Так получилось, что с 27-летним старшим сержантом Сергеем Комаром — жизнерадостным парнем, находящимся на лечении в военном госпитале имени Бурденко, я познакомился, как только он поступил в госпиталь в довольно тяжелом состоянии. И вот сейчас когда все самое худшее позади, мне захотелось задать Сергею несколько вопросов.
Так получилось, что с 27-летним старшим сержантом Сергеем Комаром — жизнерадостным парнем, находящимся на лечении в военном госпитале имени Бурденко, я познакомился, как только он поступил в госпиталь в довольно тяжелом состоянии. И вот сейчас когда все самое худшее позади, мне захотелось задать Сергею несколько вопросов.
- Сергей, расскажи что-нибудь из своей биографии.
- Родился я в Актюбинской области. Закончил там школу — 11 классов, потом поступил в актюбинское медучилище и закончил его. Недели через две-три после того как получил диплом, забрали меня в армию на срочную службу.
- А куда?
— Пoпал Служить В восточно-казахстанскую область, в погранвойска, в поселок Курчум, — фельдшером в санчасть. Там больше года я отслужил, оттуда подписал контракт: формировался батальон в Казахстане в республику Таджикистан, уехал туда командиром отделения в 96-м году. Отслужил там три с половиной месяца и вернулся домой — нормально все, никаких неприятностей не было. Потом дома устроился на работу, сначала в больнице. Потом по стечению обстоятельств ушел оттуда, и работал в школе, преподавал.
- А что преподдвал?
— Компьютеры детям. Заработок маленький, ушел из школы. В охранное агентство. Это уже переехали мы из Казахстана в Россию. Там год проработал, тоже заработок маленький — пришел в военкомат, узнал, что идет набор в Чечню, нужны медики. Оформился, прошел медкомиссию и уехал служить по контракту в Чечню. В Ханкале нас уже распределяли, кто куда попадет. Я попал служить в Ачхой-Мартановский район, населенный пункт Бамут. Там меня поставили на должность санинструктора. Ну, выполнял всю фельдшерскую работу. Ходил на выходы с разведротой, с саперами — на разминирование дорог, так как должен присутствовать кто-нибудь из медперсонала.
- А как тебя ранили?
— Так вот получилось, что 23-24 февраля с разведкой я был на выходе. 24-го после обеда мы пришли с выхода, и уже непосредственно мой начальник, начмед, сказал, что завтра, 25-го, я должен выезжать с саперами. В семь утра построение, 25 февраля утром была поставлена боевая задача: ехать на разминирование дороги. И вот тоже, наверное, чисто по счастливой случайности все те ребята, кто должен был сесть в КамАЗ, в него не сели — все пошли вдоль дороги, там от комендатуры до дороги метров около ста, наверное. А я с водителем сел в кабину. Отъехали буквально метров тридцать — и взрыв. Все, я потерял сознание.
Очнулся — и ног не чувствую вообще. Боль ужасная. Долго нас не могли эвакуировать... Потом эвакуировали в госпиталь в Ханкалу, там сделали мне операцию, но я в сознание не приходил, очнулся уже я во Владикавказе, в госпитале. Потом более-менее пришел в себя в госпитале в Ростове, там тоже сделали операцию, пролежал я неделю в реанимации, неделю в палате. И потом уже эвакуировали меня сюда, в Москву, в госпиталь Бурденко.
Сюда уже приезжали ко мне друзья, знакомые — с кем я служил в Чечне. И рассказывали более подробно, некоторые даже видели этот подрыв — то, что от кабины, где мы находились, ничего не осталось. Потом приезжал ко мне замполит, полковник Кучеренко, — и выяснилось, что мы наехали на противотанковую мину.
- Это была диверсия?
