Наследник - Православный молодежный журнал
православный молодежный журнал
Контакты | Карта сайта

Серьезная мужская работа

№ 60, тема Путь, рубрика Тема номера

Мы встречаемся в офисе на «Новослободской». Пьем чай и беседуем. Но в разговор все время врываются звонки, в кабинет один за другим входят люди. Входя, они не здороваются дежурными кивками, а крепко жмут руки и обнимаются. И все это в общем-то обычное офисное помещение наполнено чем-то особым, что сразу улавливается, но не сразу определяется словами: у этих людей есть дело. Настоящее, большое, которым они живут.

Визитки:

Орлов Александр Валентинович, руководитель Экспедиционного центра Русского географического общества, вице-президент Ассоциации полярников России, почетный полярник РФ, полярный летчик, организатор базы «Барнео».

Орлова Ирина Валентиновна, главный редактор журнала «Кают-компания», заместитель руководителя ЭЦ РГО по СМИ, почетный полярник РФ, организатор базы «Барнео».

Для супругов Орловых Арктика – дело общее. Можно сказать, семейное (у них и взрослый сын ею «болен»). Как у кого-то душа болит за свой дачный участок, так у них – за Арктику. На вопросы они отвечают если не хором, то дополняя друг друга. Кивая на жену, Орлов говорит: «Если я что-то недорасскажу, спросите у нее, она лучше меня скажет, что я думаю по этому поводу».

Александр Валентинович, чем занимается возглавляемый Вами Экспедиционный центр Русского географического общества?

Мы организуем экспедиции. Любой сложности, какой только возможно. Начиная от организации полярной станции на дрейфующей льдине и заканчивая эвакуацией самолета с Южного полюса или погружением батискафа на дно Северного Ледовитого океана (а главное, его всплытием). Любая экспедиция – это многоходовая операция, в которой в зависимости от задач используются морские и речные судна, подводные аппараты, самолеты, вертолеты, ну и, конечно, люди. И все это должно взаимодействовать как часы.

Какие экспедиции проводятся сегодня – самые длительные и важные?

Это археологическая Кызыл-Курагино, постоянная, еще года два будет. Барнео. Очистка ЗФИ (Земли Франца Иосифа. – Ред.) – это еще тоже на год-два. Три года подряд были научные экспедиции на Новосибирские острова. Сейчас идет большая работа с военными. Мы принимали участие в учениях на острове Котельном, организовывали высадку десантников ВДВ в Арктике. Сейчас будет заседание межведомственной комиссии, где будут приниматься решения о взаимодействии ведомств, работающих в Арктике. Дадим рекомендации по предотвращению конфликтов с белым медведем, все же он у себя дома, а мы у него в гостях.

Полярники – особенные люди. А смена у вас есть? Молодежь приходит, в экспедиции просится?

Просится очень много, я их взять не всегда могу. Потому что это – серьезная мужская работа, волонтеров в нашей работе использовать нецелесообразно. Вот приезжали волонтеры на расчистку ЗФИ. Все обвешанные телефонами, фотоаппаратами. И что? Хорошее дело облили грязью. До них люди сделали громаднейшую работу, расчистили огромную площадь, вывезли тысячи тонн мусора. Но при этом – да, машины ездили, на чем-то же надо было все это вывозить! – остались следы. И вот их-то как раз и засняли. И подписали: все это не зарастет ближайшие 400 лет. Да, не зарастет! Но ты-то лично что сделал для того, чтобы этого не было?!

А вообще молодежь ездит – туристы, молодые ученые, парашютисты, лыжники – это ребята, которые искренне болеют Арктикой. Но мы не можем открыть для них эти ворота – участие каждого человека в экспедиции обходится ужасно дорого. Но люди там очень нужны. Специалисты. Пусть они – если этой темой зажглись, – получают образование и приходят. Вот на дрейфующих станциях 50% – молодежь. Они живут там, на льдине, по 8–9 месяцев, и довольны, они находят то, что искали.

Какие новаторские пути сегодня возможны в освоении Арктики?

