Он дышал и любил

– Отец Феофан, ну расскажи про Кирилла Чудотворца, – молодой послушник только что сложил рыболовную сеть и теперь настойчиво требовал от старого монаха, с которым ловил рыбу, рассказа.

Седой монах присел на пень, посмотрел на послушника и улыбнулся:

– Уж больно ты сегодня настойчив... Ну да ладно, я давно обещал, – он вздохнул и начал. – В Симонов монастырь я пришел, когда Кирилл уже не был настоятелем, а мне самому было далеко за 30. О том, что Кирилл велик, в монастыре знали многие, совета у него духовного спрашивали. Сам Сергий Радонежский приезжал для бесед с ним. Но время то было в Симонове не самое лучшее. Новый настоятель Кирилла не жаловал. Да и человек он был властный, недаром после Симонова епископом стал. Ну и часть братии вместе с ним Кирилла недолюбливали. Для них он был в то время старым монахом с большими связями. Да-а, с больши-ими. Вот такими, как ростовский епископ Федор, племянник Сергия Радонежского, благодаря ему Кирилл и стал настоятелем Симонова. Но Федор-то умер, и они порешили, что время Кирилла прошло. Тому ведь было тогда уже под 60. И когда Кириллу во сне явилась Сама Богородица, и он решил уйти на Белоозеро, они – помилуй их, Господи, – в явление это не верили. Для них все было просто – думали, бывший настоятель не смог смириться со своим положением, с утратой почета и уважения, потому и покинул наш монастырь. Хотя были и другие – те сравнивали Кирилла со старым зверем, который почувствовал приближающуюся смерть и пошел навстречу ей.

– А явление-то Богородицы было? – нетерпеливо прервал молодой послушник.

– Брат Олекса, я тебя даже бранить не буду. Видно ты захотел еще раз про это услышать. Кирилл молился ночью, читал акафист Богородице, когда неожиданно раздался голос, повелевший идти ему на Белоозеро, а за окном засиял свет. Кирилл отворил оконце келии и увидел картину Белоозера, и при этом луч света, указывавший ему путь. Как ты знаешь, из монастыря он ушел вместе с Ферапонтом, который по хозяйственным делам ранее бывал на Белоозере. Тяжело ему пришлось поначалу-то – ведь ему уже 60 стукнуло. Но уже вскоре с ним были наши симоновские монахи Дионисий и Зеведей. Я пришел, когда братии уже было семь человек. Ну а в год смерти чудотворца нас было 53.

– А искушения были?

– Спрашиваешь! Как же без них. Ведь сколько человек собиралось Кирилла ограбить, а то и убить! Сам посуди – для них он бывший архимандрит столичного монастыря, все думали, что деньги у него для основания нового монастыря есть, и немалые. У нас только среди братии два бывших разбойника, тех, что замышляли подобное, а потом раскаялись – слава Тебе, Господи! – старый инок спокойно перекрестился, – и стали монахами. Инок Андрей, когда он в миру-то был, вообще собирался сжечь монастырь. Несколько раз пытался.

– Во дела! А ведь и не сжег!

– Не смог. То страх нападал, то дрова, подожженные и положенные под келью Кирилла, тухли. Андрей всей братии рассказывал об этом.

– А ты с самого начала попал на общее житие?

– Нет, я еще себе сам келью справил. Но Кирилл уже через год ввел общее житие. Что он его введет, я и не сомневался – я это еще из Симонова знал. У нас на Белоозере все было как у апостолов – все общее, ничего своего. Сам настоятель так и говорил: «Нельзя становиться рабом того, что мы называем своим».

– А какие еще чудеса были?

– Вот заладил ты: чудеса, чудеса. У нас вся история монастыря – сплошное чудо. Кирилл ведь как Сам Христос Спаситель в Евангелии – чего только не делал! И вино у нас появлялось, когда все знали, что оно закончилось (все уж думали, не сможем служить Божественную литургию, а Господь по молитвам его святым дал!). А как мы хлебом народ кормили во время голода? Я сам помню, как наш эконом хлеб нищим раздавал и все норовил куски дать поменьше. И я был, Олекса, на его стороне. Мне не раз приходилось таскать мешки с мукой в нашу кладовую, и я знал, знал, сколько муки у нас было. Потому во всем поддерживал отца эконома – до нового урожая мы еще сами могли б дотянуть еле-еле, но ни о какой помощи нищим и речи не могло быть. А Кирилл наше маловерие посрамил, сам потребовал, чтобы отец Петр выдавал народу большие куски. Я-то горевал, думал – хлеба у нас так хватит едва на месяц.

– И что же, отче?

– Да ничего. Хлеб у нас не кончался. Хотя никакого привозу не было. Эх, видел бы ты лица наших пекарей в то время: раздаем, раздаем, а муки-то все прибывает и прибывает.

– А исцеления были? – не успокаивался послушник.

– Исцелений было ой как много. И до преставления пастыря нашего, и после. Сколько людей к нам в монастырь приходило! И многие рассказывали, как им являлся светлый старец и исцелял их от смертельных недугов. А потом узнавали Кирилла по иконе. Но запомни, Олекса, все эти чудеса – ничто по сравнению с той любовью, которая была у отца настоятеля к людям. Заповеди Господни у него в крови были. Он дышал и любил. Светлый муж он был, светлый.

– А пророчил? Тебе вот, отче, он что-нибудь обещал?

– Он нам всем говорил, что никто из нас до его смерти не умрет, и что он будет молить и Господа, и Пречистую об обители после смерти. Ну вот, а теперь уж Дионисий и Зеведей преставились, чувствую, скоро и мой черед.

– Не боишься?

– Конечно, страх Божий имею. Но, уж прости меня Господи, упование на Кирилла имею тож. Он и меня, и тебя, и всех нас не оставит.

Вставки:

Запомни: все эти чудеса – ничто по сравнению с той любовью, которая была у отца настоятеля к людям. Заповеди Господни у него в крови были. Он дышал и любил. Светлый муж он был, светлый.