православный молодежный журнал |
Конкурс "Наследника"ХолодКонкурсная работа 2015 года Участвуйте в конкурсе «Наследника»! Условия здесь Александр Тихонов За ночь небо совсем выстыло. Серое, мрачное, оно жалось к земле, сыпало редкими снежинками. По соловой реке шла шуга. — Зима! — запрокинув голову, выкрикнул в низко надвинутое небо Игорь. Ему почудилось, будто в этот рассветный час слова ударились о мёрзлую корку остекленевших туч и горохом сыпанули вниз, раскатившись эхом. — Чего раскричался-то? — послышался от ворот скрипучий, старушечий голос. ––Я здесь… Игорь обернулся, хрустко прошагал по мёрзлой траве, обхватил сухую старушонку за плечи поверх пухового платка и повёл в дом. —Ма, ты это самое, чё встала-то? — бормотал он, склонив голову в дверном проёме, шагнул в единственную комнату ветхого дома. —Тебя ждала, ––мать безвольно вздохнула.—Да и воздуха свежего захотелось, а то вдруг более не придётся вздохнуть по-настоящему. — Типун тебе на язык! — насупившись, заворчал Игорь. — Докторша что сказала: надо лежать, таблетки пить и всё пройдёт. Мать присела на край кровати, участливо взглянула на сына. Ржавая панцырка даже не скрипнула под щуплым телом, будто старушка весила меньше пуховой подушки. — Пропадёшь ты без меня, — вдруг проговорила она и скосилась на почерневшие от времени иконки, расставленные на прикроватной тумбе. — Ну, ма-а! — Игорь в отчаянье запустил пятерню в волосы, провёл ото лба к затылку. — Ты же пьянствовать будешь с дружками. Я-то знаю, — не унималась мать. —Ма, ты, это самое, не говори так. Я же пообещал, что не буду... закладывать. Железно. По весне огород вспашем, посадим картошку, я Вовку к нам перевезу. Будет бегать голопузый между грядками. Он натянуто улыбнулся. Странная была улыбка. На широком, небритом лице двухметрового детины она смотрелась неискренне. Чему улыбаться? Что есть у Игоря к сорока годам? Ржавый «Юпитер» с помятым крылом, материнский домик-завалюшка на окраине захолустного городка... Скудость. Зато корешарядом верные: Саня и Шуруп. Игорь попытался вспомнить имя Шурупа, но вдруг понял, что кроме как по прозвищу к заводскому водиле он никогда не обращался. Фамилия то ли Толкачёв, то ли Толмачёв. Да и чего о нём думать – надо о себе не забывать. Да, было времечко: жена, сынишка, работа. Мать сильная, волевая. Деревенская женщина–– «баба», как именовал её покойный батя. И было это не ругательство, а признание исконной женскости, крепости. Отца она тянула по жизни пятнадцать лет. Батя, как теперь Игорь, частенько нырял в бутылку, тонул в ней от безволия. Мать спасала. — Я подумала, — улегшись на кровать и глядя в белёный потолок, сказала мать, — в подполе огурцы, помидоры, капустка солёная в кадке. До весны тебе еды хватит. Сальца немного. Я тебе наготовила, чтобы хватило, когда уйду. Игорь окаменело стоял в дверях. Тусклым, потерянным взглядом смотрел он на старушку. Мать шептала что-то ещё о том, как было бы здорово увидеться напоследок с Вовкой, с Настей. Упрашивала сына помириться с женой. Когда она, наконец, уснула, Игорь вышел из дому, запрокинул голову к печальному небу и глубоко, полной грудью вздохнул. Аж зубы заломило. Вдох сорвался на кашель. Всё ближе зима, всё явственнее её присутствие... — Боженька, пожалуйста, — зашептал Игорь, глядя на такое близкое небо, — дай маме здоровья... Я пить брошу... Ну, пожалуйста! Я не смогу один. Небо молчало. Зато по пустынной улице, оскальзываясь в промёрзшие колеи, шёл Шуруп. Низенький, с пивным брюшком, словно приплюснутый. Голова его, казалось, плавно перетекала в тело, вместо шеи кустилась жёсткая щетина на холмиках второго и даже третьего подбородков. — Здорово! – прогнусавил он издали. В соседнем дворе зашлась в лае собака. Шуруп зло пнул ворота, пружинисто направился к приятелю. —Чё мёрзнешь? Протянул Игорю пухлую ладонь. Поздоровались. — Мать спит, будить не хочу. А ты чё? — А меня Светка из дома выгнала. Говорит, буду пить––обратно не пустит. Квартира на ней записана. Дура тупая!.. — и вдруг предложил: —Давай накатим по случаю. У меня настойка имеется. А в доме, прижав иконку Богородицы к сухим, потрескавшимся губам, мать шептала: — Дай мне, Матерь Божия, ещё пожить. Игорёша не сможет без меня. Сопьётся ведь. Дай мне ещё чуточку времени. Грамулечку. Лишь бы вразумить его… Выстывшее за ночь небо: холодное, с комьями смёрзшихся туч, висело над городком и замерзающей рекой. Вдалеке, на перекрёстке в морозной дымке показались ранние прохожие. — Светка, дура, выходной мне испортила. Ещё кочевряжится, мол, хватит бухать. А она кто такая, чтобы мне указывать? — брызжа слюной, рассуждал Шуруп.—Нами жива Россия, город вот этот нами жив. Тобой и мной, а не бабами этими. Согласен? Игорь оглянулся на улеплённые инеем ворота, вздохнул. — Согласен, спрашиваю? — Холодно мне тут, — отозвался Игорь не своим голосом, — пойду в дом, к матери. Ты вон, к Саньку сходи, с ним накати. Шуруп пропал, словно и не было его, а Игорь задержался, невольно вгляделся в расступившиеся тучи, местами порозовевшие от разгорающегося рассвета, вместе с которым пробивались первые лучи солнца. Они совсем не грели, но почему-то от них стало теплым-тепло. ← Вернуться к списку |
115172, Москва, Крестьянская площадь, 10. Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru Телефон редакции: (495) 676-69-21 |