Ирина Орлова:

Раньше экспедиции – дрейфующие станции – высаживались с ледокола. Шли в район предполагаемой высадки, там искали льдину, попутно раскалывая подходящие. Наконец находили, высаживались. Все это было достаточно медленно. Наша группа энтузиастов, которая 12 лет назад после многолетнего перерыва возобновила работу дрейфующих станций (первой из них стала «СП-32»), разработала новый метод: это можно сделать с воздуха…

Александр Орлов:

Мы взяли идею высадки Папанина с воздуха. В 1937 году они забрасывались на самолете, с посадкой на подобранную с воздуха льдину. Наша методика связана с воздушным десантированием грузов и передовой группы полярников с тяжелых самолетов Ил-76.

Ирина Орлова:

Все сбрасывали с воздуха – даже бульдозер, который потом на льдине расчищал взлетную полосу для больших самолетов, – и быстро разворачивали лагерь.

Александр Орлов:

Вот смотрите, разворачивание базы с использованием ледокола – достаточно дорогостоящая операция. Ледокол стоит 4,5 млн рублей в сутки плюс судно с оборудованием и личным составом еще 1,5 млн. А нужно дней 20–30. Самолет обходится гораздо дешевле. Но это требует нового подхода, а те, кто после нас делали экспедиции, не стали заморачиваться. И все делали по старинке.

Что касается российского присутствия в Арктике – какие сейчас основные вопросы, требующие решения?

Мое глубокое убеждение, что логистистической поддержкой для обеспечения многих экспедиций в Арктике должны заниматься военные. Во всем мире это давно уже так. Это не значит, что они пришли туда воевать. У них нет ядерных бомб и серьезных орудий. Но это самые мобильные и самые организованные люди. Я считаю, что нам тоже надо по этому пути идти.

А мы идем? Или наше военное присутствие носит другой оттенок?

Я могу сказать, что сейчас идет наращивание присутствия военных в Арктике, и наш министр обороны – он же президент Русского географического общества – уже распорядился, чтобы на всех наших военных объектах в Арктике было присутствие гражданских постоянно действующих научных станций. То есть рядом с военными всегда будут ученые. Круглый год. И военные их будут размещать на своих площадях. При этом – у военных свои задачи, у ученых – свои. Но быт – питание, проживание – одинаковый. А если взять старые времена, то все аэродромы всегда были совместного базирования – там стояли самолеты и военные, и гражданские. Сейчас хорошо бы это реанимировать. Но, думаю, что одно Минобороны это сейчас не потянет. Надо создавать частно-государственное партнерство, собирать все заинтересованные стороны. Надо реанимировать Севморпуть, потому что то количество груза, которое сейчас по нему идет, – это просто смешно. А для того, чтобы его развивать, структура нужна на земле. А у нас разрушили все, – кроме Мурманска и Архангельска практически нет ни одного морского порта. Аэродромы никакие, непонятно в чьих руках, как и для чего они работают. Тот же Диксон. Там в советское время 6 тысяч человек жило. Сейчас – 60. Нет, не тысяч. 60 человек! Сейчас такая обстановка, что страну охранять надо. А мы оттуда ушли, обнажив все. С моря – вообще все открыто. Приплывай кто угодно и выходи в любой точке.

Наше сегодняшнее военное присутствие в Арктике – давняя идея, или она возникла в связи с обострившейся политической ситуацией?

Нет, это было сделано до того. Надо отдать должное стратегии президента и министра обороны, они, похоже, предвидели это.

По поводу Севморпути. Не так давно американцами поднимался вопрос о том, чтобы его сделать международным…

Вырвет их от этого. Это наш морской путь. Там ведь два канала: восточный – наш, и западный. У них свой канал. Пусть там и ходят.

Говоря о серьезных экспедициях, Вы упомянули ледовый лагерь Барнео. Что это за проект?

