Наследник - Православный молодежный журнал
православный молодежный журнал
Контакты | Карта сайта

Я стараюсь быть на тебя похожей

№ 37, тема Тайна, рубрика Любовь и Семья

Я стараюсь быть на тебя похожей

Новый год мне предстояло встречать среди множества абсолютно незнакомых людей, сидя в пластиковом кресле аэропорта Шарль-де-Голль. Рейс отменили из-за сильного снегопада. Вот и все. В чемодане – подарки мужу и сыну, в пакете – все эти заботливо упакованные французские знаменитые пирожные «макароны», цветок с невыговариваемым названием для сестры (купила на Монтмартре), специальный крем еще для одной сестры, духи для третьей, портмоне для брата, одеколон для второго... Остается самое грустное – связаться с мужем и сообщить, что ехать в аэропорт не надо.

«Могло быть еще хуже», – бормотала я, вывозя свой чемодан из кафе аэропорта с вай-фаем, поговорив с расстроенным мужем по скайпу и крепясь, чтобы не заплакать.

Новый год. Залы аэропорта украшены гирляндами, и в центре высится елка. Приветливые девушки в фирменной одежде раздают на подносах конфеты «Роше» и поздравляют. Для меня их поздравления звучали как издевка, но конфету я взяла, машинально развернула и положила в рот. А вкусно все-таки. Эти конфеты очень любила моя мама.

Я села на сиденье и закрыла глаза. Мама, моя мама. Наша. Никакие слова не смогут передать, какой мамой она была. Если бы вдруг я или мои сестры и братья захотели описать ее жизнь, – я не знаю, сколько томов «Войны и мира» у нас бы получилось. Я стараюсь быть хоть немного похожей на маму – в отношении к окружающим, к мужу, сыну, но как многого мне не хватает! Терпения, любви, умения сопереживать…

А если коротко – я выросла в любви и понимании. Для меня загадка, как маме удавалось думать о нас и о наших интересах (а нас у нее шестеро!) постоянно, и на вопрос «Ну, как вы там устроились на новом месте?» – отвечать не «мне нравится», а «детям тут нравится, и так радостно видеть их радость». Притом что мама постоянно блюла наши интересы, выслушивала и по-настоящему понимала, дети никогда не были главными в семье. Главным был папа. И его авторитет был непререкаем. Отец был известным в узких кругах микробиологом и фармакологом. Несколько лет он возглавлял лабораторию русско-финской компании в Питере. Ему предстояло долгое время пробыть в Финляндии. Я помню, как мама после ужина рассказала об этом и советовалась с каждым из нас, хотелось бы нам прожить пару лет в Финляндии? Мне – самой младшей в семье – на ту пору было лет десять, и я помню, как мама рассказывала – просто так, без прикрас – все плюсы и минусы этого переезда… Но на Финляндию мы согласились легко.

По образованию мама была переводчиком с английского и французского. Мама не работала. Вернее, она не уходила на работу каждый день, она была с нами. Мы знали, что работа у нее есть, она называется «переводы», но мы возвращались из школы домой, и нас всегда встречала мама. Никогда и ни на кого она не повышала голоса. Говорила размеренно и как-то убаюкивающе на правильном русском языке, я бы даже сказала – чрезмерно литературно. Мама была удивительно терпеливой. Более терпеливого человека я действительно никогда не встречала. По десять раз объяснять одно и то же, проговаривать каждому из нас, с каждым делать уроки.

Вечер. Я в плохом настроении, поссорилась с братьями, заработала от Андрея шишку, а его в отместку хорошенько укусила за руку. Кажется, училась я в первом классе. Надо учить наизусть стихотворение «Жаворонок» Жуковского, я хнычу, и учить его никак не получается. Мама помогает старшей сестре с французским. Потом она будет помогать Лере с математикой, и после Леры занимаю очередь я со своим стихом.

– Я не могу его учить. Оно дурацкое.

– Давай я прочитаю. «На солнце темный лес зардел…» – начинает мама.

– Что такое «зардел»?

Мама начинает объяснять. Потом берет цветные карандаши и рисует. Она рисует лес, который зардел, я рисую солнце и «пар тонкий» который «белеет в долине». Потом мама приносит книгу с изображением жаворонка, и мы пытаемся его срисовать. Потом смотрим на нашу совместную картину и вместе читаем стихотворение. Потом поем его на разные мотивы и смеемся. Когда мама запинается и забывает слова, я ей добросовестно подсказываю. Стихотворение выучено, я до сих пор его помню… Да, на это уходило много времени. Но так было не всегда, когда я подросла, я сама торопилась сделать вовремя уроки, потому что в определенное время все мы, дети, собирались в большой комнате и смотрели спектакль. Кукольный спектакль придумывала и играла мама, часто мы сами принимали в нем участие, причем иногда – экспромтом, то есть, спектакль переходил в игру. Я не знаю, откуда у мамы был такой запас любви, терпения и тепла для нас – она в семье была единственной дочерью. Но мама всегда наслаждалась общением с нами, детьми. Разумеется, как и в любой семье, было все: наказания, обиды, трудный подростковой возраст, но мама… она умела сгладить все.

