Конкурс "Наследника"

239 дней

Лонг-лист литературного конкурса “Дом Романовых – судьба России”

Номинация «Где правда?»

Автор Олег Сотников

 

 

«Россия без Царя - труп смердящий. Царь - всему голова,  а потому, как тело с отрезанной головой немедленно начинает разлагаться, так и Россию, в случае, если она  лишится царской власти, неминуемо ждет та же участь».

 Преп. Анатолий Оптинский

 

 «Сказка ложь, да в ней намек!

 Добрым молодцам урок»

 А. С. Пушкин, «Сказка о золотом петушке»

 

Пролог.

День 239-й. 25 октября 1917 года

 

…Старшина комендоров крейсера 1-го ранга «Аврора», кондуктор Ефим Малашенко, загнал в казенник баковой шестидюймовки стакан холостого заряда. Палуба легко вибрировала под ногами. Прожектора, шарившие в чернильной мгле Петроградского неба, то и дело упирались в иглу Адмиралтейства, матово сверкавшую золотом. Матрос прислуги орудия - Александр Белышев, еще недавно «главный большевик» крейсера, зябко поеживался и вопросительно поглядывал то на кондуктора, то косил глазом на мостик, где черным силуэтом неподвижно стоял командир «Авроры» каперанг (капитан первого ранга,- здесь и далее, примечания автора) Никольский. Теперь осталось только не сводить с командира глаз и ждать сигнала…

 

День 1-й. 2 марта 1917 года.

Салон-вагон Его Императорского Величества.

 Государь, молча, ходил по своему кабинету. В голове постепенно улегся хаос, и мысли приобрели ровные четкие формы. «Это измена! Обман, трусость и подлость. Как они могли…

В такое время обезглавить страну и армию? Как им пришло это в голову? Откуда в людях…не самых глупых и не самых бедных поселился этот дух разрушения, неужели они не понимают, что этот дух, в конце - концов, разрушит их самих? Надо же придумать такой гнусный подлог, государь закурил и затянулся сильнее обычного,- …фальшивое отречение-сюжет для плохого водевиля, явно масонские происки «думских мудрецов»…Все эти Гучковы и Коноваловы… Мерррзавцы!…Но, Алексеев, Рузский,…Они как могли? Кругом измена, трусость, и обман!» Папироса медленно тлела…

 

День 91-й. 31 мая 1917 года

Особняк Ивана Георгиевича Эрдели, Свиты Его Величества генерал- майора.

…вокруг огромного овального стола сидели генералы и адмиралы. Большинство из них приехали в штатских пальто или в шинелях без погон, а сняв оные, преобразились - ордена, лампасы, аксельбанты, золотые погоны и даже эполеты…

- Господа, мне крайне неловко, что я… мы… с Николаем Владимировичем оторвали вас от более насущных дел. Но, обстоятельства таковы, что терпеть далее, сил никаких нет…

 Говорившего - генерал-адъютанта Алексеева, присутствующие слушали внимательно, или…старательно делали вид, что слушают, памятуя о том, что выступает все-таки один из самых именитых и уважаемых генералов русской армии. Хотя, после известных февральских событий подавляющее большинство русских генералов и старших офицеров не испытывали никаких теплых чувств ни к генералу Алексееву, ни к генералу Рузскому. Отречение государя внесло глубочайшее уныние в ряды русского офицерства, да и народ империи, уже пресытившийся внезапно навалившимся счастьем, со звонким названием - свобода, отрезвел достаточно быстро- исчезли с улиц городовые, зато на улицах появились кучи мусора, а на центральных улицах столицы под подошвами хрустело немыслимое количество шелухи от семечек…

…так вот, я должен сообщить вам, господа пренеприятнейшее известие…,-Алексеев смутился от такой гоголевской фразы,- дело в том, что государь-император... Николай Александрович… не отрекался от престола…

 Сидевшие за большим овальным столом генералы, после секундного замешательства, перешли из статического положения в движение. Лишь двое из присутствующих - Гуссейн Хан Нахичеванский (свитский генерал и командир Гвардейского кавалерийского корпуса) и генерал Келлер, которого еще называли «Первой шашкой Империи» не проявили особого беспокойства. Именно эти два генерала открыто отказались приводить к присяге Временному правительству свои дивизии. Их авторитет в армии был просто грандиозен, и среди офицеров, и среди солдат. Надо отметить, что оба сидели, опираясь на клинки Высочайше пожалованного им за храбрость и подвиги золотого оружия.

- Минутку, господа, - встал рядом с Алексеевым генерал Рузский,- я прекрасно понимаю, что у вас могут возникнуть сомнения в нашей, с Михал Васильичем, искренности. Потому как мы оба, имеем непосредственное отношение к отречению, нет, я скажу прямо и грубо - к низложению государя!

- Разрешите, Николай Владимирович?- привстал со своего места адмирал Русин, еще не так давно занимавший пост начальника Морского генерального штаба,

- Да, пожалуйста, Александр Иванович.

- Мне, я думаю, нет, черт меня подери, я уверен, что всем присутствующим хотелось бы все-таки, знать - как и почему? Почему вы так безапелляционно заявляете о том, что давно уже признано, как свершившийся факт? На чем основываются ваши утверждения?

-Господа! Я прошу вас выслушать все спокойно, ибо, от того что мы доложим вам зависит и судьба России, да и наша личная судьба!

- Да-да,- включился в разговор генерал Алексеев,- все произошедшее в Ставке в конце февраля, вторгло меня в безмерное отчаяние. Мне сейчас стыдно признаться, но я, чувствуя свою вину начал чересчур часто помышлять об уходе из жизни, и вот, находясь в столь подавленном состоянии, я пришел к Николаю Владимировичу…

- А я господа, увидев на пороге Михаила Васильевича, даже обрадовался, потому, как на тот момент пребывал точно в таком же расположении духа, искал выход и не мог найти, ну, не травиться же, в самом деле, как забеременевшей гимназистке, да и пустить пулю в висок, тогда значило бы умереть с позором…

- Ваше превосходительство, прошу вас, довольно посыпать голову пеплом, все присутствующие мне кажется, и поняли и оценили ваши с Михаилом Васильевичем муки совести. Переходите сразу к делу. Прошу простить за резкость, - вице-адмирал Бахирев даже рубанул рукой воздух в нетерпении.

- Благодарю вас, Михаил Коронатович. Если нет возражений, я приступлю,- Рузский поправил свои круглые очки, вытащил…из голенища сапога несколько листочков папиросной бумаги и придвинул к себе хрустальную пепельницу, - вот здесь, господа, изложены ответы на все вопросы которые у вас могут возникнуть, прошу ознакомиться - он протянул листочки сидящем рядом адмиралу Русину.

 Тотчас, остальные собравшиеся встали со своих мест и окружили адмирала, даже Хан Нахичеванский и Келлер подошли и заглянули в кружок собравшихся.

Шелестела тонкая бумага, страницы передавались из одних рук в другие.

- Федор Артурович… Хан, будьте любезны, взгляните и вы, - князь Трубецкой

(еще недавно начальник 2-й кавалерийской дивизии) протянул бумаги Келлеру и Гуссейн Хану.

-Н-да, однако, изрядная гнусность получается господа,- встал из-за стола генерал Каледин.

- Вопрос - что мы будем делать…да, именно – мы, господа! Оставим Россию на погибель и разграбление? Или все-таки, восстановим законную власть,- адмирал Русин тоже встал во весь рост. Он был в парадном мундире, с эполетами, со всеми регалиями, даже с редкой звездой ордена Святых Маврикия и Лазаря.

- Лично я присягал Государю Императору! Один раз, первый и последний!- веско произнес генерал-майор Бурневич ( командир 1-го пехотного Невского полка).

- Отнако, не фы один, Матфей Иакофлевич.- вставил свое слово и барон Густав Маннергейм.

- Итак, - вновь взял слово Алексеев,- позвольте господа мне продолжить. Нами разработан план восстановления власти монарха нашего. План разрабатывали контр-адмирал Струнский (поклон в сторону Русина), генерал-лейтенант Герасимов, которого вы все знаете, еще недавно начальник Петроградского охранного отделения. Предвосхищая все вопросы, хочу заметить, что, даже зная об отношении к жандармам строевых офицеров, я счел нужным привлечь его, как истинного патриота, убежденного сторонника монарха, и, исключительно православного человека. Сочли мы необходимым привлечь и Евгения Константиновича Климовича (генерал- майор, сенатор, бывший директор Департамента полиции), а также - полковника Никитина

(начальник контрразведки Петроградского военного округ). Таким образом, сложение мощи умов армии, флота и правоохраны, привело к появлению плана спасения Государя. Причем в нескольких вариантах. Дело за малым - претворить планы в жизнь. Основной идеей плана является следующее. На днях, Царя вместе с семьей отправляют в Тобольск. Мы посылаем в Тобольск группу наших людей, которые производят подмену императорской семьи. И в течение двух-трех недель будут полностью заменять Государя и его семью. Одновременно, совершаем четкие направленные действия с восстановлением дисциплины в армии и на флоте, восстановлении командования на фронтах, нейтрализация наиболее опасных личностей и группировок в тылу, в частности в Петрограде, Москве и других крупных городах.

- Позвольте, Михаил Васильевич? - генерал Келлер, похоже, уже заинтересовался делом.

- Да, пожалуйста, Федор Артурович…

- Что конкретно уже сделано? Кто персонально занимается спасением Государя? Какие задачи вы поставите мне, да и каждому из присутствующих?

- Благодарю. Попробую ответить. Мною направлен в Тобольск офицер, в обязанности которого будут вменены обязанности по окончательной подготовке операции…

-И, кто же он?

- Капитан Воклярский. Павел Александрович. Смею вас заверить, один из не многих, кому я доверяю всецело…

- Постойте-ка…Воклярский? Знавал я одного…

- Совершенно верно, это - Александра Павловича сын. Достойный офицер!

- Позвольте, уж не тот ли это Воклярский - герой Мукдена? Стало быть, он жив? В газетах, помнится мне, писали, что он не то погиб, не то был пленен японцами?

- Действительно, тяжелораненый он попал в плен. По возвращении был высочайше награжден Георгиевским оружием, после чего пропал…

- То есть, как пропал?

- Успокойтесь…я имею ввиду - выпал из поля зрения. В конце шестнадцатого, по долгу службы, я имел встречу с полковником Батюшиным. О нем вы все прекрасно осведомлены. Речь шла тогда о выполнении одного секретного, и я бы сказал достаточно деликатного поручения, Николай Степанович поручил то дело как раз Павлу Александровичу Воклярскому, в то время – штабс-капитану. Прошу меня простить, господа, я не уполномочен посвящать кого-либо во все тонкости той миссии, скажу только, что Пал Саныч с блеском выполнил поручение. За что, кстати, был пожалован Станиславом с мечами.