— Ну, точно никто не говорит. Говорят, что якобы это старая мина была. Но мы ездили постоянно по этой дороге, только что вечером 24-го этот же бронеКамАЗ, на котором мы взорвались, проезжал по этой дороге — и все нормально. А утром мы выезжали, и вот это все произошло. От КамАЗа практически ничего не осталось... И если бы были люди в кузове, было бы все намного хуже. Я говорю. это чистая случайность, что ребята по дороге пошли пешком. Водитель, с которым мы ехали, Кочетков Юра, погиб, его не довезли до госпиталя в Ханкале. А меня вот со множественными переломами сюда доставили.
- У тебя теперь самое неприятное – ноги?
— Спина и ноги. Сейчас — спасибо, конечно врачам всем здесь, в госпитале Бурденко,— сделали мне уникальную операцию на позвоночнике — у меня перелом был. Поставили мне металлическую конструкцию из титана в позвоночник. 24 декабря прооперировали, 7 января я сел уже первый раз в коляску. Так что я сейчас могу сидеть, как-то двигаться. А до этого я десять с половиной месяцев лежал вообще неподвижно.
- Редко так случается, что позвоночник сломан, но спинной мозг остался неповрежденным, поэтому ты и не был парализован?
— Да, позвоночник раздроблен полностью, а нерв, спинной мозг не был затронут. Вставили эту конструкцию, и я теперь могу сидеть. Правда, немного проблематично, но все лучше и лучше. Сейчас осталось вот стопы, ноги сделать. Сколько будут делать? Долго будут делать, но берутся, по крайней мере.
- А здесь, в Бурденко, у тебя, я помню, было что-то с аппендицитом?
- Да, у меня был побочный перитонит. Сделали мне операцию, пролежал в реанимации, потом аппендицит еще был — все до кучи пошло.
- Понятно, что было очень тяжело, а ког- да случился перелом в настроении? Ну я же помню, ты раньше лежал в достаточно тяжелом состоянии.
— Да, я, наверное, где-то до мая лежал очень тяжелый. И просто все осознавал, думал, подходил к тому, что раз я остался жить, то надо пользоваться этим, надо цепляться за жизнь. И все, отношение к жизни поменялось, сейчас совсем по-другому себя чувствуешь, психологический настрой уже на выздоровление. Ну и ребят других пытаешься поддержать, чтобы не ломались они так морально.
- К Богу ты пришел в этот момент или до этого ты был верующий, крещеный?
- Нет, крещен я был до этого случая. Но более осознанно относиться к нашей православной религии, к Богу стал здесь, в госпитале. Тоже вот, смотря на вас, на ребят, которые к нам приходят. Я думаю, это сильно мне помогло восстановиться, очень сильно помогло.
- Армия много дала тебе в жизни?
— Вообще да. Армия много дала. После срочной службы взгляды на жизнь поменялись: уже более серьезно ко всему начал относиться. И после боевых действий в Чечне отношение к людям, к жизни меняется.
- А ты не жалеешь, что все-таки подписал этот контракт в Чечню?
— Честно, по первому времени я жалел, когда со мной вот это произошло. Лежал тяжелый, - всякое в голову лезло. Но после того как я все это оценил, по новому взгляду на жизнь, в данный момент я уже не жалею. Раз остался жить, значит, надо воспользоваться и жить более целенаправленно, хотя бы попытаться.
- Что бы ты сказал людям, у которых есть выбор — служить или не служить?
- Если честно, мой взгляд такой. Если есть чем заниматься, как военные говорят, на гражданке, то терять эти два года, я думаю, не нужно, ни к чему. А если нечем заняться и человек хочет испытать, проверить себя,— пусть сходит, посмотрит. Пусть не боится этой дедовщины в армии. Все ее боятся, но с этим тоже надо бороться. Это мое мнение.
- Сейчас, когда состояние улучшилось, у тебя появилась какая-нибудь перспектива?
- Да, жизнь обязательно продолжается. Здесь, находясь в госпитале, я поддерживаю отношения со всеми друзьями, пытаюсь занять себя чем-нибудь. Думаю после выписки закончить какое-нибудь высшее учебное заведение, дальше продолжать жить также, как все.
Беседовал Денис Гусев