Конкурс "Наследника"

Анечка

В Козельск я приехала поздно и долго ждала маршрутку. «Вечером они плохо ходят!» – сетовали местные жители. Наконец подъехала «Газель» «Козельск-Сосенский». Села в нее, а вышла на «мехзаводе». Анечка встречала меня. Было уже совсем темно, но я легко различала ее темный силуэт: длинное темное платье до земли, темный полушубок сверху и темный платок на голове. Мы шли по тропинке через лес к ее дому. Аня расспрашивала меня о наших общих друзьях, как и кто живет. Я рассказывала о тех, кого удалось повидать за последнее время. « Вот ведь как нас всех раскидало по разным городам!» – подумалось мне.

- А ты сама то-как? – спросила Аня.

Я принялась рассказывать, как жила последние полгода.

- Ну вот, наконец, я вырвалась. Как тут замечательно: сосны. Как я рада тебя видеть! Завтра же пойду на этюды! Ты не хочешь со мной?

-Нет, Лиечка. Я теперь не пишу, да как-то и не хочется уже! – отозвалась Аня.

Наконец, мы зашли в дом, поставили чайники и продолжили разговор.

– Ну а ты чем занимаешься тут сейчас? – поинтересовалась я.

– Да я сайтом по-прежнему. Хочешь почитать, что я пишу?

– Конечно, интересно взглянуть.

– Я буду работать, а ты на другом компьютере можешь почитать. Это Тети Тани, она сейчас ко мне приходит работать.

– А соседки куда твои делись?

– А они переехали в другие места. Таня, как переехала тут так свободно стало. У нее столько всяких этих баночек с красками, она же ими два стола занимала, – улыбнулась Аня.

– А ты почему так и не стала иконописью заниматься? У тебя хорошо получалось!

– Да у меня характер не тот. Там большая аккуратность нужна.

После чая я еще почитала статьи Анины и других людей, живущих здесь же, в Оптиной, и отправилась спать.

Лежала и вспоминала, как первый раз приехала в Оптину пустынь на Успение. Анюта меня сюда и привезла. Приехали почти ночью и сразу на службу. Народу в Оптиной была тьма-тьмущая. Мне, не привыкшей к долгим службам, было тяжело, к тому же в храме было очень душно. И хотелось взглянуть на архитектуру. Я вышла на улицу: было темно, и церкви читались лишь силуэтами. Шел дождь и очень хотелось есть. Я старалась отвлечь свои мысли от этого чувства голода и старательно всматривалась в темноту. По маленькой тропинке от храма в Честь Казанской Божьей матери я прошла к месту, где похоронены убитые монахи. Постояла у их могил. Меня начинало знобить от дождя и холода ночи. Еще немного побродив по этим тропинкам, я вернулась в храм, где шла служба. После службы нас отвели в трапезную и накормили.

– В гостинице мест нет. Мы, наверно, в храме будем ночевать,– сказала Анюта.

Так и вышло. Нам раздали пенки, чтобы постелить их на пол. В храме оставалось еще много людей. Батюшка продолжал исповедь, а между тем многие уже готовились ко сну: расстилали пенки, укладывали вещи, читали молитвы перед сном.

Я радовалась возможности сделать интересные зарисовки, но через какое-то время свет в храме погасили, и он полностью погрузился в таинственный сумрак. Анюта уснула сразу же. Я же спать не могла, сидела на лавочке, вглядываясь в размытые очертания иконостаса и вслушиваясь в звуки вокруг. Было тихо и только слышно было равномерное похрапывание разных людей. Какая-то беспокойная женщина все тревожилась, что я не сплю и вскакивала все время, повторяя: «Почему ты не спишь? Ложись». Анечка тихо посапывала рядом.

Утром мы отправились еще на одну службу. В храме было тепло, и пение клонило меня ко сну. Так и не уснувшая ночью, я сама не заметила, как опустилась на лавочку и задремала.

На следующий день мы вернулись в наш город. А Анечка все рвалась в Оптину.

- Как там хорошо! Я когда приезжаю туда, мне не хочется никуда возвращаться! – часто повторяла она.

…А однажды она пришла в училище и сказала:

- Я уезжаю в Оптину насовсем! Завтра иду забирать документы из училища. - Ты разве не доучишься? – спрашивали многие.

Я ее обняла и расплакалась.

- Как же я теперь без тебя буду? Ты меня не забудешь?

- Знаешь, есть ведь родство душ. И это родство оно и на расстоянии остается! – сказала мне Анюта.