- Стало быть, служил он по разведочному ведомству? Однако, справится ли он один? Потому как, не дай Бог конечно, если что-нибудь случится, весь наш план улетит со свистом в то место, которое вслух в приличном обществе назвать стыдно…

- Ну, во-первых, это не единственный наш план. Во-вторых, капитан Воклярский будет там не один. Лавр Георгиевич (Корнилов), любезно выделил ему в помощь троих текинцев из своего конвоя, а не мне объяснять вам - насколько хороши они в бою. В-третьих, роль у Воклярского сродни роли Гамлета, сыгранной Качаловым. Поверьте, Воклярскому, не будь он блестящим офицером, была бы прямая дорога на сцену. И, внешне он очень напоминает Государя. Женская часть семьи…почти подобрана. Ну, а в плену, Воклярский, по словам Батюшина, многим хитростям самурайским обучился. Так что, лучшей кандидатуры я не вижу…

- Очень хорошо. Должен признать, вы убедительны,- старательно выговаривая слова, произнес Хан Нахичеванский.

-В таком случае - за дело господа. Вот в этой папке подробно изложены обязанности для всех присутствующих. Убедительная просьба, господа. Все что вы прочтете, вам надо запомнить. Не делайте выписок и пометок. И я хочу пригласить для участия в нашей встрече, а также для ответов на ваши вопросы генерал-лейтенанта Герасимова.

 Алексеев положил папку на стол. Адмирал Русин открыл ее и, взяв стопку исписанных листов, начал раздавать присутствующим.

 

 Лето 1916 года

Петроград. Николаевская набережная

 Мичман Николай Левашов вышел из здания Морского корпуса, сдвинул фуражку чуть набекрень, одернул китель, лихо откозырял на приветствие двух спешащих мимо гардемаринов, украдкой подмигнул памятнику Крузенштерну. Глубоко вдохнул свежий невский воздух и неторопливо двинулся по Николаевской набережной…

…нынешним утром, проявив, как ему казалось, настоящую морскую точность, он побывал в Морском генеральном штабе (Генморе), где ему вручили приказ о назначении- с завтрашнего дня он становился адъютантом для поручений при начальнике оперативного управления Генмора контр-адмирале Струнском. Лично представиться Левашов не смог - третьего дня адмирал был срочно вызван в Ставку с докладом, и должен был прибыть только завтра. Таким образом, Николай получил аж целые сутки незапланированного отпуска. Что же, такие подарки судьба дарит не так часто, особенно во время войны, и юный мичман решил воспользоваться подарком в полной мере. Навестив в Корпусе своего старого приятеля - Сережку Василиотти, с которым вспомнили веселые времена учебы, однокашников, посетовав вместе, что не удалось им пока совершить подвигов… ах, как они мечтали о подвигах, будучи гардемаринами, как мечтали отомстить за Цусиму, как мечтали все вместе попасть на один корабль, и тогда - держись кайзер! Свежий ветер только усилил боевой дух Николая, а потому решил он, что неплохо бы подкрепить настроение двумя – тремя, а может и …пятью пирожными. Дело в том, что Коля очень любил сладкое, от чего страдал безмерно. Не пристало мужчине и офицеру иметь столь «дамское» увлечение! Но, ничего он не мог с собой поделать. Итак, сначала курс на кондитерскую «Шато Нуар», что буквально в трех кварталах от Корпуса. Интересно, вспомнят ли его там? Во время учебы, частенько, Коля, вместе с Сережкой Василиотти и Костей Терлецким заказывали целое блюдо с эклерами, и под сельтерскую все это благополучно съедали! К немалому, удивлению и сочувствию посетителей. Вкус того нежнейшего крема пирожных, Коля часто вспоминал, сидя за столом в кают-компании эсминца «Забияка», он и курить начал в большей степени из-за того чтобы избавиться от «сладких мук».

 Между тем, мичман прошел траверс Николаевского моста, впереди был поворот на Четвертую линию, а навстречу Николаю подкатил извозчик. Подкатил с шиком - коляска на дутых шинах, жеребец серый «в яблоках», неохотно отреагировавший на зычное «тпрууу», из кожаной глубины коляски поднялся женский силуэт, лица не было видно – таинственная женщина, скорее – девушка, державшая перед собой стопку книг. Держала бережно и осторожно, непроизвольно поднимая их выше…«Надо бы помочь», - мелькнуло в голове Николая, и он уже повернулся было к пролетке, как вдруг жеребец нервно дернулся. Николай в один прыжок оказался около коляски, и успел подхватить, да, чего там - поймать в объятия стройное хрупкое девичье тело…книги упали и рассыпались, и Коля увидел очень близко широко распахнутые…и, невообразимо прекрасные серые глаза… искра пробежала от макушки до пят.…Несколько секунд длилось оцепенение, потом Николай почувствовал ужасную неловкость и отпустил девушку.

-Благодарю вас…Спасибо…, - девушка видимо тоже была очень смущена, отчего румянец на ее щеках наливался густотой.

- Да, я…не стоит же, право…., Коленька вдруг почувствовал, что тоже краснеет, и он присев начал собирать рассыпавшиеся книги.

Девушка, тоже видимо избавившись от неловкости, стала ему помогать.

- «Учебник военно-полевой хирургии»…Вы врач? - спросил Николай

- Ну, что вы, вообще-то я учусь на Бестужевских курсах, готовлюсь стать учителем. А эти книги.… Понимаете, я записалась на курсы сестер милосердия, ведь сейчас война и нужнее быть там, где можно помочь. Ведь, правда? Ой, а как вас зовут? Могу я узнать имя своего спасителя? - девушка говорила быстро, передавая книги Николаю.

- Николай…Коля…

-А я - Лиза, мне очень приятно! Коля, вы поможете мне донести все это, вон, до того подъезда, я там живу.

- Непременно…с удовольствием.

А, от указанного Лизой подъезда уже спешил, распахнув роскошную ливрею и распушив по ветру бороду швейцар.

- Скажите, Лиза, могу ли я… просить вас о встрече…,-Коля стушевался, не зная, что сказать дальше.

 Лиза быстро глянула в Колино лицо, задержала взгляд на книгах, которые неловко обхватывали руки мичмана.

- Ну, я даже не знаю, может быть в субботу?

-Простите Лиза, с завтрашнего дня я заступаю на службу, и пока не могу быть уверен, буду ли располагать временем в субботу….

 Тем временем подбежал швейцар, прогудел что-то вроде - «што уж вы так барышня»- исподтишка подмигнул Коле, подхватил кипу книг и двинулся обратно к своим вратам.

- Тогда, а что, если… сегодня? Мы с маменькой и Агашей идем нынче к вечерней, в Андреевский собор, это на Большом…проспекте…знаете?

- Конечно, это же наш храм…нашего Корпуса. Агаша – это ваша сестра?

-Агаша - это наша прислуга, и - моя ученица! Я учу ее французскому языку! - Лиза мило улыбнулась,- я же буду учителем, вот и практикуюсь!

- Знаете Лиза, а я совсем не знаю французского. Мне очень стыдно, но - это так! И если бы вы …вообщем, я почту за честь быть вашим учеником.

Лиза рассмеялась.

- Только предупреждаю, я очень требовательна, а еще - нетерпеливая! Мне кажется, вам будет очень трудно!

- А я, напротив - очень терпелив и усидчив,- Николай незаметно выдохнул, ему стало вдруг очень хорошо и легко.

- Значит, мы договорились! Спасибо вам еще раз, Коля, и, до встречи. Я буду ждать вас сегодня, очень! - Лиза вновь зарумянилась и протянула руку. Николай очень бережно пожал ее. В душе юного мичмана творилось что-то непонятное, доселе неведомое, очень теплое и нежное…

 

Генерал-лейтенант Герасимов

бывший начальник Петроградского охранного отделения

 На фоне столь грандиозного великолепия орденов и золотых позументов я, конечно, выглядел, если не белой вороной, то очень и очень скромно, к тому же я был в пиджачной паре с обыденным галстуком. Когда Мих.Вас. (Алексеев) представил меня, как генерал-лейтенанта, мне бросилось в глаза - многие эти увешанные многими победами генералы (сказано без тени иронии!)- скептически, даже оценивающе восприняли мое появление. Увы, это для меня не новость. Отношение офицеров армии, и гвардии в особенности, к Отдельному корпусу жандармов и к Охранному отделению общеизвестно. Да, Бог с ними. Простим им недомыслие. Поскольку я уже был в курсе дела, о сути Алексеев известил меня заблаговременно, то я, уже размышлял только о практической стороне дела.

Н-да, спасибо, что Евгений Константинович (Климович) во время обратился к своему брату - приват-доценту юридического факультета, который и дал заключение о коварной подмене.

…Итак, решено направить в Тобольск офицера. Значит, мне потребуется «пан Грошик»- «блинопек» (фальшивомонетчик) высочайшей квалификации. Польский еврей, которого я уже однажды спас от каторги. Уж он - то изготовит все что угодно! Не то, что подделать факсимиле этого адвокатишки (Керенского) и прочую канцелярщину. Мое предложение, о необходимости принять-таки меры к так называемым вождям и лидерам всех «революционных», а стало быть, представляющих настоящую опасность партий и групп, принято безоговорочно. Имеющиеся у меня в личном резерве бывшие чины Департамента полиции, и также - старые агентурные связи в революционной среде я предложил задействовать, а результаты передать полковнику Никитину. Борис Владимирович заверил, что после установления лиц, могущих представлять хоть малейшую опасность, все они будут незамедлительно арестованы и препровождены в одну из тюрем Петрограда. Слава Всевышнему, тюрьмы у нас - крепкие, ну а тюремщики - безразличны к лозунгам об утопической социальной справедливости. Да, не забыть, в первую очередь, нужно, во что бы то ни стало нейтрализовать Ульянова (Ленин) и Бронштейна (Троцкий). Уверен, что сможем для них найти камеры - посырее, да потемнее, ну и с крысами конечно, как же без них, это чтобы господа, пардон, товарищи не слишком скучали в одиночестве! Следующее, что вызывает озабоченность - бесконтрольные деньги от некоего заграничного банковского дома, которые адресованы для этих самых большевиков. Вот тут, я думаю надо действовать очень быстро, и решительно - обойдемся и без ударных отрядов, они еще понадобятся в другом месте. Так, а почему мне бы не вспомнить про Федю Сиплого? Налетчик опытный, да и банк ему «подломить» (ограбить) только в удовольствие. Вот его - то шайка и обчистит наших доморощенных якобинцев. Эх, как хочется посмотреть на это действо. Оставим бунтовщиков без средств к существованию, вот тебе и революция! Уж я то эту публику хорошо знаю…ох, как они забегают…а уж как грызть будут друг друга, как лаяться начнут…как собачки в цирке сеньора Чинизелли! Вот тут-то мы их голубчиков всех и сцапаем, тепленькими!

 

 Государь - Император Николай Александрович.

