Наследник - Православный молодежный журнал
православный молодежный журнал
Контакты | Карта сайта

Оплоты европейской толерантности

№ 56, тема Правда, рубрика Россия за рубежом

 

Daheim ist’s am besten               (В гостях хорошо, а дома лучше)

Я много лет слушал от своих родственников, друзей и знакомых, как хорошо живется в Германии. Как там четко и слаженно работает транспорт, какие там принципиальные полицейские, какие вежливые люди в магазинах, как у нас всё плохо, а у них – всё хорошо. И вот выпала командировка – недельное путешествие в Берлин, Гамбург и Бремен, не считая мелких городков.

Einmal sehen ist besser als zehnmal h?ren (Один раз увидеть лучше, чем сто раз услышать)

Бывалые европутешественники снабжали меня знаниями и рекомендациями, так что знакомство с европейской толерантностью началось еще дома, в Москве. Например, посоветовали очень удобный крупный немецкий сайт с авиабилетами и гостиницами. Сначала я удивлялся, что в языковой панели присутствует и английский, и американский язык, но нет ни китайского, ни русского. Потом оказалось, что Russian Federation нет в панели стран, и никак вписать ее туда не удастся. На письмо с вопросом «почему?» мне вежливо ответили, что русские не могут воспользоваться этим сервисом. Без указания причин.

На выборе отелей я так же «застрял», потому что в одном было написано «с детьми запрещено», в другом «гей-френдли», странно, они так удачно расположены... Но я не хотел останавливаться в отелях, куда детям лучше не заходить, а ко мне бы отнеслись слишком дружелюбно. Друзья хихикали и обзывали еврофобом.

Andere L?nder, andere Sitten (Что ни город, то норов)

Десять часов вечера, центр Берлина. Пусто. Я думал, если заплутаю на улицах, спрошу у кого-нибудь дорогу. Куда там, людей бы найти! Они что, правда все спать пошли?! Мой чемодан громыхает по булыжной мостовой, ветер несет сухие осенние листья (откуда бы им взяться зимой?). Подхожу к жилому зданию, разворачиваю последний е-мейл от гостиницы:

«Слева от нашей вывески вы увидите белую коробку, наберите код 1234, откроется ваш персональный ящик, там вы найдете ключи и карту». Ну, насчет квеста, в котором свой номер надо найти по карте, подбирая ключи, я понял, но хоть убей, не мог найти вывески гостиницы. Оказывается, все 10 минут сверки с инструкцией и оглядывания по сторонам я стоял напротив этой вывески. Просто она не неоновая, ничем не подсвеченная, не крупная и не бросается в глаза. Просто такая бледная надпись на стекле… О том, что европейцы любят оставлять ключи «под ковриком» или «на гвоздике», я уже был наслышан. Всё сработало: вот он, вмурованный в стену белый сейф с электронным табло, я набрал свой код, и малюсенькая дверца открылась, обнаружив связку ключей и лист с картой. Я зашел в нужный подъезд,но на этом приключения не кончились: оказавшись на своем этаже, я прикидывал, какой ключ от какого замка, но не успел этого понять. Свет в подъезде выключился. Ага, у них вообще нет света в подъезде, работают датчики движения. Но как работают?! Я ходил по площадке, хлопал, махал вытянутыми руками – ничего не помогало. Обзывал себя тупым русским и подсвечивал замочные скважины мобильным.

«Дома» было по-европейски – минимализм во всём. В кухне, правда, любой женщине бы понравилось: кофеварка, тостер, посудомойка и куча всякой утвари от штопора до сотейника, бокалы под разное вино. Но самого простого, что требовалось мне ночью, я не нашел. Не было чая. Ни одного пакетика. И никакого «здравствуй, гость», что меня почему-то очень задело.

Непривычно было и то, что в десять часов вечера все магазины-кафе-рестораны уже закрыты (и это в самом центре). Против практически круглосуточной московской активности, потянуло провинциальностью.