Ирина Орлова:

Там ежегодно бывает порядка 200 человек. Теперь ведь не только ученые, но и туристы могут пройти по маршруту первопроходцев – папанинцев. Все желающие покорить Северный полюс начинают свои путешествия с архипелага Шпицберген. А по дороге к Полюсу теперь есть база – и для ученых, и для туристов – временная, дрейфующая, единственная в мире. С 2000 года «Барнео» постоянно появляется на карте приполярных территорий. А потом… исчезает. Каждый год в конце марта специалисты находят подходящую льдину, дрейфующую в районе Северного полюса, сбрасывают на нее при помощи парашютных систем тракторы и топливо, прыгают на лед сами и при температуре -40?С начинают строительство взлетно-посадочной полосы. И только когда ее примет специальный инспектор, прилетают самолеты и привозят палатки, кухню, обогревательные системы и все остальное для нормальной жизни.

Александр Орлов:

Без базы там нельзя. Уникальность ее в том, что от нее до полюса можно добраться пешком, на лыжах, на собачьих упряжках или на вертолете. И все, кто занимаются Арктикой, знают, что такой плавучий остров, собираемый и разбираемый на льду, как конструктор, могут делать только русские. Но у нас там постоянно присутствуют иностранцы, и проходит ежегодный международный марафон. Туда норвеги даже венчаться приезжают. Американцы приезжали – наука, с какими-то стремянками, оборудованием, – мы их спрашиваем: помощь нужна? Нет, мы все сами. Мы с Бахметьевым (это наш знаменитый полярный летчик) на бутылку спорим: он говорит – 6 часов продержатся, я говорю – 3 часа. Не угадали. Ровно через час сигнал SОS – снимайте нас отсюда, замерзли! Дизель у них не заработал, то не заработало, это не подключилось, сели в самолет и улетели.

Ирина Орлова:

Просто надо знать специфику. У нас тоже все в первый раз полопалось на морозе. Нужен особенный материал, особенный обогрев, таких нюансов очень много. Вот печку человек поставит и начнет ее разогревать. А знание, что она, протапливая снег, постепенно уходит вниз, только с опытом приходит.

Александр Орлов:

А вообще подробнее об этом вам может рассказать Степан. У него специальное имя есть. Был такой Семенов-Тяньшаньский, а это Степан Тиксинский. Он вырос в Тикси среди аборигенов. Русскими там были только его папа и мама. Вот у него большой опыт инструктажа в арктической зоне.

Степан Сукач, помощник руководителя экспедиционного центра РГО

Что такое Арктика? Многие думают – просто вода, просто лед, просто снег, просто ветер… Человек спрашивает: «А сколько градусов?» – «Минус 25». – «А ветер какой?» – «Южный». И человек уже думает, что он что-то в этом понимает. Но вот я вырос там, в Тикси, и вроде бы в постоянном контакте с природой, а все равно опасаюсь разных неожиданностей. Поэтому первое, что берется за основу в нашей работе, – это безопасность. На авось ничего не происходит.

А как Вы ее обеспечиваете?

Вот приезжают ученые или военные. Строят жилье. Говорят: «Мы поставим дом здесь». – «Нет, здесь нельзя». – «Почему? Здесь же ровно!» – «А видите вот эту палку? Ее сюда не птичка в клюве принесла, а прилив. Значит он может добраться и до вашего дома». Или гараж. Гараж в Москве – это одно. А гараж в Арктике – это совсем другая система. В гараже у вас – бульдозер, вездеход, пожарная машина. Плюс несколько метров пустого пространства. Потому что двери гаража открываются внутрь – пурга заметает его за час. Так вот, первым из гаража выезжает бульдозер. Он расчищает путь. За ним уже – любая другая техника. Это все довольно простые вещи. Но они приходят с опытом. Или надо, чтобы кто-то о них вам сказал.

Чтобы прошла десятидневная крупномасштабная экспедиция, нам нужно подготовить транспорт, технику, базы, проводников. На подготовку может уйти полгода. Наша задача – дать ученым возможность спокойно работать, выполняя свои узкоспециализированные задачи. А мы обеспечим нормальные бытовые условия, транспорт и безопасность.

У Вас есть помощники? Какие они? Где Вы их набираете?