 Мысли, не вошедшие в дневник

…Нынешней ночью явился во снах светлый лик отца Иоанна Кронштадтского, его ясные и чистые глаза. Вспоминалась их первая встреча в Ливадии, в скорбные дни, когда отошел ко Господу отец - император Александр.… Вспомнилось еще, как ему, тогда еще совсем безусому цесаревичу, учитель его - Константин Петрович (Победоносцев) не уставал втолковывать, что только вера и церковь – основы государства. Государство не может быть представителем одних только материальных интересов общества, ибо тогда оно само себя лишило бы духовной силы, само бы отрешилось от духовного единения с народом. Государство может быть сильным и значительном только в том случае, если в нем явственно видно представительство именно духовное! Только при крепкой вере, возможно, укрепить в народе чувство уважения к законам государства, доверие к государственной власти…

 Умнейший Константин Петрович был уверен, ничего в государстве не будет во благо, во благо народа, государственного устройства без религиозного, христианско-нравственного начала, а если этого не будет - не будет прочного государства! Только христианство может быть основой духовной в государстве. Не для нас, не для России все эти европейские парламентаризмы, кои столь настойчиво пытаются нам привить, ибо родят они великую смуту, затуманивая русские безумные головы, служить не Богу, не Отчизне, а… только от желания плести интриги…

 

Лето1916 года

Петроград. Летний сад

 Намечающаяся осень, еще не коснулась прелести Летнего сада. По аллеям прогуливались празднично одетые пары, откуда-то из глубины парка плыла музыка, невидимый оркестр играл «Амурские волны», дамы щеголяли зонтиками в кружевах и шляпками с серебристыми вуалетками, среди гулявших выделялись офицеры-фронтовики в поношенных, но, чистых и аккуратно выглаженных кителях и гимнастерках, черными платками перевязей и тусклым блеском боевых орденов.

 Среди всего этого, спокойного воскресного дня, средь пестрой публики, по дорожкам Летнего сада неспешно, словно стараясь затянуть время, чтобы побыть вдвоем, прогуливались и Лиза с Николаем Левашовым. Девушка трепетно сжимала в руках букетик скромный белых хризантем, время от времени поглядывая на своего…да, на своего рыцаря!..

-Мне кажется, было бы замечательно отправиться к нам на дачу. Мы снимаем дачу в чудесном и тихом уголке в Озерках. Туда ходят такие забавные паровозы, маленькие, со смешными свистками…Я вас приглашаю Коля, мы будем пить чай на веранде, непременно с малиновым вареньем и слушать пение птиц, а вечерами играть в лото и слушать граммофон…папа очень любит Собинова, а вот мама – Нину Дулькевич.… А вы знаете Коленька, моя мама замечательно поет. Я думаю, даже не хуже чем Дулькевич, и уж во всяком случае, получше Насти Вяльцевой…Правда, мама со мной не согласна…

- А мне нравится Варя Панина, у нас на эсминце был граммофон и только одна пластинка с романсами…граммофон только купили - пластинками не успели обзавестись.…Зато в кают-компании стояло пианино! Офицеры любили собираться и слушать, как играет Иван Карлович, наш старшой.

-Коля, а старшой - это кто?

- А это - старший офицер …

- Постойте, мама говорила, что наш папа тоже был старшим офицером, но, это было давно, мы тогда жили во Владивостоке....

- И мы жили во Владивостоке, а уже плохо помню это время, запомнилось лишь, как мама надела траур по отцу

- Ваш папа погиб? Мне очень жаль…

-Да, он служил штурманом на броненосце «Ослябя». Погиб в Цусиму. Матушка после этого не снимает траур.

-Господи, как это все печально…Коля, а вы не хотели бы сменить профессию. Это же так страшно погибнуть молодым. Может быть, есть другое занятие? Чем плохо, например, быть учителем, или инженером…

-Нет-нет, поймите меня правильно - я просто обязан быть в море, как отец, как мой дед, прадед. Вы знаете, мой прадед был простым матросом, выслужился сначала в боцмана??, потом и в офицеры вышел, так что деду моему с колыбели уготована была дорога на корабельную палубу! Вот уж скоро век, как Левашовы выходят в море, принимают бой и если надо слагают головы за Отечество, под славным Андреевским флагом!

-Ой, как вы красиво говорите Коленька!

 Николай и сам почувствовал, как запылали его щеки.

-Так всегда говорил нам – гардемаринам - начальник Корпуса. А еще он говорил, что для настоящего офицера самое большое счастье – это погибнуть за Отчизну, выполняя свой долг. Вы уж простите меня Лиза, я так воспитан…

- Ну, что вы, Коля, и вам совершенно не следует извиняться. Вы сейчас говорите в точности как мой папа, вас нужно обязательно познакомить! Он вам понравится. Да и вы ему тоже. Я просто уверена в этом!

- Лиза, вы говорили как-то, что ваш батюшка служит по морскому ведомству?

 -Да, у него борода, пенсне и погоны, - рассмеялась Лиза,- а как называется его служба, я не знаю. Да не стоит так волноваться, мои родители просто чудесные люди…

И, я им уже говорила, что хочу в воскресенье пригласить к нам на обед…одного милого молодого человека!

- Даже не знаю, поверьте, я не отказываюсь, но в данном случае не могу себе представить насколько это удобно да и….

- Коля, ну вы же офицер…и мужчина! Это же вас ни к чему не обязывает, просто мне будет очень приятно, если вы познакомитесь с моими родителями. Хочу вам признаться, я уже достаточно рассказывала им про вас, так что, они уже очень и очень осведомлены…

- Простите Лизонька, я, правда, чувствую робость. Однако. Решено! Назначайте день и час!

- Воскресенье. Два часа пополудни! Мой адмирал!

 

Лето 1916 года

Квартира Струнских

 Дверь в квартиру Струнских распахнулась сразу же, как только Левашов коснулся кнопки звонка. На пороге стояла Лизонька! Такая легкая, такая воздушная в шелковой блузке цвета пепельного мартовского снега и темной серой юбке, на тоненькой шейке качнулся серебряный медальон.

 -Здравствуйте Коленька! Проходите, пожалуйста, проходите, Агаша, прими у Николая … ээ…

-…Александровича…

- …Александровича фуражку….

- Наконец-то, явились, давно уж вас ждут. Я три раза уж самовар грела, а вы все где-то ходите-бродите…- забубнила себе под нос Агаша.

- Не ворчи, - засмеялась Лизонька и, подхватив за руку смущенного Колю, потащила за собой вглубь квартиры.

…Зайдя в гостиную, Николай обомлел. Около большого круглого стола стоял… его нынешний начальник – контр-адмирал Струнский, собственной персоной. Рядом на стуле сидела красивая статная женщина в белоснежной блузке, с высокой короной пепельно-русых волос, лицом очень похожая на Лизу.

Умница Лизонька, не дав опомниться Николаю, подвела его к столу…

-Мама, папа, это - Коля…Николай…мой… друг!

Струнский первым сделал шаг навстречу, поняв, в каком замешательстве пребывает юный мичман.

- Ну, что же, Коля-Николай, а меня зовут Михаил Петрович, совсем как адмирала Лазарева, надеюсь, так вам будет лучше запомнить,- с широкой улыбкой произнес глава семейства и подмигнул Николаю.

- А я, стало быть, мама этого взбалмошного создания, меня вообще просто запомнить - Анна Петровна…вы любите Пушкина? Вот и отлично, прошу всех к столу. Агаша, где же самовар?

- Анна Петровна из семьи адмирала Пещурова, а имение их недалеко от Тригорского, ну а там, знаете ли, все пропитано пушкинским духом,- заметил Струнский.

- Кол   я, садитесь, пожалуйста, вот здесь, я сяду рядом с вами и буду за вами ухаживать,- Лизе очень нравилось роль хозяйки,- мама, папа, ну что же вы, присаживайтесь!

 В дверях появилась Агаша, неся перед собой медный, весь в медалях, клокочущий паром самовар, что-то ворча себе под нос …

- Вы знаете, Коленька, Агаша у нас - просто мастерица! Вот попробуйте, какой она испекла пирог с визигой – объеденье!

- Ну, полно-полно! Коленька, угощайтесь, - сказала Анна Петровна.

…Обед был великолепен. Николай отдал должное и пирогу с визигой и терпким нежинским огурчикам, и бланманже с мятой, и нежнейшим цукатам.… А когда они пили чай с малиновым вареньем, Николенька почувствовал как на лбу и на висках выступили капельки пота, и вновь чувство острой неловкости охватило мичмана. И опять выручила Лиза - крошечным платочком она легко и нежно смахнула капельки на его висках и положила платочек на стол, коснувшись ладони Николая. Он руки не убрал, и узкая Лизина ладошка осталась поверх его ладони, и вновь, теплый комок ворохнулся в груди мичмана. Родители Лизы, если что и заметили, то тактично не подали виду…

 Разговоры за столом вели в основном Анна Петровна и Лизонька, сидевшая подле Николая и всячески старавшаяся вовлечь его в непринужденность семейного круга. Говорили о спиритических сеансах, о модном ныне движении суфражисток, о том, что крендельки надо посыпать сахарной пудрой сразу же, пока они только из печи. Кстати, Лизонька, телефонировала твоя крестная-сестра Марфа, собирается навестить нас…

- Коленька, Лиза говорила нам, что вы уже воевали? - мягко поинтересовалась Анна Петровна.

- Да, немного, потом наш корабль встал на ремонт.

- Николай Александрович служил на эсминце «Забияка», где командиром барон Коссинский.

- Ах, неужели Алексис Косинский? Такой блестящий офицер, всегда тактичный и воспитанный, а как он мило картавит!

- Коленька, а почему ваш кораблю встал на ремонт? - невинно спросила Лиза.

- Подорвался на мине,- просто ответил Николай.

-Ой! - Лиза в испуге закрыла рот ладошкой,- как же так?

- Накануне сочельника, в минувшем году, у маяка Дагерорт.

- Вам было страшно Коля? Это же так опасно…на мине!

- Да,- не стал скрывать Николай,- страшно было очень. Я ведь, по боевому расписанию, находился у телеграфа на мостике, потом взрыв…Алексей Михайлович послал меня в корму узнать, помочь, если понадобится, вот я там все время и был - раненым помогал выбраться, потому что вода из пробоины заливала отсеки, и если бы тогда «Новик» с «Победителем» вовремя не подошли…

- Бедненький вы мой…, - сказала Лиза, погладив руку Николая.

После обеда, папа предложил – дамам попудрить носик, ну, а кавалерам позволительно выкурить по сигаре - прошу в мой кабинет, Николай Альсаныч!

-Угощайтесь, Николай,- Михаил Петрович протянул Коле открытую коробку сигар,- и давайте-ка, выпьем с вами по рюмочке коньяку, настоящего - шустовского, еще довоенного, за знакомство, так сказать, по-мужски.

-Благодарю,- ответил мичман, принимая крошечную рюмку.

-Однако, как же нам выкрутиться? Н-да, ситуация требует разрешения… Ладно, я сам отработаю маневр! Ну, со знакомством! А вы, кстати, готовьтесь, через два, пожалуй, через три дня,- Михаил Петрович улыбнулся какой- то своей мысли,- мы должны быть в Гельсингфорсе.

 Когда мужчины, взбодренные шустовским, появились в гостиной, Лиза с маменькой стояли возле окна и о чем- то шептались…ох уж эти женские секреты!

