Предводитель горных гномов

 

 

Так Тамилу Петровну называют близкие знакомые. Иногда они просто зовут ее горным гномом, но вообще-то она геолог. Советские фильмы рисовали нам беззаботные палатки, костры и песни под гитару. В интернете пишут, что это целая наука, что бывает геология описательная, динамическая и историческая. И то, и другое отчасти оказалось правдой. Но вообще-то геология – это про другое.

 

Тамила Петровна Володина, геолог-разведчик. Работала на Дукатском месторождении, третьем в мире по запасам серебра.

 

 

 

Тамила Петровна, Вы работали на Колыме, а почему именно там? Это было решение «сверху»?

 

Нет, после учебы я поехала в министерство и сама попросилась на Колыму, потому что среди геологов это было модно и очень романтично. Принял меня один чиновник и говорит: «Девушка, у Вас всё в порядке? Зачем Вам Колыма? Вы что, туда прямо так поедете?» А я была в болоньевом плаще, в туфлях. Я говорю, что всё со мной нормально и всё нужное будет. И, в общем-то, не спрашивая у меня ничего больше, мне дали направление, выдали подъемные, и я улетела в Магадан.

 

А саму профессию геолога Вы почему выбрали?

 

Я и сама не знаю. Ума не было, видимо (смеется). На геофак поступила с третьего раза, конкурс туда был огромный. Романтика всё-таки. Я даже не представляла, где я буду учиться, но на геофаке очень интересно. К тому же, перспективно: все главы и губернаторы, большая часть администраций районов, областей в сырьевых регионах – конечно, из геологов. Вообще, развитие какой-либо территории начинается с геологов. Ничего там нет, но приходят геологи, что-то находят, потом рудники появляются, поселки строятся, люди приезжают… Начинается освоение края.

 

Сейчас, наверное, в условиях сырьевой экономики тоже должна быть популярна профессия геолога?

 

Это не совсем так. До сих пор мы живем на запасах, разведанных в советское время, когда геологию неплохо финансировали. Сейчас правительство, мне кажется, уже понимает, что всё заканчивается и надо разведывать дальше. Но изменилась организация процесса: активны в основном частные компании. Государственные тоже есть, но работа ведется вяло. Был период, когда геологи уходили из профессии куда угодно, вот их сейчас и не хватает. Но раз запрос есть…

 

Что нужно, чтобы стать хорошим геологом?

 

Геолог – это такой специалист, который после окончания вуза еще далеко не специалист. Он должен приехать на территорию, лет пять там поработать, именно там, и только тогда он начинает как-то приближаться к геологу. Человек несколько лет жил в теории, а для того, чтобы стать геологом, он должен ногами проходить и руками прощупать ту территорию, на которой он будет работать. Потому что геолог Камчатки, например, и геолог Подмосковья – люди с разных планет. Например, геолог из Подмосковья не будет на Камчатке таким же классным специалистом, там всё будет по-другому. Геология – это особая привязанность к земле. Чтобы понять, как там жилки ходят, где там золото и серебро, вы должны не только увидеть это своими глазами – надо шестым чувством ощутить.

 

Золото и серебро прямо в самородном виде находят?

 

Когда как бывает. Наше месторождение – это черные сланцы, которые пронизаны белыми кварцевыми жилами, и в этих жилах – золото. Выглядит оно как комки какие-то, но это если очень повезет. А вообще, как правило, оно мелкораспыленное и определяется только химическим анализом. Однажды мы ждали, что приедет президент Академии наук со свитой, и наводили порядок в камералке, в комнате, где мы работали с материалами. Там лежал такой булыжник черный, я взяла этот камень, вытащила к ручью помыть. И только я его в воду опустила, он раскололся. Я в ужасе, что образец испортила, а там золото, очень тоненькая пластина размером со спичечный коробок. Шикарный образец. Правда, после посещения свиты исчез.

На Дукатском месторождении образцы серебра были потрясающие. Есть в геологии такое понятие, как рудные столбы. В пределах этих рудных столбов очень много видимого серебра. Приезжаю я как-то утром в штольню, проходчики взорвали всё, но еще не откатали породу. Я туда залезаю и вижу такую пещерку небольшую, можно только голову просунуть и руку с фонарем. Я, конечно, полезла. Интересно всё-таки! А там – чудо: ленты, комья серебра прямо со стен свисают, гипс полупрозрачный и двухголовчатые кристаллы кварца. Кстати, такие кристаллы – редкость необыкновенная. Если двухголовчатый, значит, вырос не на подложке какой-нибудь, а прямо в пространстве. Все кристаллы перевиты тонкими нитями самородного серебра. Я тут же сделала предписание, чтобы не трогали, пока мы не приедем и не зафотографируем всё. Ну и что? Пока мы собирались, эти господа проходчики взорвали всё. Конечно, там было очень много этого серебра… Но оно теперь стало неживым. Ведь серебро, когда его находишь в выработке, – это живой организм, а потом, вот это всё – это уже… это просто металл.