Это молодые люди из Тикси и из Москвы от 20 до 30 лет. Надо взять человека и… как следует напугать. А потом можно начинать с ним работать. Это не страшно, если он поначалу не подготовлен. Я тоже не все знаю и постоянно учусь. Главное, чтобы он был достаточно дисциплинирован. Потом он станет технически грамотным, освоит основы ориентирования, научится водить катер, пользоваться картой, компасом, спутниковой связью, GPS. И если средство связи испортилось или утонуло, человек смог сориентироваться на местности.

А если не смог и все-таки заблудился?

Я всегда говорю: ребята, 7 дней при небольшом минусе вы спокойно можете обходиться без еды. Была бы вода. Это – просто прекрасный пост для организма.

Несколько лет назад у нас был случай. У меня работал человек. Володя был из местных – смесь эвена и русского. Он был в составе группы на Новосибирских островах. И заблудился. Приходит пароход забирать группу, его капитан связывается со мной и говорит: «Степан, мы пришли за группой. Но тут потерялся человек. Его ищут уже 4 дня. Днем тут 0, а по ночам -7. Думаю, смысла искать уже нет. Мы забираем остальных и уходим». Тогда я попросил его позвать к телефону моего бригадира. И сказал в приказном порядке: «Срочно, всей бригадой встать и покинуть судно». Естественно, если целая группа покинула судно, оно уже не уйдет. Я дал команду искать и продержал их там еще 10 дней. Они говорят – лед уже, человек не может без еды в такой холод! И они его нашли – он бежал по берегу, шел, падал, вставал…

Что помогло ему выжить?

Когда мне позвонили сказать, что нашли его, и дали ему трубку, первое, что он сказал – «Степан, я знал, что ты меня не бросишь». Хотя он знал, что уже лед встает, и пароход не может долго стоять у берега, но эта уверенность его спасла. А еще у него была маленькая лопатка. Он знал, что если он сядет на снег, то холод его заберет тут же. И он лопаткой выкапывал мох и делал себе такую подушку, на которую садился, и такую же под ноги. И так спал. Поймал и съел какую-то оставшуюся во льдах птичку. Так и выжил.

Чтобы не попасть в Арктике в экстремальную ситуацию, какие правила должны жестко соблюдаться всеми вновь прибывшими?

Люди должны понимать, что они приехали к кому-то. И те, к кому они приехали, несут за них ответственность. И никакое шапкозакидательство (мол, да что тут, мы все знаем!) тут не пройдет. Человек, находясь там, должен понимать, что он все время под угрозой, даже если погода хорошая. И это касается не только новичков, но и людей опытных. Я потерял там лучшего друга, – одна ошибка, и он погиб. Я потерял там отца. Оба они были очень сильными людьми и дружили с природой. Но Арктика ошибок не прощает.

Но что-то мне подсказывает, что Ваши подопечные все-таки плохо слушаются…

Плохо. Все кажутся себе страшно опытными. А тут я. Спиртное отбираю и огнестрельное оружие, страшилки рассказываю, требую дисциплины. Это многим не нравится. Но я говорю: мне наплевать, что вы обо мне думаете. Главное, что вы все у меня будете живые.

В разгар беседы с Орловыми приехал епископ Нарьян-Марский и Мезенский Иаков. Владыка обнял сразу обоих супругов, любовно осмотрел их, удовлетворенно протянул: «Геро-о-ои». Они же представили мне епископа как участника многих экспедиций – месяц во льдах Антарктики, Северный полюс, снятие дрейфующей станции СП-39 и высадка СП-40… В итоге встреча завершилась еще одним интервью.

Владыка, как вы стали участником экспедиций?

Я не искал этого. Я родился на юге, учился во Владимире. Господь определил меня служить в Мезенской епархии. И моя жизнь оказалась сопряжена с этими людьми, с институтом Арктики и Антарктики, с РГО. Заполярье – это особая территория, особая жизнь.

Экспедиции для вас – способ добраться до ваших дальних приходов?