- Мадам! И мадемуазель, разумеется тоже! Надеюсь, вы уже попудрили свои носики? Если так, то…мы вынуждены сообщить вам известие…, - Струнский выдержал многозначительную паузу, обвел глазами присутствующих.

 Лиза распахнула в недоумении глаза, Анна Петровна с тревогой посмотрела на мужа, а Коля, наоборот, весь налился краской и стал лицом напоминать малиновое варенье, которое он четверть часа назад так усиленно поглощал ложкой.

 Довольный произведенным эффектом, Михаил Петрович продолжил: «…а дело в том, что вчерашним днем, наш юный друг – мичман Левашов, назначен адъютантом …контр-адмирала Струнского. Вашего покорного слуги!», и довольно захохотал.

 Когда смысл сказанного дошел до Лизоньки, она пискнула и повисла у отца на шее. После секундного замешательства, засмеялась и Анна Петровна, материнским сердцем и женским чутьем поняв, что видимо, в их семье скоро произойдут определенные события…

 

День 195-й, 10 сентября 1917 года

Перегон Екатеринбург-Тюмень

 В вагоне четвертого класса был шумно и дымно. Шестеро женщин, облаченных в черные подрясники и черные же клобуки, скорбно поджимали губы. Из соседнего купе (хотя назвать грязный обшарпанный закуток благородным словом-купе, было бы достаточно смело) доносился гогот и витиеватая матерщина - трое солдат, по виду похожих на закоренелых дезертиров нещадно смолили ядреный самосад и брякали стаканами с мутной жидкостью. Единственная из шести женщин настоящая монахиня – сестра Марфа перебирала четки и погладывала из-под опущенных ресниц на сидевшую напротив «сестру Марию». О, когда Марфу посвятили в тайну, да рассказали кто эта женщина, сестра долго крестилась и шептала молитвы. Да и было от чего, ибо женщиной напротив, была поручик Мария Бочкарева, известная всему Западному фронту под прозвищем Вахмистр. Прозвище, полученное ею за пристрастие к рукоприкладству. Справедливости ради, надо отметить, что била не только своих, но и чужих изрядно колошматила. Деникин, после того, как вручил ей Георгиевский крест, поделился с адъютантом: «Как там у Некрасова? Коня на скаку? Думается, что эта дама и эскадрон остановит, даже не поморщится!» Трое были подчиненными Бочкаревой по Женскому батальону смерти, преданные ей до самых последних закоулков таинственной женской души, а четвертой монашкой - Елизавета Михайловна Струнская, Лизонька …

…Вагон мерно раскачивался. Парочка солдат-дезертиров в воняющих прелостью и карболкой беспогонных шинелях, выдыхая жуткий перегар самогонки, чеснока и табака остановились рядом.

- Не, ты гля-кось, Антоша, каки сестрички с нами едють…

- Да ну их…черные, ак, жуки навозные.

-Да ты этно брось…Вона, ту бы я пошшупал…Ты гля, каки тыквы то у ей…

Сестра Марфа медленно, но со значением произнесла: «Ступайте себе с миром, солдатики. Не гневите Господа…»

- А ты, сморчок трухлявый не вякай…а то мы тя живо к праотцам отправим…

Услышав это, поднялась «сестра Мария».

-Чего же вы к старому человеку то пристали? Меня отправьте…готовая я ...возьму на себя грехи…токмо пойдемте ужо в тамбур, что ль…там и грех приму…да и вам отпущу…

Лица дезертиров расплылись в похотливых ухмылках, подталкивая, друг дружку, отпуская сальности и негромкие смешки, двинулись они вслед за Марией в тамбур.

Сестра Марфа осенила себя крестным знамением… «Господи упокой душу, рабы твоей…», и запнулась на полуслове, увидев возвращающуюся Марию.

- А, как же,…а где же нехристи-то эти?- в недоумении громко прошептала сестра Марфа.

- Отпустила я …грехи ихние…да и самих отправила…куда они хотели тебя снарядить! - криво ухмыльнувшись, ответила Мария.

-Свят, свят, свят…

Остальные «сестры» понимающе переглянулись, продолжая впрочем, хранить полное молчание.

 …Поначалу она всего лишь хотела вразумить пьяных бесстыдников, но когда один из них сунул ей в лицо револьвер, Мария повинуясь фронтовой привычке, мгновенно выдернула из необъятных рукавов подрясника трофейный немецкий штык и двумя резкими тычками уложила удивленных дезертиров рядком, на замызганный пол тамбура.

 Меж тем, третий дезертир, по всей видимости, из-за духоты, прервал свой тяжелый похмельный сон и появился перед «сестрами».

- А-а, энто…иде Антоша…а Хузьма иде…а? Сестрички, а иде оне? А?

- Да, они, милок, видать не поделили чего-то, ну и пошли, туда вон…,- «сестра Мария» мотнула головой в сторону тамбура.

 Получив направление, дезертир, с большим трудом удерживаясь на подгибающихся ногах, бросаясь из стороны в сторону, в трясущемся вагоне, пошел в тамбур.

Мария с Марфой переглянулись. Мария глаз не отвела, лишь натянуто улыбнулась. Через минуту, перекрывая стук колес и вагонный галдеж, раздался душераздирающий крик, длинный…перешедший в не менее длинный жуткий вой. Двери в тамбур с треском распахнулись, из них вывалился абсолютно бледный трясущийся, вмиг протрезвевший давешний дезертир.

- Ну, чего ты, милок?- сестра Мария потянула его к себе, обняла.

Тщедушный солдатик прильнул к Марии и внезапно разрыдался.

- Я…да как ...а что ж…мы…это…их,- трясся он.

- Ничего, это ничего голубок, ты молись, да воздастся тебе! - Мария негромко приговаривала слова утешения, посматривая на сестру Марфу.

А вот сестра Марфа, глядя на такую картину, потеплевшими глазами думала, что Мария – она же и не такая уж и страшная. Истинно сказано в Писании - образом Божиим почтен человек…

…и вспомнила сестра Марфа, как ее старинный друг, адмирал Сашенька Русин, внезапно приехал к ней в обитель, благо, что монастырь находился в десяти верстах от столицы. Прошлись вместе по монастырским дорожкам, посидели в уютной ротонде, увитой диким виноградом, вспомнили юность, забавные истории, женитьбу Саши на лучшей подруге детства и юности сестры Марфы - Сонечке Алексинской…Марфа терпеливо ждала, чувствовала, что не только из-за воспоминаний приехал Саша.

- Анна,- назвал он ее уже подзабытым мирским именем адмирал,- мне нужна твоя помощь. Нам нужна твоя помощь…

-Саша, я слушаю тебя…

- Дело в том, что я, пусть косвенно, как и еще несколько генералов, оказались причастны к свержению государя…

- Что ты говоришь такое? Саша! Я же знаю, что ты отказался подписывать…

- Увы, но это так! Аннушка, во имя нашей многолетней дружбы, прошу тебя выслушать меня до конца, и не торопись меня осуждать…

- Да-да, я слушаю тебя очень внимательно,- сестра Марфа выпростала руки из обширных рукавов и неслышно перебирала четки.

-Видишь ли, в чем дело, государь начертал собственноручно текст Манифеста на трех телеграфных бланках, точнее на чистых оборотных сторонах этих бланков. Как нам доказали люди сведущие, имеющие изрядный опыт в криминалистике, второй лист, то есть в прочтении - середина Манифеста, была изъята и вместо нее вложена «осьмушка» с текстом, который изменил весь смысл того что было начертано Государем. Понимаешь Аннушка, Государь написал приказ «к верным сынам Отечества повиновению Государю» в тяжелую минуту испытаний! И не было там ни слова об отречении! Не было! Да и как мог он бросить Россию на произвол судьбы!

- Погоди, дай опомниться. Но, я виделась с Государыней накануне ее ареста, она сказала, что Государь отрекся в пользу великого князя Михаила, брата своего.

- Да нет же! Нет! Государя просто уже поставили в тупиковые условия, когда он увидел телеграмму, которую он, якобы, подписал…. все эти гучковы, шульгины, милюковы… изменники, шельмы, иуды! Так ударить… Пойми, что унизили не только Государя, унизили всю Россию!

- Сашенька, подожди. Дай в себя придти! Ты рассказываешь невероятное, я даже не в силах все объять. Вот только скажи мне, а почему же Государь, после того как появилась фальшивка, не стал добиваться справедливости?

- Анна, друг мой, ну ты, как никто другой прекрасно знаешь характер нашего Государя, его христианское смирение, только в этом я вижу причины того, что он никак не стал опровергать, да и что опровергать? То, что, как получается он сам и подписал? Можешь ли ты поверить в то, что наш Государь…как бы это поделикатнее выразиться - ослабел умом?

- Никогда! Довольно, скажи, чем я могу помочь, что я должна делать?

- Коротко - спасти Государя и его семью! План таков. По имеющимся сведениям, в конце июля, Государь будет отправлен в Тобольск. К сожалению, помешать этому мы уже не в силах. А, права на ошибку у нас нет. Поэтому, решено, не мешать этому вынужденному вояжу. Итак, наш человек, находящийся в Тобольске будет следить и сообщать нам обо всем, что там происходит. Тебе надлежит вместе с несколькими женщинами, в монашеской одежде выехать в Тобольск. Там ты свяжешься с нашим агентом, точнее - он сам тебя найдет. Вы в нужный момент замените для окружающих Государыню и дочерей, Цесаревича мы, под видом недомогания отправим в больницу, где уже он и…исчезнет. Вам - «женской части семьи» надо будет продержаться в этой роли всего несколько дней. Трех женщин, они из «ударного батальона смерти» и очень похожи на дочерей Государя, подобрали. Нужно подыскать еще одну, с позволения сказать – «дочь». А именно, самую младшую - Анастасию. Ну, а тебе временно придется стать Александрой Федоровной. Ты ее знаешь. Ты очень на нее похожа. И, - главное, она знает тебя и верит тебе! Ты и объяснишь ей весь план спасения!

- То есть, мне надобно найти еще одну девушку? Не беспокойся – найду! Думаю, Аликс простит меня за то, что несколько дней побуду Ею! А ведь я ждала… Предчувствовала, что так и будет!

-О чем ты, Аня?

- Ты знаешь, что Богородица уже являлась? Сначала далеко-далеко от нас – в Португалии, потом, сестры рассказывали – слышали от паломников - и в Козельске, и в Муроме, и над Гатчиной - везде лик Божией Матери видели…

Русин перекрестился.

- Слава Богу, не оставляет он нас и Богородица поможет России пережить смуту!

…Когда адмирал уехал, сестра Марфа помолилась, собрала нехитрый узелок и отправилась в Петроград.

…Вагон заскрежетал на повороте и сестра Марфа очнулась. Пьяненький солдатик посапывал на широкой груди Марии, сама она рассеяно поглаживала его по голове, остальные «сестры» спали, навалившись друг на друга, и только Лизонька, крестница, бледненькая до прозрачности, похудевшая, носик обострился, а в глазах огонек появился- то ли упрямства, то ли жертвенности, и духом не падает, и не жалуется…

А впереди была Тюмень, Тобольск, Иоанно - Введенская обитель!