Morgenstunde hat Gold im Munde (Кто рано встает, тому Бог подает)

Весь следующий день я тоже не переставал удивляться. Воскресенье, десять утра. Всё закрыто. В поисках завтрака прошел остаток Берлинской стены, сплошь залепленный жвачками.

Даже пресловутый «Макдональдс», где всегда можно найти кофе, был закрыт. Только через час я зашел наконец в частную кофейню, расположенную примерно на 20-ти метрах, где не знали ни слова по-английски, но любезно обслужили. Вот оно, стремление к пониманию, о котором так много мне рассказывали!

В метро нет никаких турникетов. Стоят автоматы для покупки билетов, и всё. Спускаешься в подземный переход и попадаешь стразу на платформу. Но тут опять происходит казус.

На табло написано – оплата только картой. Я всовываю карточку, а она не читается! Всовываю другую – она тоже не читается. Меня прошиб холодный пот, потому что я не менял много наличности, основные финансы были на карте. Потом я увидел наклейку “Master Card”. Ага, вот оно в чем дело! VISA является американской платежной системой, а Master Card – европейской. Видимо государственные услуги (и в их числе общественный транспорт) можно оплатить только «европейской» картой, а американцев следует оставить без прибыли. Мне эта идея понравилась, но что же делать, если у меня именно VISA, а за наличность билет тоже не продается. Я пустился в путешествие от метро к метро и, пройдя 4 станции, нашел, наконец, где аппарат принимает монетки. Пытаясь понять, какая зона мне нужна, долго разглядывал схему, потом попросил помочь немца. Он молча ткнул пальцем на нужную кнопку в аппарате, сказал «до-свида-нья», и удалился.

Der Mensch ehrt den Platz, nicht der Platz den Menschen (Не место красит человека, а человек место)

Я направляюсь в этнографический музей, потому что он лучший в Европе.

Здесь как раз проходят дни Африки. В холле продаются какие-то фенечки, предметы одежды. Но не африканские, а с принтами на африканскую тему – леопарды, папуасы, детские рисунки солнца. В буфете музея подают что-то ужасно пахнущее, но тоже на африканский лад.

Я два часа хожу по залам, где представлены в натуральную величину жилища, лодки, предметы одежды и быта австралийских аборигенов, практически истребленных англичанами при колонизации материка. Думая об этом, я смотрел, как дети лазают и играют в домиках из Тасмании. И тут же вспомнил эмоциональные рассказы друзей, что «там всё можно трогать», начал заражаться этим восхищением, и только на выходе заметил скромную надпись, что представленные экспонаты уникальны, они сделаны по фотографиям, подлинников нет.

Вечерний Берлин. Прямо перед входом в магазин расположились панки. Неформалам лет за 40, они явно бомжи, но в косухах и с ирокезами. Тут же лежаки, вонь от испражнений, ребята стреляют деньги. Я прямо обрадовался! Самые настоящие панки – не наши юнцы в дорогих куртках, а реальные неформалы, разрывающие традиционную ориентировку на благосостояние. Но поток людей проносится в открытые двери супермаркета, замечая лишь запах, и то потому, что он неприятный.

В Германии совершенно иной подход к комфорту. Комфорт напрямую связан с экономией. Так, например, мне было совсем темно на улицах. С Москвой сравнивать бесполезно. Но даже если сравнивать с каким-нибудь Оренбургом, в последнем будет светлей. Мало того что фонари тусклые и удалены друг от друга, а неоновая реклама отсутствует, так и подсветку зданий выключают где-то после одиннадцати часов вечера. Экологическая безопасность, а как же! Правда, и людей, и машин в этот час на улицах уже нет.

Irren ist menschlich (Человеку свойственно ошибаться)

Мое окно выходит на Мемориал памяти убитых евреев Европы. Немного напоминает надгробные плиты, немного – лабиринт. В вечерние часы он абсолютно темный, подсвечен лишь американский флаг на посольстве рядом. Плиты выходят из сумрака улиц к этому светлому пятну. Мемориал совсем свежий, ему меньше 10-ти лет. Интересные условия были поставлены перед архитектором (кстати, американцем) – нельзя использовать национальные или религиозные символы. Может, потому что мемориалы становятся сакральными местами? Поэтому те, кто не знает, что это мемориал, видят только поле с кусками гранита.

