 23 пункта приема помощи! И соцсети на этот раз сыграли огромнейшую роль в консолидации людей, такого еще не было. Это новое какое-то пространство, новая реальность. Александра Кулешова, 29 лет, Санкт-Петербург: – Я буквально круглосуточно сидела за компьютером, по всему интернету пытаясь собрать информацию, как-то ее систематизировать. Я помогала ребятам найти друг друга, найти машину, помочь сориентироваться. Конечно, это была колоссальная боль, которую почувствовал любой, кто читал, видел это. И в то же время это было необыкновенное, захватывающее чувство всеобщего порыва. И просто до слез чувство гордости от того, что все мы – все-таки люди. В обычной жизни мы часто сомневаемся: почему я, почему не кто-то другой? Тогда сомнений не было. Как мне кажется, люди очень часто готовы помогать и готовы нести из своего сердца то добро, которое они сами в себе видят. И просто нет уверенности в том, что ты что-то сделаешь, а тебя не оттолкнут, что тебя не используют. В тот момент все были готовы к тому, чтобы их использовали. Из истории, из слов наших великих писателей, художников мы немножко отстраненно знаем, какой великий наш народ, и на что он способен. Но вот этот живой опыт, который мы пережили, этого нам очень не хватало. Может быть, многие впервые это почувствовали. Великое слово – "добровольчество", добрая воля, воля к добру. Наверное, так. - Книга «Мы живы!», над которой Вы долго работали, наконец вышла. Сейчас у Вас какие задачи? - Сейчас пытаюсь собрать свидетельства о Мылкинской дамбе, чтобы сделать фильм, зафиксировать эту героическую страницу, но участники разбросаны от Москвы до Камчатки – и эту битву я, боюсь, проиграю. Пока ни одна из дверей, в которую отчаянно стучусь, не открылась. Это моя не просто боль – это личная трагедия: наблюдать погружение в небытие настоящего, того, что оставит светлую память о нас потомкам… Или вот сейчас пытаюсь по Москве эти книги о Крымске распространить. Я приношу, мне говорят: "Что вы нам принесли? Вы хотите, чтобы у нас случилось то же самое? Зачем нам это? Забирайте". Я много подобного вижу, к сожалению, но о плохом не пишу. Сейчас ситуация, наверное, как перед революцией была, что-то очень похожее. Но вот эти наводнения в Крымске, в Хабаровском крае, помогли нам взбодриться, помогли прийти к себе.
Мне надоела эта чернуха, надоело, что нас пытаются выставить идиотами, надоела безнадега, в которой живу. Финансово моя жизнь - это нищета по сути дела, потому что ни о какой зарплате речь не идет, и на осуществление этих проектов постоянно требуются деньги, деньги, деньги. Не мне, мне лично надо не много: поесть что-нибудь, покрыть вот эти расходы командировочные, - гостиницы, перелеты, – без этого результата не будет. Это как удавка на шее – и чем более благородная тема, тем она сильнее затягивается. Ты чувствуешь долг по донесению этой информации, но не можешь элементарно купить билет на самолет… Например, на днях я узнала, что умерло несколько представителей Имперской России во Франции, потомков белоэмигрантов (это еще она «моя» тема). Какое-то время назад я отчаянно искала деньги, чтобы поехать, поработать с этими людьми, записать воспоминания, снять их на видео, в перспективе сделать книгу, документальный фильм. Меня никто не поддержал – и вот эти люди умерли (среди них и представитель рода Романовых), а с ними ушла и какая-то частичка нашей национальной памяти.