 

 День 201-й 16 сентября 1917 года

 г. Тобольск

 Полковник Кобылинский (начальник особого отряда по охране царской семьи) стоял у ворот дома на улице, по иронии судьбы названой – улицей Свободы. До февральских событий, в этом добротном двухэтажном каменном доме преспокойно проживал себе тобольский губернатор. Евгений Степанович щелкнул портсигаром, мимолетно вспомнив, недавнее предупреждение доктора Боткина о вреде курения...

 «Ай-яй, батенька, вам бы оставить курение. Не ровен час хватит вас удар. С вашей-то раной, ай-яй-яй…»

 Усмехнувшись про себя, полковник раскурил-таки папиросу. Вечер обещал быть теплым, поэтому Кобылинский решил пройтись пешком. Тобольск хоть и был губернским городом, но улиц, в том самом - «городском» смысле было не так уж и много, окраины представляли собой сущие трущобы, опасные и коварные в ночное время.

 На Купеческой, в трактире «Сипягин и сыновья» окна были распахнуты настежь, доносился типичный для таких заведений шум - нестройный гул голосов, бряканье посуды. В окне хорошо были видны часы-ходики, стрелки показывали без пяти минут девять…

....сегодня утром, Государь вместе с семейством отправился в церковь. Кобылинский, как обычно, сопровождал процессию. Пока в Воскресенском храме шла служба, солдаты конвоя, рассевшись на лавочке, смолили цигарки и лениво матюгались.

« И это - опора Престола? Краса и гордость русской гвардии?»,- с тоской и неприязнью подумал полковник, расправил портупею, и хотел, уже было призвать распоясавшихся солдат к порядку, но в этот момент воздух всколыхнули колокола и в открытые двери храма потянулись прихожане – служба закончилась. В разноцветье ситцевых платочков, бород, усов и монашеских клобуков вдруг мелькнуло удивительно знакомое лицо…

… «Не может быть… Проклятая жара…». Через мгновенье, знакомое лицо вдруг оказалось прямо перед Кобылинским.

- Господи, Паша, ты?

- Тсс, вечером, в девять, на Купеческой, у трактира,- быстро и отчетливо проговорил Павел, и исчез.

…Тогда, в 14-ом, рота Кобылинского вела тяжелые бои в Мазурских болотах. Германцы перепахивали русские позиции снарядами тяжелой артиллерии, потом шли длинными цепями в атаку, натыкаясь на яростный ружейный и пулеметный огонь русских. Трижды поднимал Евгений Кобылинский своих солдат в штыковую. Когда же стало ясно, что упрямых русских так не взять, германцы вывели на прямую наводку полевые пушки и в течение часа прицельно били по окопам, блиндажам, пулеметным гнездам, один из снарядов ударил рядом с тем местом, где находился Кобылинский…Острая боль в груди, темнота в глазах…

Он очнулся от того, что чужие руки шарили за пазухой, пытались сорвать образок с шеи. Евгений слабо пошевелил рукой и открыл глаза. Над ним склонился дюжий колбасник и деловито мародерствуя, щерил широкий гнилозубый рот. Сорвав-таки образок, поднес самому носу, долго разглядывал, и видимо, не посчитав за ценность, бросил Кобылинскому на грудь, сочувственно посмотрел в глаза будущей жертве, и… потянул из ножен тесак…

…Вдруг, из-за бруствера мелькнула стремительная тень, прыгнув на спину германцу. Громкий хруст, сдавленный стон …и тевтон мешком осел на дно окопа, тень материализовалась и приняла облик вполне обычного, улыбчивого штабс-капитана.

-Как вы? Куда попало?

-В грудь…

-Лежите, лежите, санитары уже идут…

-Тихо как…бой окончен?

- Все в порядке, отбили германцев…

- А этот…, -Кобылинский попытался привстать

- Да обыкновенный мародер…

-…а-а-а, что с ним стало?

- …упал неудачно.… Ну, вот и санитары!

- Как вас зовут?- Евгению было трудно говорить

- Генерального штаба штабс-капитан Воклярский Павел Александрович. Честь имею!

...стрелки на ходиках сложили прямой угол. Кукушка девять раз выскочила из-за своей дверки. Кто-то сзади мягко тронул полковника за плечо. Повернувшись, он от неожиданности даже отшатнулся – огромный азиат почтительно склонил бритую голову:

«Гаспадин, пажалюста, прозят вас, пажалюста». Озадаченный Кобылинский последовал за азиатом в трактир. Там, в отдельном кабинете, был накрыт стол, а за столом восседал сам - Павел Воклярский. В белой рубахе, черной жилетке, на животе - массивная золотая цепь.

-Саг бол, Сапар (Спасибо, Сапар-туркмен.), - кивнул Воклярский азиату,- проходи, садись Женя. Только я сейчас, временно, не Павел, я нынче - купец первой гильдии Иван Митрофанович Сипягин…правда, тоже ненадолго!

- То есть, насколько я понял, встречи боевых товарищей у нас не будет,- сразу же ответил Кобылинский,- переходи к делу, купец первой гильдии, не зря же ты здесь оказался, разведчик…

- Отлично. Сразу по делу. Скажи, могу ли я тебе доверять, точнее - доверится тебе? И в какой мере? Пойми меня правильно - речь идет о чрезвычайно серьезном, секретном, ответственном и опасном деле, в котором ты можешь оказать неоценимую помощь, а главное – понимаешь, времени катастрофически мало…

- Ты знаешь Пав…простите, Иван Митрофанович, что я обязан вам жизнью…вообщем, можешь мною располагать полностью! - Кобылинский даже привстал, но тут же сел, заметив, что огромный Сапар приоткрыл шире щелочки глаз.

Воклярский заметил это… « Кстати, это - Сапар. Мой приказчик. Вообще-то он из Текинского конного дивизиона, служил в личном конвое Лавра Георгиевича (Корнилова). Отчетливый рубака! А сейчас Сапар и еще двое текинцев помогают мне.

 За стеной раздался звон разбитой посуды, Сапар неслышно, как огромная кошка стремительно вышел из комнаты.

- Я знаю Женя, что ты командуешь особым отрядом по охране царской семьи. Вот скажи честно, твой пост…твоя нынешняя должность тебя устраивает?

- И ты туда же? За последние полгода, чего я только в свой адрес не слышал - тюремщик, опричник, жандармская морда.…И зачастую, такие слова говорили люди, которых я считал …впрочем, не важно.…Иногда от бессилия хочется пустить себе пулю в висок. Соглашаясь быть начальником охраны, я просто хотел хоть как-то…чем-то облегчить жизнь Государя, я не идеальный …но, вдруг кто-то бы другой, заняв это место, оказался негодяем, да и не очень я верю, что Государь сам отрекся…

- Давай, Женя я спрошу прямо в лоб, ответь как русский человек - русскому человеку…ты готов послужить Отчизне и Престолу, готов помочь восстановить законную, истинную власть…

-Господи, неужели? Ну, слава Богу, услышал молитвы…наконец-то, я уж думал, что во всей России никто боле не хочет царской власти…

- Скажи только - да или нет?

- Да!

- Тогда слушай. Манифест об отречении – это фальшивка. И это уже доказано. Здесь всем занимается твой покорный слуга. Ты, вскорости, получишь бумагу, которая дает тебе приказ увести солдат подальше от губернаторского дома. Что ты и сделаешь. В назначенный день, поставишь в караул только тех солдат, которые еще не поражены бациллами революционной холеры и которые не будут мешать. Найдешь таких?

-Постараюсь…

- Вообщем, в течение часа…мы подменим истинную семью, на семью…ха-ха, «комедиантов». По прибытии, ты отдашь приказ, запрещающий, конечно в целях безопасности, выходить «семье» за пределы дома. И уберешь внутренние посты. Это же все в твоей власти? Как тебе план?

- Отменно! А если, мне надо будет с тобой связаться?

- Рядом с домом, в переулке будет всегда находиться пролетка, на козлах Сапар, или кто-то из текинцев.

- Понятно. Когда ждать приказ из Петрограда?

- Думаю, в течение месяца. Я свяжусь с тобой…

-Павел, последний вопрос - тогда, в 14-м…как ты так смог уложить того германца? А еще, как-то странно у тебя была шашка подвязана - за спиной…

- Виной тому два года японского плена. Научился у подданных микадо (японский император), а самураи – хорошие воины, война для них - высокое искусство!

- Благодарю…Иван Митрофанович,- с улыбкой произнес Кобылинский и поднялся.

 

День 195-й, 10 сентября 1917 года

Борт эскадренного миноносца «Победитель». Балтийское море

…погода баловала, солнце вовсю слепило сигнальщиков на мостике. Эсминец «Победитель» возвращался из разведки - в ближайшие дни, планировалась операции крупных минных постановок. В салон, где находились контр-адмирал Струнский и мичман Левашов, спустился командир «Победителя» кавторанг (капитан второго ранга) Пилсудский.

- Михаил Петрович,- обратился он к Струнскому,- на траверзе –Виндава. Будут ли какие-нибудь указания?

- Нет, благодарю вас, если можно, попросите подать чаю. У нас с Николаем Санычем еще есть что обсудить…

- Сейчас распоряжусь, и, если позволите, - удаляюсь - служба!

- Да, пожалуйста. Николай, мне бы хотелось обсудить с вами одно очень серьезное дело.

- Я весь во внимании, ваше превосходительство…

- Мы с вами знаем друг друга уже не первый день, более того, мы с Анной Петровной считаем вас - членом нашей семьи, вы только поймите меня правильно, я ни в коей мере не пытаюсь влиять на ваши отношения с Лизонькой, то есть я хочу объяснить степень своего доверия к вам. То, что я вам сообщу, является большим секретом, который касается очень многих важных особ, включая и самого Государя!

- Михаил Петрович, я готов…

- Не спешите, вы не сможете поделиться ни с кем, даже с Лизой, ни толикой из того, что услышите от меня. Ну-с, готовы?

- Готов.

- Очень скоро вам придется отправиться с секретной миссией в один город. Далеко в Сибири. Ну, вот коротко, пожалуй, и все. Слушаю ваши вопросы Николай Александрович?

- Когда надо ехать, и как долго продлится миссия?

- Хм, это так существенно?

- Да!- Левашов даже встал с дивана,- Ваше превосходительство…Михаил Петрович! Имею честь просить руки вашей дочери…Елизаветы Михайловны! Я понимаю, что сейчас война и в жизни не должно быть сантиментов, но, я…

- Стойте-ка,- Струнский широко улыбался, готовый вот-вот разразиться смехом,- где вы услышали такую глупость - про войну и сантименты?

- Я прочитал в газете…,-начал, было, Николай…

Струнский громко и от души расхохотался.

-Коля…Николай Альсаныч…ой, не могу,- хохотал контр-адмирал, - да плюньте вы и на войну и на газеты тоже, от них язва может открыться. С Богом! Вот вернемся в Петроград, милости просим…свататься! И на будущее - не читайте вы большевистских газет, особенно перед обедом! Ой, не могу - не до сантиментов!