Der Mensch lebt nicht vom Brot allein (Не хлебом единым сыт человек)

Утром улицы наполнились жующими людьми. Мужчины ехали на велосипедах и пили кофе, в метро заходили с хот-догами. Но больше всего на меня произвела впечатление одна немка. Она неслась на велосипеде в юбке и на каблуках, в руке держала сэндвич с селедкой, в подстаканнике бултыхалось латте, а полы ее красного шерстяного пальто развевались от скорости. Кажется, она была очень счастлива, так как успевала широко улыбаться.

Кстати о женщинах. Про немецкую «красоту» написано уже много. Но тут дело даже не во внешности. Нет женственности! Ни одной немки в юбке! Если не считать той, что с селедкой на велике, юбку я увидел еще один раз. Правда, если я видел юбку, можно было смело сказать – она либо русская, либо каких-то других славянских корней. Зато полно пожилых женщин с пирсингом и татуировками. Я даже сформулировал для себя тип немецкой женщины – короткая стрижка, минимум косметики, минимум украшений, брюки, обувь на плоской подошве. Не удивительно, что из-за таких мужеподобных дам многие мужчины сменили ориентацию, а женщины последовали их примеру. На улицах часто встречаются однополые пары. Молодые люди держатся за ручки и под ручки, обнимаются, целуются, вообще ведут себя так свободно, как наши подростки в метро.

Alles vergeht, Wahrheit besteht (Всё проходит, правда остается)

Пустынно. Территория, которую все обходят стороной.

Среди парка – арка, вход в другое измерение. Заброшенный советский монументализм. Мои башмаки стучат по гранитным плитам, которые когда-то лежали в фашистской рейхсканцелярии. Прохожу аллею плакучих берез, которые низко-низко склонили ветви, а за их спинами рядами вытянулись свечки-тополя. Ожидание встречи, радостное предвкушение, узнавание своего, родного.

В трауре навсегда приспущены каменные флаги, ступени идут вниз, к похороненным здесь семи тысячам русских солдат. Я кладу розы на гранитную надпись «Родина не забудет своих героев». И иду к Воину-освободителю. Может, я подсознательно стремлюсь на встречу с дедом, который пропал без вести в первый же месяц войны?

Иду и слышу русскую речь, русские интонации. Говорят тихо. Оборачиваюсь – сзади и по другой стороне аллеи идут люди. Их немного. То пожилая пара с внуком, то молодые мужчины, то парень с девушкой, кто-то несет цветы… Кажется, их шепот отталкивается от плит и носит эти русские звуки среди саркофагов. Поднимаюсь на монумент, а там – живые цветы. Кучи, охапки цветов. Они просунуты через решетку, брошены подальше, к самой мозаике. Цветы свежие, ну, максимум им дня два. Потомки несут цветы вне зависимости от времени года, от дат. Эта гора нарастает моментально, ее еле успевают увозить мусорщики.

ВРЕЗ:

По данным Статистического управления Германии, с 1980 года к ним иммигрировало 2.5–3 миллиона русских. Около 200 000 тыс. остаются с гражданством РФ.

Disteln sind dem Esel lieber als die Rosen (На вкус и цвет товарищей нет)

У меня назначена встреча с отцом Петром Пахолковым в популярном русском торговом центре La Fayette. Батюшка уже 17 лет живет за рубежом, 5 лет возглавляет общину в честь святого равноапостольного князя Владимира. Уже возведен временный деревянный храм, планируется строительство большого православного центра.

– Мы выкупили участок земли, он является центром пяти районов, в которых проживает около 40 тысяч русскоязычного населения. Это этнические немцы, переехавшие сюда в разные годы из Казахстана, Сибири, Поволжья.