 

Тамила Петровна, почему геологу надо именно ногами ходить по территории? Есть же технологии, спутники, самолеты…

 

Вообще, сейчас геологи по сопкам на квадроциклах ездят. Самолеты и спутники тоже участвуют: радиометрическая съемка, например, и магнитометрическая с них осуществляется. Какие-то геофизические параметры таким способом можно приблизительно померить. Карты вот на компьютере рисуют. Но всё равно нужно самому человеку там пройти. Никакие прогнозы не дадут того гарантированного результата, который может получить геолог, прошедший трассу, прошурфивший, посмотревший, – только так. Потому что установленные теоретические предположения о наличии или отсутствии каких-то полезных ископаемых сплошь и рядом опровергаются именно геологической разведкой.

 

Сколько по времени длится экспедиция? Пять лет мы, значит, на этой территории, а потом вдруг всё заканчивается, и мне надо в какую-то еще экспедицию ехать?

 

Естественно, нет. Например, Дукатская геолого-разведочная экспедиция, в которой я работала, еще в 72-м году была создана и до сих пор никуда не исчезла. Она существует как структура, просто перебралась с Омсукчанского района в Магадан и получила другие задачи. Обычно месторождение само по себе одно не бывает; вокруг тоже всё было опоисковано, и выявили еще крупные месторождения. А сами походы – в сезон с весны по осень. В марте появляется предчувствие полевого сезона, какое-то брожение там, внутри. И когда выезжаем в поле, сразу обустраиваем палатки, баню рубим, печку делаем, чтоб хлеб печь. Несколько летних месяцев там, а потом домой, на зимние квартиры.

Но такую работу не все выдерживают, физически бывает очень тяжело. Когда я еще училась и была на практике в Бурятии, нас семерых каюрами забросили на гольцы, это голые сопки без растительности. Мы там почти заканчивали работу, и тут начались дожди, реки вздулись, и мы не смогли выбраться. Ну и что? У нас закончилось всё, вплоть до соли. Оставались только макароны и сгущенка. Но было ружье, а вокруг – куча рябчиков. Рябчики без соли – это ужасно неприятно, но вполне съедобно.

 

А почему же вы не эвакуировались? Вертолет не вызвали?

 

Ну, какая эвакуация! Мы должны были доделать работу, закончить угол планшета. Что ж, потом опять, что ли, туда выезжать? Кстати, планшет в данном случае – это не электронное устройство, а карта. Главный результат всей нашей работы – геологическая карта.

 

Вы в основном работали на Колыме, в месте, которое прочно ассоциируется с лагерями. Не страшно было?

 

Там я ничего не боюсь. И с беглыми заключенными ни разу не сталкивалась за все годы. Бывало, иногда в маршруте натыкались на всякие «бункеры», какие-то домишки деревянные. В общем, конечно, на местности был такой отпечаток, но ничего особенного с нами не произошло. Вот в подмосковном лесу я боюсь, а там по тайге ходила одна, без проблем.

 

Но оружие у Вас при себе было?

 

Да, я ходила с наганом. Могла и карабин взять, но он тяжелый и неудобный. Хотя с оружием обращаться далеко не все геологи умеют. Раз одна моя коллега показывала другой, как наган заряжать: вставили патроны в барабан, взвели курок, и всё. Что дальше делать, обе не знали. Пришлось им орать, звать на помощь, чтобы оружие кто-нибудь разрядил.

 

А дикие животные? Их не боялись?

 

Они не страшные, они красивые. Олени, например: там и северные есть, и помельче. В Якутской области, на верхней Лене, я встречала изюбров – очень красивые звери. Однажды шла я мимо осинника, а оттуда треск громкий, и вдруг выходит на меня огромная головища с гигантскими рогами – сохатый. Страшновато, конечно, но лось постоял-постоял, повернулся и ушел. Медведи, бывает, прямо в лагерь заходят: возвращаешься, а там все банки со сгущенкой вскрыты. Звери в тех местах чувствуют себя настоящими хозяевами. Это мы для них – случайные гости.

 

Мы пьем чай. Я слушаю о том, как геологи картируют местность, смеюсь над курьезными случаями, бегло пролистываю статьи, которые написала Тамила Петровна о собственной профессии... В моем мире нет «гольцов», «каюров», «меренг» и кучи других слов, которыми в изобилии сыплет она. Как мне передать радость геологов, которые весной рвутся из дому в палаточный лагерь работать? Как рассказать об их трудолюбии, главная награда за которое – возможность созерцать красоту мира? Как понять бессеребреничество людей, ищущих драгоценные металлы? Неудивительно, что геологов стало меньше. Таких людей скоро самих искать придется.

 

Николай Асламов