Левашов и сам понял, что его такая напыщенность выглядела смешно, и он рассмеялся.

…На следующий день, Николай, как и подобает жениху, прибыл ровно в полдень на квартиру Струнских в парадной форме, позвякивая кортиком. Но его ждала заплаканная Анна Михайловна, удрученный Михаил Павлович, и непривычно молчаливая Агаша.

Лизонька уехала. Куда? Зачем? Было очень непонятно. Анна Михайловна передала только письмо от Лизоньки, и, переглянувшись, Струнские ушли в кабинет, оставив его одного.

 Николай открыл письмо:

«Милый, бесценный мой Николенька! Как же несправедлива к нам судьба - еще вчера я жила только одной мыслью о встрече с вами, а сегодня еду очень далеко, но поверьте, мой отъезд был продиктован обстоятельствами самыми чрезвычайными и очень важными. Увы, я не могу сейчас посвятить вас, мой дорогой, мой единственный Николенька во все перипетии произошедших в моей жизни событий, прошу только, чтобы вы верили мне.

 Так случается, что в жизни человека возникают ситуации, когда приходится делать выбор.

Человек предполагает, а Бог - располагает, так всегда мне говорила моя крестная, сестра Марфа. Я вас обязательно с ней познакомлю, она чудесная! Очень мудрая и добрая.

 Вы знаете Коленька, я говорила ей о вас. Она удивительно хорошо умеет слушать, когда я рассказала все, нет, только совсем немного из того, что хотела бы, она так вздохнула и сказала, что благословляет меня. Я была в недоумении, а сестра Марфа просто сказала, что ТАК говорить можно только о том, кого любишь. Мне и, правда, было боязно, даже себе самой признаться в том, что я люблю вас Коленька! Я полюбила вас с первого взгляда, в день нашей первой встречи. Помните ли вы? Вы не представляете, какой камень свалился у меня с сердца, я не могла вам признаться раньше, все боялась, что мое признание будет похоже на письмо пушкинской Татьяны Онегину, а мне бы очень не хотелось этого. Пусть признание будет не в стихах, но будет от души, честно и правдиво. Ведь так? Как вы считаете? Как бы мне хотелось услышать сейчас ваш голос, смотреть вам в глаза, смотреть на ваши руки! Вы знаете, у вас очень красивые руки, Коленька, они такие крепкие, мужественные и очень нежные. Не сочтите мои слова нескромными, но мне так хочется прижать ваши ладони к своим щекам, мне кажется, тогда ваша сила передастся мне…

Как же мне невыносима разлука с вами, я утешаю себя только тем, что скоро, очень скоро мы с вами встретимся, и может быть, уже не расстанемся никогда.

Берегите себя, мой друг! И умоляю вас, будьте осторожны, море-это так опасно!

Целую вас, любящая Вас Лиза, самая счастливая на всем белом свете.

P.S.Моя мама сказала, что вы ей очень нравитесь!

 

День 219-й. 3 октября1917 года

Тобольск. Дом бывшего губернатора.

 Солдату стрелкового батальона Прохору Квасцову все надоело. Надоело каждый день стоять на «часах», надоело подчиняться офицеру, надоело выслушивать ежедневные нудные наставления унтера Копалова про честь, которую им оказали, про нечищеные сапоги, про небритую морду, тьфу.…Да еще полковой командир - Кобылинский, интеллигент этот, поставил его охранять ворота. Ну, кому этот царь теперь нужен, чего с него взять-то? Царь, тоже мне,…а сам ходит в штопаной гимнастерке и чиненных не раз сапогах. Разве ж это царь? Царь-то должон на золоте сидеть, с золота кушать и в золотой нужник ходить. Стой-ка, они ж цельный пароход барахла с собой привезли. А ведь наверняка чего-то запрятали среди тряпок…золотишко там, камушки-самоцветы... царица точно чтой-то припрятала. Проверить бы надо.… Только как?

Пришедшая в голову Прохору мысль вдруг моментально его окрылила - а что если отобрать у них - хватит, пожировали на горюшке народном, хватит, попили кровушку, кровопийцы, наставить винтарь, а, ведь тогда, сами все отдадут, сами поснимают, да повытаскивают, да и время сейчас подходящее. А, потом-то что? Россия - большая…. хучь в Питер подамся, аль в Хабаровск - все ж едино, когда с денежками-то!

Прохор аж весь взмок. Впереди замаячила веселая и легкая жизнь, цыганки в широченных юбках, стопка водки на подносе, новый картуз и блестящие хромовые сапожки… гуляй душа русская, развернись во всю ширь! Квасцов даже не заметил, как начал приплясывать от радости и нетерпения.… Эх, а ну это все…Прохор смачно плюнул себе под ноги и забросив винтовку на плечо двинулся за угол, к задней калитке.

Задняя дверь в дом - «черный ход», была открыта, да и вообще она редко закрывалась на засов. Квасцов, старался ступать осторожно, шаря перед собой левой рукой, а правой - сжимая цевье винтовки. Доски на крыльце предательски заскрипели, Прохор потянул дверь на себя…и в это время за калиткой послышался тележный скрип, да глухое перестук лошадиных копыт. Забыв про то, что он теперь - лихой разбойник, Прохор дернул дверь на себя, влетел в абсолютно темный коридор. Откуда – то сверху пробивался слабый свет, видимо со второго этажа. Прохор шарахался в темноте, пока не услышал натужный скрип на крыльце, весь покрытый мелким потом, трясясь в изнеможении, он прислонился к стенке, которая вдруг, заскрипев, ушла в сторону, и солдат попал в какое-то тесное помещение, «Чулан, что-ль,- подумалось новоявленному «Стеньке Разину». Сердце казалось, прыгало в груди, иногда падая ниже колен, отчего ноги, становились ватными, а уши закладывало до полной глухоты. Прижав к себе винтовку, Квасцов прислушивался.…Однако кроме негромкого скрипа половиц, он так и ничего не услышал….

…Государь, предупрежденный Боткиным, спать не ложился, да и вся семья собралась в его комнате. В дверь мягко постучали и, не дожидаясь ответа, в дверях появился доктор Боткин.

-Ваше величество, у нас очень мало времени…,-скороговоркой начал он и распахнул дверь пошире. В комнату, так же тихо вошли несколько странных силуэтов в серых балахонах, с закрытыми лицами и в перчатках. Один из силуэтов, очень быстро, не дав, затянутся паузе, скинул «маскарад» и предстал сестрой Марфой.

- Аликс! - бросилась Марфа к Государыне.

- Господи! Аннушка! Это ты? Как? Что же это…,- Государыня не договорила и заключила сестру Марфу в объятия

В это время, остальные «балахоны» разоблачились столь же быстро.…В комнате раздались сдавленные удивленные вскрики.… Теперь в комнате находилось две царских семьи! И члены обеих «семей» с удивлением разглядывали друг друга. Один Государь сохранил полнейшее спокойствие. Он стоял, заложив руки за спину, разглядывая внимательными серыми глазами своего визави, который пригладил накладную бородку, сделал шаг вперед, щелкнул каблуками…

- Кто вы? Представьтесь… - ровным голосом произнес Государь.

- Генерального штаба капитан Воклярский! - четко отрапортовал Павел.

- Я помню вас…Павел…эээ…Александрович?

- Так точно ваше величество! - ответил Воклярский, внутренне поразившись феноменальной памяти императора.

- Будьте так любезны, объяснитесь по поводу происходящего…

- Ваше величество, вам, Государыне и царевнам надлежит прямо сейчас…немедленно облачиться вот в эти, прошу прощения, костюмы. Затем, вы спускаетесь вниз и садитесь в повозку. Государь, я заранее прошу прощения за отсутствие комфорта, повозка доставит вас на укромную квартиру, оттуда на пристань к пароходу. По прибытии в Тюмень, на пристани вас встретят. Встретит вас барон Маннергейм. Разумеется, не один. Он то и сопроводит вас далее….

- Это невозможно. Наш сын-цесаревич Алексей…

- Ваше величество, цесаревич уже ожидает вас… - вступил в разговор Боткин

 - При Вашей Особе будут постоянно находиться доктор Алексинский, а также двое текинцев и поручик Бочкарева…

 Из-за спин протиснулась Мария Бочкарева, улыбаясь во весь рот, Государь улыбнулся ей в ответ. Так похожие друг на друга Лиза Струнская и царевна Анастасия уже шептались о чем-то, как две подружки, а в руках Лиза уже держала корзинку с рукоделием царевны.

 Текинцы - Ашир и Байрам, поклонившись Государю, подхватили с пола баулы, и под торопливое бормотание Бочкаревой вышли из комнаты.

-Умоляю вас, надо торопиться,- Воклярский испытывал крайнюю неловкость - быть «царем» в присутствии царя настоящего, как-то…сопряжено с определенными неудобствами этического свойства, да еще и нетерпение, пока настоящая царская семья облачалась в «маскарадные» костюмы.

Государь, взяв за руку императрицу, еще раз обвел взглядом «членов семьи-дублера», остановился на Лизоньке, улыбнулся ей и, кивнув, первым вышел из комнаты, Лиза шепнула сестре Марфе, что пойдет проводить…

… в коридорчике на первом этаже они обнялись на прощание с Анастасией, дверь еще не успела закрыться, как распахнулась вновь, и в двери вошел…ее Николенька…корзинка с рукоделием, глухо стукнулась об пол.

-Лизонька…Вы?!

-Коленька? Бог ты мой.…Как я…

…Они стояли, обнявшись, и молчали, может быть потому, что слова были бы лишними, потому что они понимали и чувствовали друг друга без слов…только вдвоем…

…Но, и еще один человек присутствовал при этом. Прохор Квасцов. Через щель между досками, он наблюдал все, что происходило. Сначала это страшные фигуры в масках, непонятная суета…инородцы, выносившие мешки, а сейчас так вообще загадка - царская дочь обнимается с этим офицером-мальчишкой, не так давно появившимся здесь, а в баулах- то наверняка золотишко вытаскивали, ну, если дочка царская здесь, то у нее- то чего-то осталось же, все - выхожу!

И собравшись с силами, Квасцов двинул дверь, буквально вывалился наружу.

- А, ну, это…Руки вверх! И, это..таво …деньги…цацки, быстро давай…,- Квасцов наставив винтовку, устрашающе водил штыком.

 Как ни странно, но мичман не испугался. Он заслонил собой девушку и скомандовал: «К ноге! Ну-ка, быстро! Болван!» Вот теперь пришлось испугаться Квасцову, он готов уже был выполнить команду, лихорадочно придумывая отговорки, как бы обратить все в шутку, но, неловко шевельнул пальцем…и раздался выстрел! В ужасе закричала Лиза, Николай, почувствовав сильнейший удар в грудь, пошатнулся, чувствуя затылком, дыхание Лизы, сжал зубы... ноги его подломились и он упал на пол. Лиза, не обращая внимания на солдата, бросилась, к Коленьке.