Как-то еще до ее отъезда, мы гуляли с ней в нашем бору, а она смотрела на сосны и говорила:

- Мне тут нравится, потому что это место напоминает мне Оптину. Там тоже сосны! Так ее сердце все время рвалось к этому месту. И вот она поехала туда.

Мы перезванивались.

– Как ты? Чем занимаешься? – спрашивала я.

– Я коровок пасу. Лиечка, я так рада, мне так здесь все нравится. Как я раньше этого не понимала!

– А как же живопись? Ты что-нибудь пишешь?

– Нет, не пишу. Времени нет, да и не хочется! Мне так легко и хорошо.

– Ты же хотела иконописью заниматься?

– Ну, если батюшка благословит. Да, я и хочу.

На Рождество я приехала к ней в гости первый раз. На улице было очень холодно. Как раз самые морозы пришлись в эту пору. Приехала я не одна, с другой девушкой, тоже Аней (для ясности буду называть ее Нюркой). Меня сразу поразили условия, в которых жила Анюта: печь с дровами, отсыревшими и горевшими плохо, от чего помещение плохо прогревалось, жесткие кровати, полупустые комнаты, старая мебель, отсутствие водопровода.

Вечером мы наряжали елку: заворачивали конфеты и мандарины в серебристую фольгу и вешали на веточки. А ближе к ночи отправились в Оптину на службу. Закутались так, что только глаза торчали, а иначе бы и идти было невозможно.

– Мы что пешком до Оптиной пойдем? – поинтересовалась я у Анюты.

– Не знаю. Надеюсь, нас подвезут на попутке. Будем ловить. Сейчас туда многие едут.

Мы прошли лес, и вышли на дорогу. Зимней ночью сосны казались огромными сторожами, и в то же время пугающими великанами. Становилось все холоднее и холоднее, а машины все ехали мимо. Наконец кто-то над нами сжалился и посадил к себе в машину. Народу в Оптиной было больше раза в три, чем на Успение. Служба шла сразу в нескольких храмах. Двери были открыты, народ толпился и у дверей, а от дверей храмов шел пар. Мы стали протискиваться внутрь, и как только оказались в самом центре этой толпы, я почувствовала, как кружится голова из-за духоты.

Я обернулась назад, но там была толпа. Впереди два знакомых платочка, которые было страшно потерять из виду. С потолка капала вода, образовавшаяся от конденсата. «Что делать: на улице слишком холодно, а здесь слишком душно…» – подумала я. Не без труда я все-таки выбралась на улицу и пошла в другой храм, в котором тоже шла служба, но народу было значительно меньше. Когда служба закончилась, я нашла своих Анют. Мы отправились к Аниному батюшке, там уже собрались все чада, стол был накрыт, и на столе все самое вкусное. Народу было много, и самого разного. Был там и мальчик лет десяти, Ваня. После трапезы все вышли на улицу и начали пускать фейерверки, которые так сильно ждал Ваня. Разноцветные огоньки взмывали вверх и гасли, не долетая до земли.

Наконец совсем озябшие мы прибыли в дом, и почувствовали, что и в доме не слишком тепло.

– Надо топить печь, – сказала я.

Аня ответила, что ей вставать на утреннюю службу очень рано.

– Иди спать. Мы с Нюркой вытопим, а завтра отоспимся.

Нюра посмотрела на меня вопросительно:

– А ты знаешь, как топить печь?

Я кивнула утвердительно.

Дрова были совсем сырые и никак не хотели загораться. А когда все-таки разгорелись, то все равно была опаска, что потухнут. Горели они плохо, и помещение нагревалось очень медленно. Спать было нельзя идти, пока все не прогорит. Мы с Нюрой выпивали кружку за кружкой горячего чая, чтобы согреться, да и не заснуть.

– Ты самое главное говори что-нибудь, – просила она, – а то если мы перестанем говорить, то тут же уснем.

Так и прошла ночь в разговорах, к восьми утра, наконец, прогорели дрова, а мы пошли спать, Анюта, напротив, как раз встала на утреннюю службу.

К обеду печь опять начала остывать, Аня на этот раз взялась топить ее сама.

Вечером мы сидели втроем и вспоминали о жизни в училище. Изменились ли мы теперь? Вот и Аня живет совсем иначе, чем тогда, но, собственно, она не сильно изменилась.

– А ты счастлива, Аня? – спросила я.

Аня задумалась, помолчала минутку, затем лицо её словно озарил какой-то внутренний свет и она ответила:

– Счастлива, Лиечка!

 

Лия Паладина

 

Конкурсная работа 2008 года

← Вернуться к списку