Разговор заходит о половом воспитании. В Германии программа сексуального просвещения включена в школьную с 1970, с 1992 года за отказ родителей от подобных уроков государство имеет право забрать ребенка из семьи, а самого родителя посадить в тюрьму.

– Как Вы считаете, нужны ли такие занятия?

– Да. Ребенок уже в детском саду знает точно, когда и как рождается человек. Наши приезжают в Россию и просвещают там детишек постарше. В этом отношении, я считаю, довольно правильно. Но, опять же, рамки. Информации много, зависит от того, как вы ее используете.

– В информации ничего плохого нет?

– Абсолютно! Вы не согласны? В мире-то ничего не изменилось. Зато подростки не испытывают такого жгучего интереса к половой теме и не стесняются там чего-то. Практика показывает, что познание страшного ничего не несет.

– Не кажется ли Вам, что чрезмерное информирование перерастает в культивацию?

– Культивация – это неподходящее слово. Есть урок истории, есть урок сексологии. Никакой разницы. Это мы почему-то начинали анатомию изучать на первом курсе мединститута! Это абсолютно неправильно! Когда ребенку 10, и он всё знает, ему не интересно. А у нас получается – запретный плод сладок.

– Но ведь был известный эксперимент, проведенный в одной из стран Евросоюза. Когда на уроках раздавали презервативы, то резко возрастал подростковый секс. От такого просвещения быстро отказались.

– А о презервативах и не надо ничего говорить. Ребенок в любом случае должен знать об отношениях мальчика и девочки, юноши и девушки, мужчины и женщины… Знать, это не значит пробовать, давайте не перегибать палку. Информацию нужно подавать эстетически правильно.

– А каково отношение к нетрадиционным отношениям?

– Понимаете, здесь, на западе, это нормально. К этому относятся не как к недостатку. Если взять того же мэра Берлина, то он везде появляется со своим другом, никого это не шокирует. И вообще, признак плохого тона – об этом говорить! Это не толерантно и не правильно. Здесь демократия, здесь свобода. Личная жизнь никого не должна волновать! Человек имеет право делать всё, что ему хочется. Вот министр иностранных дел… Тут нет никакой проблемы.

– Как у русских получается интегрироваться в немецкое общество? Браки?

– Да, тут есть браки смешанные. Но, когда люди женятся или выходят замуж, они, всё-таки уже более-менее состоявшиеся в вере.

Как правило, мужья – евангелики или католики, за мусульман-то редко наши девушки выходят замуж. Разногласий практически не возникает.

– Всё-таки больше наши девушки за немцев выходят, а ребята?

– Наши парни выбирают в жены только русских. Не припомню сейчас ни одного брака, чтобы русский на немке женился.

ВРЕЗ:

В 2008 году более 41-й тысячи немцев заключили брак с иностранцами, сообщает агентство «DPA». Таким образом, на каждой десятой свадьбе один из брачующихся был иностранцем. А 34,4 процента детей в возрасте до 5 лет имеют миграционные корни. Это на 75% больше, чем 60 лет назад.

Gl?ck macht Freunde, Ungl?ck pr?ft (Счастье друзей создает, а несчастье проверяет)

Бранденбургские ворота. Символ Берлина, граница Востока и Запада. Болевая точка. О, я ждал этой встречи! Почему-то думалось, что они сохранили какой-то особенный арийский дух, и что я, потомок русских солдат, его почувствую. Я как-то особенно торжественно прошел в ворота. Но даже это не помогло уловить хоть какую-то харизму немецкой столицы. Ее просто нет.

От немцев я часто слышал фразу: «Это, наверное, те, восточные», – когда рассказывал, что со мной отказывались переходить на английский, невежливо обслуживали, или о других неприятных моментах. Но ведь прошло уже четверть века, как нет границы, а сами «дойче» берегут ее в своей памяти, невзирая на общую национальность. Власти этому способствуют, устанавливая в стране разный объем налогов. «Налог на солидарность» будет сохраняться до 2019 года, его платят «западные», 44% «восточных» хотят его оставить, не смотря на то, что более 70% всего населения Германии уже давно хотело бы его отменить.