Тут мало добраться, надо еще выбраться. Иногда на самолетах, на ледоколах, на снегоходах. Экспедиция – это возможность осуществлять мое служение. Люди за Полярным кругом так же, как и остальные, нуждаются в духовной поддержке. Это сотрудники метеостанций, национального парка «Русская Арктика», военные, ученые...

Я слышала о вашем участии в установке крестов в Арктике. Что это за кресты, и в каких местах их устанавливали?

В памятных местах, которые требуют сохранности. Это историческое и духовное наследие Русской Арктики. Памятные доски, обелиски, кресты. Свидетельства нашей славы и места захоронений первопроходцев… Сейчас почти любой человек, который путешествует на яхте, хочет увековечить свой поход. В то время как следовало бы стараться сохранить память о том, что сделано первопроходцами, благодаря которым Арктика стала русской.

Значит ли это, что сегодня путешествия уже лишены значительной части того смысла, которым были наполнены раньше? Все географические открытия совершены, вершины покорены, границы установлены… И сейчас, отправляясь в экспедицию, человек понимает, что он просто повторяет кем-то до него уже пройденный путь?

Вот чтобы они были наполнены смыслом, сейчас создается при Ассоциации российских полярников специальная комиссия, которая будет заниматься наследием Русской Арктики. И люди будут вовлечены в этот процесс, станут продолжателями дела русских полярников.

Каким образом?

Очень насущная задача сейчас – создание атласа духовного, культурного, исторического наследия Арктики. То, что мы наработали в Арктике на протяжении веков. С помощью участников различных арктических экспедиций исторические памятники будут зафиксированы, описаны, нанесены на карту. Экологическая ситуация в Арктике приводит к тому, что мы постепенно теряем их – они разрушаются, или размывается береговая полоса. А это, по сути дела, единственное зримое свидетельство того, что Русская Арктика – это реальность. И вот одна экспедиция проходит, фиксирует: здесь был памятник, крест или памятная доска, а сейчас его нет. А следующая экспедиция уже несет в себе помимо прочих еще и задачу восстановить утраченное.

Владыка, как прошла ваша первая полярная экспедиция?

Первая моя экспедиция была в 2004 году в Антарктиду. Это было открытие и освящение храма на нашей полярной станции Беллинсгаузен. И тогда, можно сказать, было положено начало духовного освоения шестого континента. Позже было освящение Северного морского пути – с большим поморским крестом, с церковью на корабле. От Мурманска, вдоль всего северного побережья, через пролив Дежнева и дальше – на Сахалин, в Невельск.

Вашими прихожанами были моряки, служившие на судне?

Да. Они принимали участие в службах. Двое крестились. Потом было освящение Северного полюса. Действительно чудесное, которое привело к вере многих полярников. Когда мы на ледоколе пришли в точку географического полюса, небо было закрыто облаками. Нам нужно было найти во льдах разлом, чтобы опустить в него освященную капсулу на глубину 4,5 тысячи метров. И вот начальник экспедиции и капитан спустили ее по трапу на лед. И за те 3-4 минуты, что мы шли по льду до трещины, небо полностью расчистилось, и от горизонта до горизонта поднялась радуга. Представляете?! На палубе было много людей, которые все это видели и фотографировали.

Василий Кустов, 31 год, инженер-метеоролог, участник многих арктических экспедиций, научный сотрудник НИИ Арктики и Антарктики

Василий, какой была ваша первая экспедиция на Северный полюс?

В первый раз я был в качестве инженера-метеоролога. Это была зимовка на дрейфующей станции СП-35 в 2007–2008 годах.

Зимовка – это сколько месяцев?

Это год.

Целый год – ничего себе! Понятно, что вас всячески готовили к экспедиции, но когда вы приехали туда, к чему все-таки оказались не готовы?

Медведи. Было очень много медведей. Мы дрейфовали довольно близко к материку – это 80, 81 градус северной широты. И дрейф наш проходил мимо архипелага Северная Земля, потом – Земля Франца Иосифа и закончился в 70 милях от Шпицбергена. То есть мы прошли все «медвежьи тропы» и видели порядка сотни медведей. Обычно экспедиции в таких количествах их не встречают. Они очень любопытные. Часто заходили на станцию. Мы их отгоняли – сигнальными ракетами, громкими звуками. Собаки наши в этом плане оказались плохими помощницами. Увидев медведя, они бежали от него куда глаза глядят или забивались под домик доктора.