Еще сюжет. Мы в постелях, мама читает так любимую нами Линдгрен «Мадикен из Юннибакена». Мне очень понравилось выражение младшей сестренки Мадикен – «горшок вонючий», – и я решаю его запомнить и использовать при случае. Через какое-то время очередная ссора с Андрюшкой, я не знаю, как ему досадить, и за обедом неожиданно вспоминаю сестру Мадикен и с радостью награждаю брата этим ругательством.

– Аня, выйди из-за стола, – эту фразу мама и папа произносят почти одновременно. Андрей начинает радостно хихикать и корчить мне рожи, и его незамедлительно отправляют за мной. Обед закончен, я сижу в другой комнате, обиженная и злая. Мама входит в комнату, присаживается на корточки и гладит меня по голове.

– Аня, почему мы тебя попросили выйти из-за стола?

Да, я не сразу могла признать свою вину, могла заплакать, надуться и обиженно оттолкнуть ее, убежать и залезть под стол… мы все могли выкидывать всякие номера, но мама… Она, мне кажется, никогда не ошибалась, это был просто какой-то гений педагогики и знаток детской души. Как Януш Корчак.

…Лера была самой капризной и нервной, одно время она часто устраивала истерики, особенно хорошо она играла на публику. Мама позволяла ей кричать, рыдать и извиваться на полу, она просто уводила нас в другую комнату, закрывала дверь и занимала чем-то интересным. Лера могла вопить очень долго, рыдать, кричать… мама никак не реагировала и занималась нами. Наконец Лера затихала, и мама шла к ней. Как-то я зашла в комнату вслед за мамой и увидела, что Лера сидит у мамы на руках, мама ее гладит по голове и что-то шепчет на ухо. А я-то думала, мама ее ругает, как она обычно ругала братьев после подобных выходок…

Наказывали нас родители очень редко, но если уж наказывали, то наказание не отменяли. Это было негласным правилом. Иногда на кухне мама вывешивала альбомный лист, на котором было написано, кто как наказан, чтобы не запутаться. «Лера наказана на сладкое до четверга, Андрей – на катер до пятницы. Лера наказана за ложь, Андрей – за драку с Мишей». Одним из самых страшных наказаний считалось быть наказанным на театр или цирк. У нас была такая традиция – на Новый год или Рождество мы ходили в Мариинку на «Щелкунчика». И не менее страшное наказание – мамин запрет помогать ей на кухне печь печенье и украшать его – а это было одним из наших любимых занятий, даже мальчишки это обожали, и я хорошо помню, как Андрюшка с Мишей суетились на кухне в цветных фартуках, с руками, испачканными в муке.

…А в восемь лет меня на «скорой» впервые в жизни привезли в больницу с аппендицитом. Я плакала от боли и страха, панически боялась врачей. Помню, мама выносит меня на руках, укутанную в одеяло, я вцепилась ей в руку и не отпускаю. В отделении меня раздевают донага, мне холодно так, что зубы стучат, мне сделали уколы и взяли кровь… Решено оперировать. Мама стоит и держит меня за руку… Потом я очнулась после операции, и рядом все так же была мама. Я не знаю, что она сделала, но она была со мной в реанимации, куда не пускали родителей.

А вечера, о которых я буду помнить всегда, – какой же заботой, теплом и уютом они были наполнены! Девочки кроили наряды для кукол, мама помогала, советовала, с не меньшим интересом рылась в коробке с лоскутками и кружевами… Мальчишки тоже что-то мастерили или пробовали играть в шахматы под руководством папы. И хотя папа с нами проводил гораздо меньше времени, какая же счастливая семья у нас была!

…Мама ушла, когда мне было пятнадцать. Диагноз – раковая опухоль – ей поставили в Финляндии, а лечиться она вернулась в родной город. До последнего я надеялась, что мама выздоровеет, – потому что даже последние дни она выглядела почти как обычно. Да, сильно похудела, но глаза были такие живые, и не было в них той усталости и боли, о которой часто говорят в таких случаях.