Максим Владимиров, 16 лет, г. Анапа: – Я ездил в Крымск сначала. Мы очищали дома от всякого ила, мусора, песка. Разгребали дворы, помогали поднимать некоторые строения, сарайчики. Через две недели мне позвонил друг и спросил: знаешь, что в Новомихайловке то же самое? Я сразу залез в интернет, стал искать номера лагерей, в которые требовались волонтеры. Звоню в один, говорят, пока достаточно людей. Звоню в другой – то же самое. Я разозлился. Как так?! Затопило поселок, а добровольцы не нужны! Случайно нашел номер руководителя лагеря. Он спросил о возрасте, я говорю: восемнадцать. – Нормально, примем, главное добраться. Занял денег. Бабушке сказал, что пошел в поход. Потом быстренько сделал ксерокопию паспорта, исправил в ней дату рождения, на всякий случай, если полиция. Приехал со спальным мешком, там в палатку меня поселили, дали все необходимое. У нас была очень мощная помпа, и нас направляли в многоэтажки, потому что там не могли дать свет из-за того, что подвалы были залиты водой. Мы ее откачивали, копались в тине этой, в глине. Еще когда выезжал, у меня были, конечно, сомнения: узнал, что там грязно, жарко, и все эти насекомые еще, сказали, инфекция какая-то, стало жутковато. Но я понял, что если зовет сердце, нужно ехать и помогать. Я обрадовался, что где-то нужен. И если бы была возможность, я бы поехал накануне затопления в Крымск. Возможно, смог бы еще кому-то помочь. Больше ни о чем не жалею. – Наташа, как Вы занялись волонтерской деятельностью? – Да случайно. Я заканчивала Свято–Тихоновский институт, и у меня была дилемма: либо писать диплом про Высоко–Дечанскую Лавру в условиях межэтнического противостояния, либо про оптинских старцев. Думала: пойду по науке, все правильно сделаю, - возьму благословение. Меня не благословят, – и я со спокойной душой займусь оптинскими старцами. Я прихожу, – и меня благословляют. И тут у меня находится переводчик, мне оплачивают дорогу, все мне организовывают, берут благословение у епископа - настоятеля монастыря в Дечане. В первый раз мы поехали в автостопом в Сербию с подругой, через Румынию. В палатках ночевали под стенами монастырей. Напоследок заехали в румынский монастырь рядом с границей, мы ни слова по их не понимаем, монахини не понимают по-английски. А когда узнали, что приехали русские, к нам просто прилетела матушка, начала нас обнимать, повела нас к себе, и в первый раз мы нормально поели. А потом монахиня говорит: вы хотите обувь помыть? Все это жестами. Мы говорим: да. Она берет мои башмаки и начинает их мыть. Я у нее начинаю их выдирать. Она не отдает. Вот тогда мы стали понимать, что это такое – наше единство – православная вера, насколько это скрепляет. И в Сербии, куда мы въехали как в свой дом родной, такая там была неимоверная... ну, просто генетическая к русским у них любовь.
- А как вы все-таки в Косово оказались? - В Косово ехать мы сначала даже не думали. Но нам сказали – там такие святыни, но это опасно! Это был 2005 год. И вдруг как-то само собой сложилось, что мы оказались в Косово. Только туда въезжаешь, и сразу чувствуешь зловещую атмосферу! И этот взорванный храм четырнадцатого века…. Мы стоим и понять не можем, как такое может быть, и почему мы об этом ничего не знали?! Это ведь рядом, это Европа, что же это такое? И я чувствую, что во мне какой-то произошел перелом. Раз – и все. Это Промысел, конечно, был, однозначно. Мы ехали туда под конвоем, там нас неделю натовцы возили. Я фотографировала. Так, для себя. Но это было настолько сильно... Сделала фотовыставку «Косово. Сербская Голгофа». И вот с 2005 года - беспрерывные выставки, выставки, выставки... Уже двадцать шесть раз. Из Косово мы уехали в Черногорию. И там в монастыре Савино, представляете, встречаемся со знакомым русским монахом, отцом Августином, с которым познакомились по дороге из Псково-Печерского монастыря. Он говорит: «Косово? Напишите репортаж». Он редактором журнала «Виноград» «случайно» оказался. Я говорю: не умею. Он отвечает: напишите. Потом и первая книга родилась - "Косово. Сербская Голгофа".
Инга Кудрачева, 21 год, Санкт-Петербург. Работать на сорокаградусной жаре, в полевых и часто антисанитарных условиях тяжело. Еще тяжелее оставаться уравновешенной и хладнокровной. Но, несмотря на все трудности, люди возвращались по третьему и четвертому разу, - они просто не могли свыкнуться с рутиной жизни и ехали обратно. Концентрация потрясающих людей из разных городов России в Крымске поражала! И сколько из них остались без работы, по уши залезли в долги из-за этой поездки! Мы показали совсем другую Россию! Прощаясь с ребятами мы всегда говорили: «До следующего раза!» Никто не сомневался, что 2013-й и последующие годы снова подкинут нам место для встречи.