Den ersten Tag ein Gast, den zweiten eine Last, den dritten stinkt er fast (В первый день – гость, во второй – тягость, на третий он уже почти воняет)

Я еду в западную часть страны. Туда, где до сих пор размещены американские военные базы и под контролем морские порты. До сих пор Германия выполняет финансовые и юридические обязательства, принятые после войны и после объединения ФРГ и ГДР. Около 70 тысяч американских солдат находятся на территории этой страны.

В Бремене я встречаюсь с Геннадием, русским иммигрантом. Он из «убежденных», тех, кто считает, что в Германии рай, а в России ад. Он просто не может признать, что русские сейчас живут лучше, чем он. Он зарабатывает среднюю зарплату, платит налоги, хорошо ест, может купить какую-то технику, раз в год отдохнуть в Турции (он уже в Европе, куда еще стремиться?!). И всё это без тоски по родине, «в Европе все живут не там, где родились». Вроде бы жизнь удалась. Его коллеги – полный интернационал, в котором не почувствуешь себя большим иммигрантом, чем другие.

Язык общий – немецкий. Для тех, кто хочет стать гражданином Германии, разработаны специальные языковые курсы. Бесплатно и регулярно надо в течение года их посещать, сдавать контрольные и экзамены, потом можно выгоднее трудоустроиться.

Разговариваем, по хорошей традиции, на кухне. Его квартира на первом этаже, и совсем нет занавесок на окнах. Тут вообще занавески не приняты. Дом здесь – не крепость, частную жизнь могут наблюдать посторонние лица. Чувство абсолютно дурацкое – будто я аквариуме.

– Почему Вы сюда уехали?

– В 1990-х не было работы, платили копейки. Семью надо кормить, как-то надо?! Навел справки, по моей специальности были места. Тогда я засел за немецкий, ну и примерно за полгода его выучил. Приехал, устроился быстро. Никаких проблем!

– Как Вы думаете, почему наши инженеры, которые раньше ракеты конструировали, сейчас тут водителями и слесарями работают?

– А на кой Германии ракеты?! А то, что люди не могут устроиться по специальности, я считаю, – вымысел. Был бы классный спец, его бы взяли. А так, значит, он сначала там ничего не добился, а теперь здесь счастье пытает.

– Разве это не главная причина, по которой уезжают? Кажется, что где-то можно реализоваться, заработать и преуспеть. Дело в месте, а не человеке?

– Здесь можно зарабатывать, а не выживать!

– Но ведь среднячки тут живут не лучше, чем там!

– Да какие там среднячки?! Есть олигархи, и есть голь. Посмотрите, как люди выглядят: тут все аккуратные, чистые, с чувством собственного достоинства. А там? – начинает раздражаться Гена.

– Почему Германия экономит на освещении улиц? Какой смысл вкладывать деньги в чужие страны, если предельно экономишь в своей?

– Да это вы транжиры! А тут всё просчитано! Немчура претендует на лидерство в регионе, что тут предосудительного?! А от этой экономии только польза.

Mit der Gabel ist es eine Ehr, mit dem L?ffel erwischt man mehr (Есть вилкой почетно, а ложка больше зачерпывает)

За время поездки меня просто достала эта дурацкая экономия! Мало того, что темно на улицах, в туалетах нет горячей воды, так еще и в гостиничных номерах прохладно – надо крутить батарею, а пока она прогреется… Я видел аккуратных пожилых немок с блокнотами в магазинах, не могу поверить, что они высчитывают скидки! Но больше всего меня потрясло отсутствие интернета. В кафе, торговых центрах его нет, в гостинице надо дополнительно заплатить за его использование, часто он еще и через модем (!!!), а куда мне модем в телефон? Про метро и вокзалы я не говорю, мне удалось поймать его лишь однажды. В аэропорту. И то, бесплатное использование в течение 30-ти минут, а скорость убогая.

