Конкурс "Наследника"

Старуха

 

Утро выдалось на редкость непогожее: пронзительный ветер хватал за горло, бессовестно сыпал прохожим за воротник ядовито-холодную морось. К бетонному саркофагу остановки медленно приближалась старуха. Шла она настолько тихо, что издалека казалось, будто она перебирает ногами на одном месте.

Старуха была немощна и бедна: на подоле убогого клетчатого пальто давным-давно засохла жирная дорожная грязь, редкие седые волосы едва прикрывал ветхий выцветший платок.

 - Слышь, милок, когда автобус-то будет? – отдышавшись, спросила старуха у стоявшего поодаль мужичка. Тот был пьян и ничего не ответил – даже и вопроса толком не расслышал.

– Меня, голубчик, к профессору на консультацию направили, - старуха принялась объяснять пьянчуге причину своего появления на остановке. – Давление совсем замучило. Всё двести да двести – голову кружит, дышать не могу. Мне ж и приготовить, и убрать, и постирать надо – а я всё никак, лежу только. Да и ноги тоже болят – хожу с палкой.

Мужичонка отвернулся от нечаянной собеседницы и устроил сольное выступление: то ли приплясывая, то ли пытаясь сохранить равновесие, размахивал, как ветряк, руками и гундосил пошловатый мотивчик. Старуха продолжала:

 - Поеду вот в областную больницу. Там врач, говорят, шибко грамотный, глядишь, посоветует, как давление наладить. Соседки смеются: тебе, мол, помирать давно пора, а ты по врачам надумала мотаться. Оно и верно: помирать надо, а всё Бог никак не приберёт. Может, моему веку ещё лет десять отпущено, что ж муки такие терпеть?

Старуха на мгновение задумалась, и серое лицо её приняло скорбное выражение:

 - Я, мил человек, уж восемьдесят лет на свете живу, а помирать страшно. Страшно! Всю жизнь ведь без Бога прожили. А ну как нет его, Бога-то? Помрёшь так, и не останется от тебя ничего, как и не бывало на белом свете.

По небу мчались клочковатые облака. Будто бы силясь догнать их, по газону неслись жухлые листья. Пьянчуга, скорчившись, сидел на лавке, спрятав лицо в ладони.

 - Одна я осталась, голубчик, - не унималась старуха, и неясно было, к кому обращена её жалоба – к пьянице ли, к ветру или к Господу Богу. – Раньше у меня большая семья была – и мамочка, и брат, и сёстры. Замуж потом вышла, муж хороший был человек, хоть и выпивал. Ни разу на меня руки не поднял. Сыночка, Валеру, родила – славного такого мальчишечку. Учился он хорошо, в армии в Германии служил. Мы с мужем на заводе работали, в горячем цеху – квартиру зарабатывали. Я двадцать лет у домны провела – все здоровье в печь эту, окаянную, и сложила… А теперь и квартира никому не нужна – всех потеряла. Родители давно уж умерли, брат да сёстры один за другим ушли. Мужа подъёмным краном на заводе придавило насмерть. Валерочка тоже вот… - старуху душили слёзы, - сыночек мой утонул в двадцать семь лет, и деток родить не успел…

Мимо старухи с шумом неслись мириады машин, по тротуару пёстрой гурьбой шагали в музей первоклашки, на обочине электрики чинили фонарь – и никто, никто в целом мире не замечал старухиного горя, несмотря на то, что оно было огромно, как океан – окунись, и утонешь бесследно.

Подошёл автобус. Пьянчуга кое-как ухватился за поручень и забрался в салон. Изрыгнув облако едкого дыма, дребезжащий «Икарус» лязгнул дверями и вскоре скрылся за поворотом. Старуха осталась на остановке одна. Долго ещё она глядела в сизую даль подслеповатым тусклым взглядом и всё говорила, говорила – теперь почти беззвучно, едва шевеля губами. Потом она медленно повернулась и, опираясь на свою палку, побрела домой.

 

Светлана Полежаева

Конкурсная работа 2010 года

← Вернуться к списку