Квасцов впал в оцепенение. В приоткрытую дверь скользнула большая черная тень и материализовалась в образе Сапара. Легко выдернув винтовку, он ткнул кулаком в лоб Квасцова, солдат кулем рухнул вниз, текинец замахнулся винтовкой, намереваясь добить штыком…

- Неееет,- громко выдохнула Лиза, протягивая руку Сапару.

Сапар недоуменно посмотрел на Лизу, его жесткие черты лица разгладились, он вздохнул, пробормотав: «Багышлан, доган (простите, сестра,- туркмен.)

 А в комнате уже появились Воклярский и доктор Боткин. Боткин быстро осмотрел рану и скомандовал: «В повозку! Срочно!», Воклярский кивнул Сапару и тот, быстро, но очень бережно поднял на руки Левашова и стремительно вышел на крыльцо…

 Лизу увела наверх сестра Марфа…

Воклярский размышлял - солдат стал вольным или невольным свидетелем.… Убивать человека капитану не хотелось, да и не моглось.…А вот из этой ситуации необходимо было извлечь пользу для дела….

Он наклонился над лежащим без сознания Квасцовым, несколько раз надавил на точки на солдатском затылке. Прохор почти сразу открыл глаза, присмотревшись, он, округлил глаза - над ним склонилось лицо… самого царя!

- Ну, что ты падаешь-то братец! Как звать тебя, молодец? - ласково произнес «царь».

- Ээ…яяя, Прохор я Квасцов…ваше импера…ское вел…ство…

- Тебе Прохор отдохнуть бы надо. Служба тяжела, знаю,…Сходил бы в трактир, выпил бы чего, вот тебе червонец….на пропой так сказать…давай подымайся…вот так…шагай, давай, трактир - то знаешь где?

- Ага…бывал уж там… эээ… ваше величество…спасибо вам…а я то…во, дурак…,- Прохор шатаясь, с остекленевшим взглядом шагал в открытую вездесущим Сапаром дверь…

 За всем действом, затаив дыхание наблюдала и сестра Марфа, и как только дверь за солдатом закрылась, она спросила Воклярского:

- И что дальше? Он же все разболтает!

- Что именно? Что он каким-то образом лишился чувств? А привел его в себя сам царь? Мало того, еще дал ему червонец на пропой и лично отправил его в трактир? Кто в это поверит? Скорее поверят в сумасшествие этого Прохора!

- Хм, а ведь действительно так…., улыбнулась Марфа,- я дала Лизе валерьянки, думаю, все будет хорошо…

- Благодарю вас…Сапар, прибери тут все и осмотрись, баш устуне (пожалуйста, - туркмен.)

…судьба Прохора Квасцова сложилась надо думать благополучно, он действительно прокутил весь червонец в трактирах Тобольска, но что с ним стало потом - неизвестно…

 

Из хроника события октября 1917 года.

- Газеты Петрограда опубликовали антибольшевистские статьи, в которых доказано, что получаемые большевиками огромные денежные суммы направлены на развал России, и так называемая революция не несет никакой свободы и демократии, а имеет целью захватить власть враждебными силами. В целом ряде полков, в первую очередь - гвардейских, прошли самочинные обыски у выборных в солдатские комитеты. У многих обыскиваемых были найдены как русские, так и иностранные купюры, в количестве, намного превышающем денежное содержание. Также, имели место факты обнаружения золотых и серебряных предметов. Так, например, у председателя солдатского комитета Кексгольмского полка, были обнаружены золотые и серебряные наперсные кресты, золотые оклады с икон и большое количество (около 15 фунтов) нательных крестиков из серебра. По все вероятности, этот солдат участвовал в разграблении церквей и насилии в отношении священников, еще, будучи анархистом, или уже состоя в партии большевиков. Усилия офицеров полка, не смогли предотвратить самосуд. Солдат был поднят на штыки.

-В Ярославле, на железнодорожном вокзале, проведена операция по прекращению дезертирства с фронта. Операцию провел «ударный отряд полковника Глазенапа». Из отловленных дезертиров сформированы маршевые команды. Шестеро дезертиров предано военно-полевому суду.

-В Петрограде участились случаи срывания красных бантов и повязок не только с гражданских лиц, но и с военных. Обычно, подобные действия со стороны прохожих, воспринимаются вполне здраво и бесконфликтно. Небольшие стычки бывали только с солдатами, находящимися в изрядном подпитии.

- В Петрограде, Москве, Пскове, Нижнем Новгороде и ряде других крупных и губернских городов расклеены воззвания от сибирского купечества и крестьянства. В воззваниях содержатся призывы к восстановлению законной власти монарха и ультиматум с отказом снабжать центральные губернии продовольствием, а также перекрыть все железные дороги, ведущие из Сибири в Москву и Петроград. Воззвания аналогичного содержания появились и от лица Самарского, Саратовского купечества и крестьянства, а также от Донского казачества. Так, в Замоскворечье, после многочисленных разбойных нападений, владельцы булочных и бакалейных лавок вынуждены были закрыть свои заведения. Нехватка хлеба и прочих продуктов питания была ощутимой. К зданию местного совета направилась депутация жителей района. Председатель совета Вайсфельд, объясняя проблему с продовольствием, уклонился в произнесение лозунгов и прочую демагогию, после чего участники депутации произвели в помещении совета самочинный обыск. Кроме 15 мешков белой муки было найдено: консервов мясных – 22 ящика, сахара-6 мешков, масла в жестяных банках ( по 5 фунтов) – 11, спирта – 36 литров, вин разных -154 бутылки, икры белужьей- около одного пуда, т.к. икра находилась в двухпудовом боченке и занимала примерно половину, а также и прочие продукты. От самосуда, Вайсфельда спасло лишь вмешательство доктора Михайлова, имевшего обширную практику и огромный авторитет в районе. Вайсфельд препровожден в Бутырскую тюрьму. В здании совета разместился пункт сбора вещей и продуктов для фронта.

-На протяжении сентября - начала октября, контрразведкой Петроградского округа были арестованы наиболее видные и влиятельные деятели «революционного» движения.

 В том числе - Ленин, Троцкий, Антонов-Овсеенко, Подвойский, Садовский, Сухарьков, Чудновский, Крыленко, Стучка, Молотов, Фомин, Авнесов, Бубнов, Свердлов, Сталин, Урицкий, Зиновьев, Чхеидзе и другие.

 

День 238-й. 24 октября 1917 г.

Зимний дворец. Петроград

 По стеклам крупными гроздьями хлестал дождь, чернильное небо то и дело перечеркивали трещины молний. Человек в английском френче стоял возле окна, вперив усталый неподвижный взгляд в творимое за окном природное буйство.

«Странно, конец октября, и такая гроза…Как там, у Тютчева… «люблю грозу в начале мая...» …вернуться бы сейчас на полгодика назад... май…восторженная толпа на вокзале, овации… цветы ….экзальтированные женщины, в восторге бросающие в воздух шляпки…и более интимные предметы дамского туалета…слава…народная любовь…почести…куда же это все исчезло?...»

…Человека в коричневом английском френче звали Александр Федорович Керенский.

Он медленно обернулся и обвел глазами огромное помещение. Совсем недавно это был один из кабинетов императора …за этим столом, ныне заваленным грудами бумаг…царь подписывал указы и циркуляры…

 Керенский почувствовал озноб - кабинет не отапливался – голландская печь в углу отсвечивала холодными «застуженными» изразцами. В дверь кабинета меж тем проскользнул его адъютант – граф Михаил Толстой. Человек в высшей степени услужливый и подобострастный. Правда, начальник Окружной контрразведки полковник Никитин высказался в отношении «графа» более чем конкретно: «Сей господинчик имеет такое же отношение к графам Толстым, как беспородная дворняга к аглицким догам. Проворовавшийся приказчик скобяной лавки в Охотных рядах. Сбежал в Петроград от своего хозяина. Если бы не ваше заступничество…Место таким графам исключительно на каторге!»

Вспомнив про Никитина, настроение испортилось окончательно, вспомнился и Корнилов, и генерал Духонин, так явно не скрывавший своей неприязни к нему - Председателю Совета министров Великой России. А где она – Россия? Гучков, вкупе с Милюковым, оказались куда хитрее, оставив правительство, теперь могут совершенно свободно рассуждать « о текущем моменте» и судьбе государства Российского, в душе посмеиваясь надо мною…подонки! Сами же втянули в это болото, а потом самым беспардонным образом бросили, оставив один на один и с немцами, и с большевиками… тяжела, оказалась шапка Мономаха …

…Большевики…Ленин…Ульяновы…неблагодарная семейка, сколько мой отец сделал для них, когда казнили их старшего - Сашу …ведь это я …именно я предупредил Володю о готовящемся аресте в июле…

 Очередной разряд грома прокатился по нервам…

 За спиной негромко кашлянул адъютант:

- Александр Федрыч, это срочно….

Резко развернувшись, Керенский упер немигающий взгляд в лоснящуюся от сытости ряшку псевдографа.

 -Слушаю вас, и, извольте говорить кратко!

-Слушаюсь. Десять минут назад телефонировал военный комендант Финляндского вокзала. Доложил о прибытии поезда с солдатами!

- Ну и что. Об этом надлежит докладывать полковнику Полковникову, а не мне! Вероятно, это прибыли первые военные части для подавления мятежа большевиков.

- Но, полковнику ничего не известно о прибытии каких-либо воинских формирований…

- Михал Львович, прошу вас оставить военные дела военным…я верю, что доблестная русская армия защитит республику от мятежников и наведет порядок! Во все времена, в России всегда находились истинные патриоты, которые несмотря…

- Александр Федорович, они движутся к Зимнему дворцу, ускоренным шагом и на автомобилях!

- Ну что за привычка из мухи слона делать…

- Не знаю, как насчет слонов, но движутся они с развернутыми полковыми знаменами…

В коридоре послышался топот, двери распахнулись без стука… настежь!

…Во главе вошедших были Федор Федорович Абрамов, Генерального штаба генерал-лейтенант и командир 2-й Туркестанской казачьей дивизии и ни кто иной, как Великий князь Андрей Владимирович, генерал-майор Свиты, еще недавно командовавший Лейб-гвардии конной артиллерией. Тот самый, которого, не без участия Керенского уволили от службы «по прошению» с мундиром. Это ли не пощечина боевому офицеру, во время войны?! Третьим вошел контр-адмирал Струнский. Вместе с ними вошли, но остались на пороге несколько офицеров, судя по фуражкам и лампасам - из Донского казачьего войска.

- Господа. В чем дело! По какому праву, вы врываетесь к Председателю…

- Довольно господин Керенский, - оборвал его Абрамов,- собирайтесь. Вы арестованы!

- Да как вы смеете, генерал.… Да я вас разжалую…да я …

- Ну, не волнуйтесь, вы так, Александр Федорович, - Струнский подошел вплотную и быстро и ловко пробежал ладонями по френчу, обыскивая, - оружия нет, господа…

Великий князь, сохраняющий абсолютную невозмутимость, кивнул головой и тотчас вокруг Керенского оказались три офицера 52-го Донского казачьего полка.