Отдельная история с машинами. Я-то наивно думал, что еду в страну мерседесов, а оказался в стране смартов! Множество «малышей» припарковано вдоль узких улиц. Их хозяева – одинокие люди, им некого везти и не с кем ехать. А «семейные» ездят на малолитражках не последнего поколения. Да, всё та же экономия на дизеле! А на «мерсах» таксисты разруливают. Главным разочарованием для меня стал автобан. Уж столько я слышал про прекрасные немецкие дороги! А на деле – так себе. Как наш МКАД, только меньше полос. Правда, у них такие мкады везде – и в деревнях, и между городами.

Gesprungene T?pfe halten am l?ngsten (Битые кастрюли служат дольше всех)

Итак, Бремен.

Он правда как из сказок братьев Гримм. Маленькие дома, старинные костелы. И готика выглядит несколько зловеще в вечерние часы. Иду по популярному маршруту – самой короткой улице в Европе – всего 100 метров. И на ней помещается 7 домов! Старинная кирпичная кладка, булыжники, узко-узко, давящее чувство нехватки пространства. Вроде я начинаю улавливать что-то такое, немецкое. Но опять оно ускользает от меня, когда я упираюсь в табличку о фирме, которая помогала восстановить эту улицу после бомбежек американцев во время Второй мировой.

Faulheit lohnt mit Armut (Лень отплачивает бедностью)

Сижу в кафе, рядом две соотечественницы или украинки – у них ужасный южный говор. Разговаривают громко, через слово – мат. Из разговора я понял, что они сидят на немецком пособии. Чтобы увеличить эти выплаты, взяли себе приемных детей. Две маленькие негритянки выпрашивают у них сладкое на английском, они отказывают на английском, потом увлеченно обсуждают на русском знакомые семьи с пасынками, кто сколько тратит на детей. Негритянки жалости не вызывают, очень нагло себя ведут. Слово «мама» для них просто название, и, видимо, эти мамы у них далеко не первые.

Jeder irrt, aber jeder anders (Заблуждается каждый, но по-своему)

Захожу в книжный, я хотел бы купить книгу об Адольфе Гитлере в подарок своим друзьям. Но книг о нем и нацизме нет, продавщица странно на меня смотрит. Исторические комплексы, однако.

На главной площади, но в стороне от людских потоков, за скульптурой с ослом, мемориальная надпись о памяти погибших в 1930-е годы не согласных с линией национал-социалистов.

Почему-то евроинтеграция представляется хитрой костлявой теткой, которая раскидывает карты в пасьянсе: Сталин с серпом и молотом – это страшная карта, ее надо покрыть полосатой рубашкой, значок «ойро» – это карта хорошая, она уничтожает все иные карты и картины Европы, ее надо использовать чаще…

В другом магазине меня приветствует вежливая полька. Она «немного помнить по-русски», потому что учила его в обязательном порядке в школе. Почему приехала? Тут есть работа, ее мама и сестра там живут очень бедно. Детей нет, это дорого. Но она хотела бы удочерить девочку «позже». Ей приятно побеседовать и вспомнить «детинство». У нас женщины ее возраста часто уже бабушки.

Pferde lassen sich zum Wasser bringen, aber nicht zum Trinken zwingen (Лошадей можно отвести к воде, но нельзя заставить их пить)

Дома меня встречали друзья, буквально закидали вопросами, что я видел, чем пользовался, интересовались степенью моего восхищения. Мы шли по улице, у приятеля упала обертка от жвачки, он этого не заметил, потому что рассказывал, как чисто в Берлине.

Саша Койдан

Рейтинг статьи: 0


вернуться Версия для печати

115172, Москва, Крестьянская площадь, 10.
Новоспасский монастырь, редакция журнала «Наследник».

«Наследник» в ЖЖ
Яндекс.Метрика

Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru

Телефон редакции: (495) 676-69-21
Эл. почта редакции: naslednick@naslednick.ru