Мама написала каждому из нас по письму. Вернее, только мне и Вике она написала своей рукой, а потом уже диктовала папе, потому что не было сил. Письмо я храню как святыню. Я часто его перечитывала и запомнила наизусть. Вот и сейчас в переполненном зале аэропорта в чужой стране я слышу мамин голос и вижу ее строгий красивый почерк. Я не буду приводить все письмо, а только одну его часть:

«Анюта. Все когда-нибудь кончается, и вся жизнь – это опыт потерь. Но ты и сама прекрасно знаешь, что есть то, что никогда не перестает, что неподвластно ни расстоянию, ни времени. Потому что существует вне нашей жизни. Это Любовь. И никакие расстояния и время ничего не смогут поделать с Любовью.

Помнишь, как тебя удивил конец “Хроник Нарнии” – последняя битва? Все герои погибли в железнодорожной катастрофе. Тебе и Лере это казалось невероятным – зачем такой конец? Зачем смерть?.. Но это ведь не конец, Анюта. Помнишь, мы об этом пытались говорить? Льюис – великий писатель, и смерть в его книге – не смерть, а начало. Просто кончилось одно, началось другое. Перечитай эту сказку, ты многое поймешь и увидишь то, чего не видела раньше. Обнимаю тебя, моя маленькая. Будь умницей».

«Ты же у меня умница», – часто говорила мне мама. Или «будь умницей». До сих пор я явственно слышу эти ее слова. Еще в письме было написано много личного – мама, зная мой характер, мои недостатки и достоинства, пыталась дать мне советы на будущее, которые мне потом так пригодились…

Прошло четыре года после того, как ушла мама… и я узнала, что я – приемная. И не только я. Андрей, Миша, Лера, Катя. Только самая старшая – Вика – была ее кровной дочерью. Я не знаю и не могу до сих пор подобрать нужные слова и описать то, что я чувствовала и что чувствую сейчас, хотя прошло много лет. Все сразу встало на свои места. Миша и Андрей – одногодки, хотя и не близнецы. У Леры с Катей разница в возрасте – полгода. Мы все внешне такие разные. Хотя на маму больше всего похожа Катя. Леру, как выяснилось, взяли из семьи алкоголиков, и я помню, как в детстве мама лечила ее успокоительными препаратами, умело гасила ее вспышки ярости и истерики…

Я не знаю, почему мне не сказали об этом раньше. Что думала об этом наша мама, почему она это скрывала, или она хотела рассказать всем нам в свое время… это тайна, которую мне не дано узнать. От папы я смогла узнать, что моя биологическая мать отказалась от меня в роддоме, подробностей он не знает. Я попала в питерский дом малютки, а потом меня удочерили они, причем за полгода до меня они удочерили Катю…

И на вопрос, который так мучил нас всех пятерых: «Папа, почему вы с мамой нас всех нашли и усыновили?» – папа пожал плечами и ответил: «Она любила детей. После Вики мама не могла больше рожать». Папа не поддерживал разговоры на эту тему.

 «Она любила детей». Да, это несомненно: все мы выросли в этой необыкновенной любви. Но – почему? Пятеро чужих детей, абсолютно разных… Мы все – приемные. По бумажкам из прошлого. На самом деле мы все родные, самые родные и самые близкие друг другу люди. Потому что у меня два брата и три сестры. Я пошла по стопам мамы – я тоже переводчик с французского. Катя сейчас в Испании. Андрей, Миша и Вика – в Питере, Лера – в Москве. Мы скучаем друг по другу, переписываемся, встречаемся, потому что мы – одна семья.

Я сижу в аэропорту и разглаживаю фантик от конфеты. И мысленно говорю с мамой. Дорогая мама! Не волнуйся, ты же видишь, все хорошо сложилось, у меня муж и ребенок, я была в Париже по работе, работала в католическом университете, он древний, как Нарния, и очень известный, и находится в Люксембургском саду (ты ведь была там?). И плевать, что я в эту ночь не с моими родными, не с мужем и сыном, не с братьями и сестрами, неважно, я сказала им много теплых слов по скайпу, и они меня ждут и любят. Пусть нас сейчас разделяет такое большое расстояние – мы все вместе. Мама, как много я хотела бы спросить и узнать про тебя и про себя, про всех нас… Я стараюсь быть на тебя похожей. Я перечитываю «Нарнию», я прочитала все собрание сочинений Льюиса, я прочитала и испытала так много, и мне так тебя не хватает... Утешает одно – мы, конечно, встретимся снова, но только Бог знает, когда именно. Но встретимся обязательно.

 

Анна Переверзева

Рейтинг статьи: 0


вернуться Версия для печати

115172, Москва, Крестьянская площадь, 10.
Новоспасский монастырь, редакция журнала «Наследник».

«Наследник» в ЖЖ
Яндекс.Метрика

Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru

Телефон редакции: (495) 676-69-21
Эл. почта редакции: naslednick@naslednick.ru