- Вы говорите: произошел внутренний перелом. Что изменилось? - Я перестала воспринимать эту нашу благополучную действительность, как реальность – картонная она, суррогатная... Но даже не это главное. Я увидела лучшую сторону людей. Человек, помогающий в критической ситуации, действительно готов отдать все. И я его показываю таким. А так как я общаюсь в последнее время в такой среде, для меня и страна другая. Вот Макс из Анапы, которому во время трагедии в Крымске было 15. Переправил год рождения на ксерокопии паспорта, два года себе прибавил, и поехал в Крымск. Он меня поразил, когда мы записали с ним интервью, я его смонтировала и посмотрела на большом экране, первая ассоциация была – это тот же парень, который в 41–ом, подделав документы, шел на фронт. Конечно, в общей массе процент таких людей невелик. Они тратят свое время, тратят силы. Они увидели в этом смысл. И я уверена, что они будут двигаться в той или иной мере дальше по этому пути. Это наше, это могло бы стать нашей национальной идеей сейчас, в этом страшном безвременье, – если бы была определенная идеология. - А что с Вами было дальше, после Косово? - Там в 2008 году нам все говорили: все, что они делают с нами, они повторят потом у вас. Через полгода случилось все это в Южной Осетии. У меня вообще не было никаких сомнений, что это продолжение Косово. А я живу в Краснодаре, Южная Осетия от меня очень близко. Когда узнала о войне, потеряла покой, просто ничего не могла делать. Боялась страшно, денег не было, я никого не знала. Две недели я пыталась туда с кем-то поехать. Потом плюнула, поняла, что если я не поеду, я просто умру. Купила билет и поехала в послевоенный Цхинвал. В итоге - осетинская книжка. В Косово я была еще раз пять или шесть.
- Почему Вы едете туда снова и снова?
- Знакомые говорят: у тебя тяга к катастрофам. Я говорю: нет. Мне интересен человек, поставленный вот в такие условия, когда он полностью раскрывается. Встает на острие – грань между жизнью и смертью. Вот это его перерождение, переосознание. Это очень сильные чувства. Вот отец Геннадий Беловолов, настоятель Леушинского подворья, с ним тоже что-то удивительное происходит. Будучи в Питере, я ему и его прихожанам рассказала о Косово, они все прониклись, мы посмотрели фильм, все плакали. Они заказали икону иконописцу, и так получилось, что эта икона была доставлена в Белград в день провозглашения независимости, в феврале 2008 года. И там был двухмиллионный молебен, а я была в Косово в это время. Потом мы с ним встречаемся в Цхинвале в кафедральном соборе. Потом в Париже вместе поклонялись Терновому Венцу Спасителя. И это все не сговариваясь, «случайно». Когда я его увидела уже в Крымске, то просто остолбенела... Мы с ним сели, я спрашиваю: «Батюшка, почему так? Я не отдаю себе отчета, что меня туда тянет». И он сказал: «Где горе, там Голгофа, а где Голгофа – там Христос». Я не помню, когда я в последний раз отдыхала. Мне постоянно говорят: о себе когда уже будешь думать? Но что значит, по–вашему, «думать о себе»? Стандартные учеба, работа, тусовка? Нет, спасибо. Я как раз думаю о себе и я занимаюсь тем, чем хочу. И я свободна.
Беседовала Наталья Зырянова. В статье использованы материалы книги Натальи Батраевой «Мы живы!»
Комментарии |
||||||
115172, Москва, Крестьянская площадь, 10. Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru Телефон редакции: (495) 676-69-21 |
Амурские волны грозили ворваться
На улицы города полного сна,
Но вышел приказ: «Надо, братцы, держаться!»
И встали цепочкою к спинам спина.
И город проснулся. Тревожная дрёма
Слетела волной, распахнула сердца.
И люди пошли на песчаник знакомый
Мальчишкам помочь устоять до конца.
И только держаться, и вниз не сорваться,
И друга держать, что бы вниз не упал,
Мы с вами! Мы вместе! Не надо бояться
Сдержать тот амурский девятый вал…
И мы не забудем, ночных водолазов,
Спецов МЧС, добровольцев, солдат,
И девушек милых, что с кашей в УАЗах
Кормили ночами промерзших ребят.
Каждый из вас нам важен и дорог!
Каждый для нас – герой!
Солдаты, спасатели и волонтёры,
Вы нас от волны защитили собой.