Что еще вас особенно впечатлило в этой экспедиции?

Арктика, конечно, производит сильное впечатление. Там все особенное. Например, жизнь на льдине – под тобой 2–3 метра льда, а дальше – океан. И еще трещины. Вчера было все хорошо, а сегодня пошла трещина, и нужно срочно переносить оборудование, переезжать. Когда мы в начале дрейфа высаживались на льдину, это было ледовое поле два на три километра. А к концу зимовки наша льдина подтаяла, ее порядком поломало, и она была уже двести на триста метров.

Что из себя представляет жизнь на льдине?

Жили мы в сборно-щитовых фанерных домах, отапливались печками, которые работали на солярке. И возле пола температура могла быть 0 градусов, а под потолком – 50-60. Ходишь в футболке и в валенках. В кают-компании, собранной из четырех щитовых домиков, была большая комната – столовая, и к ней же присоединялся домик-камбуз, где повар готовил на всех еду. Раз в 10 дней была баня, которая отапливалась электрическими каменками – фактически сауна.

На дрейфующей станции СП-36 во время сезонной экспедиции мы наблюдали следующую картину: метеоролог с радистом неудачно поставили домики – слишком близко. И вход в домик радиста все время заметало. А метеоролог раз в 6 часов должен отправить синоптическую телеграмму. И ему постоянно приходилось брать лопату и идти откапывать радиста. Радисту хорошо жилось.

Это сложно – в течение года жить бок о бок таким небольшим составом, или в этом, наоборот, есть большие плюсы?

Плюсы: коллектив дружный (21 человек); и когда станция построена (на это уходит месяц), жизнь становится очень спокойной, без этой городской суеты. Минусы – долгая изоляция от семьи, от женского внимания; отсутствие постоянного доступа в интернет, связь с материком – в основном через электронную почту. Но в целом это очень неплохой опыт.

А не хотелось в какие-то моменты все бросить и вернуться домой?

Ну как бросить? Контракт подписан. И надо выполнять свои обязанности, получать важные научные данные. Но год – это долго. Три месяца – хорошо.

Насколько работа в Арктике сегодня перспективна и привлекательна для молодежи?

Вы знаете, на СП-40 (это последняя зимовка на дрейфующей станции) практически все участники, кроме начальника, механиков и доктора, были моложеили чуть старше 30 лет. Всегда есть те, кто хочет поехать.

А лично для Вас?

В данный момент я занимаюсь организацией метеорологических наблюдений в Гидрометеорологической обсерватории Тикси и в Научно-исследовательском стационаре «Ледовая база мыс Баранова». Пишу кандидатскую диссертацию на тему«Перенос коротковолновой и длинноволновой радиации в системе атмосфера – морской лед – океан». Моя жизнь, работа, и перспективы на сегодняшний день связаны с Арктикой.

А как вообще в Вашей жизни появилась эта тема? Вы мечтали попасть в Арктику?

Не то чтобы мечтал, но я долго этого хотел. Наверно, еще с подросткового возраста. Я с детства бывал в экспедициях в Сибири, так как моя мама занималась научной работой и детей брала с собой на озеро Байкал, в Забайкалье, в Прибайкалье. А потом, когда я уже заканчивал географический факультет Санкт-Петербургского Государственного Университета и писал дипломную работу в Арктическом институте, мне предложили зимовку на научно-исследовательской дрейфующей станции в Арктике. И я согласился.

Наталья Зырянова

Рейтинг статьи: 0


вернуться Версия для печати

115172, Москва, Крестьянская площадь, 10.
Новоспасский монастырь, редакция журнала «Наследник».

«Наследник» в ЖЖ
Яндекс.Метрика

Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru

Телефон редакции: (495) 676-69-21
Эл. почта редакции: naslednick@naslednick.ru