-Не пугайтесь – это ваша персональная охрана, конвой так сказать,- усмехнулся генерал Абрамов, - следуйте с этими офицерами!

 Керенскому, ничего не оставалось делать, как сыграть свою последнюю роль – гордо вскинув голову, картинно заложив одну руку за отворот мундира, другую – за спину, он прошел к выходу…Его время кончилось….

 А вот во времени настоящем:

 …гренадеры 13-го Эриванского полка занимали позиции вокруг Зимнего дворца, а в ворота дворца суровой колонной, дробно втаптывая камень мостовой, вошла молчаливая рота матросов с крейсера «Аврора»;

 …«ударный отряд» капитана Неженцева и всадники Дагестанского конного полка полковника Хабаева, в сопровождении трех пулеметных бронеавтомобилей «Джеффри» и одного броневика «Гарфорд», вооруженного трехдюймовой укороченной пушкой приступил к окружению Смольного института;

- сводный отряд юнкеров Михайловского инженерного училища и Лейб-гвардии Волынского полка взял под контроль Дворцовый, Литейный и Троицкий мосты;

- Константин Иванович Волькенау, командир 198-го пехотного Александро - Невского полка, распорядился выставить пикеты на Миллионной, Моховой и Большой Конюшенной улицах, а также на Невском проспекте между Екатерининским каналом и Мойкой, придав пикетами пулеметные расчеты;

- команда «охотников» с эсминца «Самсон», «оккупировала» Николаевский мост;

- у Казанского собора появились разъезды бородатых забайкальцев из Сводно-казачьего полка;

- возле Государственного банка монументально стояли, облокотившись на палаши, лейб-гвардейцы Его Величества кирасирского полка, именуемые попросту, как «желтые» кирасиры;

- все пять вокзалов столицы, телеграф, телефонную станцию «захватили» драгуны 19-го Архангелогородского полка и казаки генерала Абрамова.

- караулы Петропавловской крепости и мрачных «Крестов» были усилены ротами 5-го Финляндского стрелкового полка;

Особое внимание было уделено Николаевскому вокзалу, куда скоро, очень скоро должен был прибыть бронепоезд № 3 «Святой Георгий Победоносец» Собственного Его императорского Величества Железнодорожного полка, за броней которого, в относительном, но все-таки, комфорте, должна была прибыть в столицу императорская фамилия.

 

Эпилог

День 239-й . 25 октября 1917 г. 21 ч.35 мин.

Крейсер 1 ранга «Аврора»

 Погода к ночи начала портиться. Ветер с моря нагнал тучи, клочками плывущие сейчас в небе. Надоедливый мелкий дождь действовал на нервы. На мостик «Авроры» поднялся контр-адмирал Струнский.

- С днем рождения, Михал Ильич,- пожал он руку каперанга Никольского,- что тут?

- Благодарю! Самым лучшим подарком мне будет…да впрочем, вы догадываетесь. Пока ничего, ждем-с…, -ответил Никольский и, приложив руку к ключице, поморщился.

-Беспокоит? - спросил Струнский, зная, что именно у ключицы вошла пуля, выпущенная кем-то из матросов во время февральских волнений на корабле.

- Да, ноет…в непогоду, - Никольский вскинул бинокль…

…Внизу, на баке крейсера приплясывали от нетерпения комендоры. Память отнесла Никольского в тот злополучный день, 28 февраля, когда, он, чтобы не допустить кровопролития, был вынужден отдать приказ пустить на борт толпу, собравшуюся на причальной стенке. Потом весь этот сброд заставлял его нести красный флаг, Никольский отказался и вот тогда из толпы ударил выстрел…метили в голову, но инстинктивно каперанг уклонился и пуля попала в ключицу.…Самое пренеприятнейшее во всем этом было то, что пуля была пущена кем-то из матросов…

-Есть! Есть штандарт! - раздался крик сигнальщика.

- Прожектор! - дал команду каперанг. Луч «Авроры» упруго ударил в засверкавший золотом шпиль…

 Струнский с Никольским припали к биноклям. По натянутому около шпиля фалу вверх пополз комок, потом ветер развернул его. В перекрестии нескольких лучей медленно и горделиво поднимался вверх стяг с двуглавым орлом посреди полотнища!

- Баковая, плиии! - набрав побольше воздуха в грудь, прокричал Никольский. Тотчас его команду повторило натужное рявканье ревуна.

…И баковая шарахнула в небо холостым! Вслед за ней ударили пушки Петропавловской крепости. И поплыл над градом Петровым многоголосый перезвон церковных колоколов…

- Спаси Господи…сохранили Россию…Слава Богу…, - услышали офицеры и обернулись. Священник крейсера - отец Сергий осенял себя крестным знамением…по его щекам текли слезы, терявшиеся в его длинной, уже седой бороде…

 Офицеры, не сговариваясь, скинув фуражки, начали креститься… Тем временем, царский штандарт заиграл на невском ветру.

 Это Государь Император прибыл в столицу! 239 дней безвременья закончились.

Слава Богу…

 

Послесловие автора.

 Пуля, извлеченная доктором Алексинским, из груди Николая, стала теперь реликвией семьи Левашовых. Да-да, отныне Лизонька - Елизавета Михайловна Левашова. Супруга лейтенанта флота российского. На венчание Николая и Лизоньки, в Андреевским соборе, были приглашены все! Ну, или почти все… Сестра Марфа, приехала и долго тихо плакала, обняв свою крестницу. Царевна Анастасия, с которой Лизонька очень сдружилась после всех событий, привезла поздравление от Государя и корзину пушистых белых хризантем от Государыни. Мама Николая - Наталья Васильевна, снявшая многолетний траур, стояла вместе с Анной Петровной Струнской, держа ту под руку, как бы поддерживая. Наверное, в счастье тоже нужна поддержка? Полковник Воклярский прибыл со своим верным «оруженосцем» Сапаром. Сапар в храм заходить не стал, но когда молодые уже вышли , подошел к ним и склонившись к Лизоньке неловко поцеловал ей руку.… А Лизонька, обняла голову огромного текинца и поцеловала его в лоб, чем привела того в крайнее замешательство, однако никто из присутствующих даже не подумал посмеяться. Сила нежности - это ведь тоже… сила! А через день после венчания, Николай Левашов уже отбывал штурманом на линейный корабль «Гангут», с гордостью нацепив на мундир орден Святого Владимира с мечами. Лизонька, проводив любимого и всплакнув на прощанье, занялась тем, что занимает все мысли настоящей офицерской жены - ждать мужа. Полковник Воклярский отправился на войну, принимать разведку Западного фронта. Его верный текинцы последовали за ним.

 Генералы Алексеев и Рузский, добились аудиенции у Государя и вручили ему прошения об отставке. Очевидцы утверждают, что оба генерала вышли со слезами на глазах и счастливыми улыбками…Государь простил их!

 Помиловал Государь и низвергнутого Керенского, отсидевшего свой срок на гауптвахте Петропавловской крепости. Теперь Александр Федорович проживает в Лондоне, в маленькой квартирке, дает интервью и лихорадочно пишет воспоминания.

 Лавр Георгиевич Корнилов очень быстро навел порядок в столице. Чему поспособствовала отлично проделанная работа генерала Герасимова и полковника Никитина. Генерал-лейтенант Герасимов, помышлявший, уже было об отставке, и написании мемуаров, вновь был призван на службу. Ему повелено было восстановить – «в прежнем виде Отдельный корпус жандармов и принятием на себя командования оным».

 Александр Иванович Русин, настойчиво рекомендовал контр-адмирала Струнского на свое место – начальника Морского генерального штаба. Однако Государь повелел отсрочить - «на время» такого рода перемещения по службе - «дабы не вносить очень возможную сумятицу в действия флота», но самолично пожаловал Михаилу Петровичу чин вице-адмирала. Государь направил также телеграмму с благодарностью командующему Черноморским флотом Александру Васильевичу Колчаку: « …никогда у Нас не возникало и толики сомнений, в преданности Отчизне и Престолу славного Черноморского флота».

 Лейба Бронштейн (известный также как Лев Троцкий), был убит во время прогулки во внутреннем дворике петроградских «Крестов». Один из тех, кого еще в мае Троцкий привез с собой на пароходе «Христиана», выдрал из стены массивный крюк, поддерживающий водосточную трубу и словно молотком (или ледорубом?) расколотил голову несостоявшегося большевистского диктатора. На допросе, убийца показал, что он сам из семьи испанских эмигрантов, в Нью-Йорке был обычным гангстером средней руки, а вот позарился на возможность легкого заработка в России. И все бы ничего, но этот Лейба обманул и его всех остальных … «рефольюсионероф» и денег не заплатил, придумав сомнительные отговорки про ограбленный банк, так что пусть еще спасибо скажет…в Америке бы с ним живо,… ноги в тазик с цементом и отправили бы рыб кормить …

 Федя Сиплый, лишивший со своей шайкой, средств к существованию партию большевиков, поклялся на жиганском ноже отомстить за смерть двоих своих подручных. Полгода потом, в столичные покойницкие доставляли мужские трупы странно одетых и не менее странно татуированных людей, то с католическими крестиками, то с ермолками запрятанными в карманы. Одного из таких, только живого, Сиплый «поспрошал» лично, и очень удивился, узнав, что тот из Америки, что нужда его заставила оставить свою семью и податься в Россию на заработки, что он всего-навсего бедный еврей, но, не стал выслушивать Федя Сиплый длинные ветхозаветные притчи, только цыкнул своим громилам, и…на утро еще одним хладным трупом на улице стало больше.

 Ульянов (Ленин) осужден специальным судебным присутствием и сослан в Туруханский край. Под надзор полиции. Трудится ныне учетчиком на лесозаготовках. Пользы от него мало, зато он единственный в округе с университетским дипломом, за то и держат!

 Кайзер Вильгельм, уже в который раз, направлял «братское послание» Государю Николаю Александровичу, с просьбой о перемирии на всех фронтах. И уже в который раз, получал ответ – капитуляция и контрибуция! По всему видно, кайзер готов сдаться, только тевтонское упрямство ищет способ сделать это как можно более эффектно.

 В России жизнь опять налаживалась, почти везде исчезли всевозможные советы и комитеты. Председатель, уже несуществующего Центробалта, Павел Дыбенко, заглянул как-то в одну из забегаловок, что на Лиговке. И надо ж такому было случиться, столкнулся с троицей кондукторов, которых он лично выгонял с флота. Тяжелые бляхи матросских ремней, вполне возможно, поправили мировоззрение бывшего гальванера и бывшего председателя…

 Эшелоны с хлебом, вновь пошли потоком по городам. Рабочая копейка день ото дня крепила рабочий рубль, а на Путиловском, Ижорском и Обуховском заводах за истекший месяц было сработано больше, нежели за прошедшие полгода смутной свободы.

Может быть, это все напоминает сказку, но надо помнить, что у всякой приличной сказки всегда присутствует счастливый конец!

…А может и правда - сказка-ложь, да в ней намек?

 

← Вернуться к списку