православный молодежный журнал | ||||||
О чем молчат французы?№ 7, тема Свобода и своеволие, рубрика Тема номера
Восемнадцать дней в пригородах Парижа хозяйничал хаос, сталкивая возможное с невозможным. Теперь, кажется, стихия стихает, абсурд уходит и порядок вновь возвращается во Францию. А значит, и в Европу. Но это уже неважно. Деабсурдизация сил хаоса ничего не меняет. Тео Ван Гог в Голландии убит. Лондон атакован. Мадрид подорван. Теперь вот горит Париж. У Европы появился новый хозяин. Он без комплексов, без лицемерия. Париж французов умирает. Париж Магриба родился. От прежнего Парижа остались камни, башня и поля, от которых еще исходит аромат жизни, созданный королями Франции. Но запахи выветриваются очень быстро. Пройдет не так много времени, и Эйфелева башня в Париже будет стоять, как пирамида фараона в Египте. Уже почти нет народа, ее создавшего, нет веры, символом которой она являлась, а она стоит, и арабы-экскурсоводы торгуют не им принадлежащими мифами и преданиями. Вот так же стоит сегодня и Европа, создавая иллюзию существования того, что уже не существует. Париж обречен пузыриться симулякрами, пытаясь соединить декларацию прав человека и ислам. Если он не будет симулировать, имитировать ту жизнь, которой у него уже нет, он перестанет существовать. Французы говорят арабам: станьте такими, как мы. А «мы» – это как если бы христиане. Будьте и вы как если бы мусульмане. А те не хотят терять свою идентичность. Сопротивляются. Франция заменила живой галльский ум скользкой идеологией политкорректности. Франция шизует, критикуя ум с точки зрения безумия. У Франции почти не осталось никакой живой связи с христианской культурой. Вместо Христа у них появились пустышки «общечеловеческих ценностей», упаковки, в которых ничего не упаковано и которые, как пленка, легко протыкаются арабскими ножами. Французы – левые. У них даже правые – это не правые, а те, кто левее левых. До сих пор французам удавалось быть и левыми, и сытыми. Долго ли еще им будет сопутствовать эта удача? Сознание, сдвинутое влево, требует жертв. Оно требует равенства, абсолютная реализация которого ведет к концу истории, к пустоте. В эту пустоту устремился Магриб, север Африки, присваивая себе права гражданина, ему не принадлежащие. А вместе с ним во Францию устремилось и неравенство. Но было это неравенство уже не социальным, а антропологическим, цивилизационным. А оно не устраняется битвой между трудом и капиталом, перераспределением доходов между бедными и богатыми, колониями и метрополией. Магриб пришел со своим уставом в чужой монастырь и потребовал признать право араба быть арабом в Европе, во Франции. И у левой Франции не нашлось аргументов против. И дело здесь не в чувстве исторической вины, не в желании вернуть долг когда-то покоренным народам, а в нежелании прослыть расистами и антигуманистами. Время гуманизма давно уже прошло. Но Европа этого не заметила. Европа слишком высоко возносит человека, поклоняясь ему. Она надеялась на ассимиляцию инородцев и на ассимиляцию людей с Востока. Но новая социализация означала необходимость писать социокультурные коды по уже написанному. В результате через европейскую социализацию проступали коды другой культуры. Так создавались психологические взрывчатки для бессознательного, которое говорит помимо воли и ума человека. Призрак политкорректности обессилил Францию, парализовал ее волю к сопротивлению. Магриб же пустил в ней корни – вглубь, в почву. И эти корни без боли вырвать теперь нельзя. Французы утратили свои корни. Они, как клубника, цепляются за поверхность символическими усиками. У них не корни, а присоски граждан мира. Франция, как Косово, может исчезнуть вполне демократическим решением простого большинства ее жителей. Для мавров культура Франции – это пустыня, среда, которую надо обжить. Здесь ничто их не связывает, ничто для них не свято. Магрибу мало пособий, образования и работы. Он хочет жить здесь цивилизационно, а не только социально. Французы без Бога, а они – мусульмане. Они пассионарии. И они не хотят отказываться от цивилизационного неравенства, требуя одинаковых социальных прав, а также права на отличие от Европы. Магриб успокоится, когда на экране телевизора он увидит свое смуглое лицо, когда женщины наденут хиджаб, а президент Франции будет совершать намаз, когда у каждой улицы будет арабское название, и охранять людей будут полицейские из Северной Африки. И французы как гуманисты не смогут отказать арабам в этом праве, ибо этот отказ будет для них логически не обоснован. Поэтому французы должны смириться, что у них не будет национального государства, не будет дома. Европа – это не дом, а предание, которое подлежит забвению. Сегодня арабы в Париже и французы свободны, ибо свободными можно быть и на эшафоте. Я думаю, настал момент, когда они могут исследовать пределы возможности быть иными. Для этого им нужно узнать, что люди не равны, что смешение рас и цивилизаций ведет к концу цивилизации. Что нет никаких общечеловеческих ценностей, что свобода рождается как привилегия немногих, и когда она становится привилегией всех, она умирает. Что социальный смысл истории требует равенства, а антропологический смысл – неравенства. Что демократия – это зло, с которым трудно примириться приличному человеку, ибо демократия создает иллюзию участия человека во власти. Французы молчат о том, о чем следует говорить. А говорить следует о том, что есть целое цивилизации и у него есть защитники. Что у целого есть права и эти права выше прав человека. Европа постепенно забывает о фашизме. Но проблемы, которые его породили, остались. И эти проблемы требуют решения, а не симуляции решения. Переживет ли Европа время призраков и симуляций? Вот что сегодня беспокоит нас, русских.
Федор Гиренок. Доктор философских наук, профессор. Заместитель заведующего кафедрой философской антропологии МГУ.
Комментарии |
||||||
115172, Москва, Крестьянская площадь, 10. Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru Телефон редакции: (495) 676-69-21 |
Потому как Гейропастан России не друг и не собрат, а враг (скрытый или открытый). Ну в лучшем случае негативно-нейтральный вынужденный торговый партнер. А к таким и отношение соответственное.
Меня как русского, не беспокоит какие проблемы в стане западных русофобов-врагов, потому как и хранцузишки и прочие обитатели Запада (фрицы, итальяшки и прочие шведы) никогда не считали своими нас, и веками лезли грабить и убивать русских людей. Тогда почему меня должно волновать их вымирание?
Есть такая русская пословица - по Еремке и шапка. А то что у них проблемы - так России же от этого считаю и легче.
Так что нечего по врагам панихиду петь. Русский менталитет здесь не уместен, ибо наше же сочувствие к ним, обернется как обычно черной неблагодарностью.