Конкурс "Наследника"

Малыш и Карлсон

 

 

Утро

 

Славка сладко спал на огромной родительской кровати – розовые пятки на подушке, одеяло на полу. Под голубоватыми веками беспокойно бегали глаза – ему снился последний утренний сон. Сон был волшебный: Славка видел, как со страницы лучшей в мире книжки - «Математики в картинках» спрыгнул прямо ему на ладонь нарисованный охотник. За спиной молодого, но важного охотника серебрилось двуствольное ружье. Славка хотел, когда вырастет, быть таким же, как он. Охотник степенно спросил Славку: «А ну-ка, скажи мне, мальчик, сколько белок я видел сегодня в лесу?» Славка точно помнил, что охотник видел пять белок – они не раз считали их вместе с мамой. «Пять, - рассудительно ответил он. – А ты не будешь в них стрелять?» «Ну что ты, конечно, не буду. У меня ружье не для того, чтобы зверей убивать, я им разбойников и браконьеров пугаю. За верный ответ я подарю тебе гостинчик из леса – лисичка передала», - и охотник протянул Славке большую шоколадную конфету. Она была в яркой обертке с золотыми буквами и очень вкусно пахла. Такую он ел только однажды – на новогодней елке его угостил сам Дед Мороз. Славке настолько хотелось развернуть подаренное лакомство, что он даже и не заметил, как исчез охотник. Он решил сохранить фантик от чудесной конфеты, чтобы показать его бабушке, а то вдруг она потом не поверит, что охотник был на самом деле?

Бабушка, как всегда, хозяйничала на кухне: Славка явственно слышал, как гремела посуда, из-под крана текла вода, а половицы деловито поскрипывали от быстрых бабулиных шагов. Сейчас она напечет блинов – солнечных и кружевных, и позовет любимого внука к столу. Славка обожал бабушкины блины, но конфета, подаренная охотником, была много важнее: ее золотинка нежно позванивала, показавшийся шоколадный край манил поскорее попробовать лакомство. Малыш еще раз вдохнул неповторимый шоколадный аромат, еще раз внимательно посмотрел на конфету, перевел дыхание и, наконец, надкусил ее. Сейчас должна мягко хрустнуть вафелька. Но вместо этого произошла неприятность: зубы почему-то стукнулись друг о друга, а во рту ничего не оказалось. Славка с горьким удивлением посмотрел на ладонь – она была пуста. Он и не заметил, как проснулся.

«Быть может, она упала?» - он принялся обшаривать постель, но ни конфеты, ни даже фантика там не оказалось. Ему стало горько до слез, он раздумывал, стоит плакать или нет – брови встали домиком, щеки надулись, а нижняя губа сердито оттопырилась. «Позову бабушку, уж она точно найдет!» - решил Славка, когда на глаза навернулись первые слезы. И закричал что есть мочи: «Бабуля!» Малыш еще более неприятно удивился, не услышав в ответ привычного «Бегу, внучек!» По дому разлилась гадкая серая тишина, только громко тикали часы, да нудно гудел лифт – проспавшие соседи торопились на работу. От Славкиного крика кот Кешка, старательно намывавший свою черно-белую шубку, удивленно вскинул морду, вопросительно мурлыкнул, замер на секунду, заметив за окном пролетавшую синицу, а затем продолжил нехитрый кошачий обряд. Стало до того тихо, что слышен был звук, с которым Кешкин язык скользил по шерсти.

За окном брезжил нерасторопный зимний рассвет. Малыш подвинулся к краю кровати, чтобы стал виден кусочек бабушкиной комнаты – может, она еще спит? Но вход в её спальню куда-то исчез. Славка окинул взглядом выплывавшую из утренних сумерек комнату – она была огромной, пустой и незнакомой. Он вспомнил:

«Позавчера мы с папой и мамой переехали в другой город!» Бабушка осталась далеко, а родители ушли на работу. Сегодня он проведет целый день в одиночестве. Плакать расхотелось – Славке стало душно и неуютно, остатки волшебства бесповоротно рассеялись. Он не знал, чем себя занять.

Малыш подошел к Кешке – кот еле поместился в руках, дотащил его, оскорбленного непрошенным вниманием, до кровати и аккуратно погладил. Кот ласке был не рад и куснул Славку за руку, обиженно мяукнул и удрал на кухню. Ах, если бы мама была рядом! Она бы взяла своего любимого мальчика на руки, обняла, жарко поцеловала бы в лоб, волосы, шею, щеки, даже в нос, нежно бы прошептала «С добрым утром, мой малыш!» А потом бы они пошли умываться и чистить зубы, а потом из магазина вернулся бы папа – самый добрый, смелый и сильный папа на свете, а потом бы они вместе сели завтракать. После бы они отправились гулять, и папа катил бы сына на санках, а Славка рассматривал бы незнакомые улицы и дворы. Так было вчера, в воскресенье, а сегодня – понедельник, и значит, мама придет домой, когда короткая стрелка часов будет смотреть строго вниз, а длинная строго вверх, а с папой он увидится и вовсе неизвестно когда, потому что днем он должен работать на заводе инженером, а вечером в магазине грузчиком, чтобы платить ипотеку. Кто такая была эта ипотека, Славка не знал, но отчетливо понимал, что это она разлучила его сначала с бабушкой, а теперь еще и с родителями. Еще он слышал, как мама жаловалась папе, что у них теперь нет денег ни на одежду, ни ему на игрушки и даже на фрукты – ипотека съела все. Малыш боялся, что она съест и бабушку, но папа сказал, что бабушка для нее невкусная, потому что старенькая. Славка представлял эту загадочную ипотеку гигантским одноглазым чудищем вроде циклопа с кучей тонких волосатых лап. Когда он вырастет, вместе с папой и охотником из «Математики в картинках» он застрелит этого монстра, и жизнь пойдет своим чередом.

Славка подошел к окну – у него захватило дух от высоты. Шутка ли – десятый этаж! Вот – низенькие пятиэтажные домишки, вот две дороги, а вдалеке бесконечно курят разноцветным дымом заводские трубы – малышу казалось, что это они производят мягкие неповоротливые облака, неспешно ползущие по небу. Глядя на застывший сизой лавой завод, Славка хотел крикнуть «Папа, привет!» - он знал, что отец работает там, но отчего-то смутился и прошептал приветствие шепотом.

По обледеневшей тропинке, как муравьи, ползли неуклюжие дяди и тети, стрелой катились на ботинках большие мальчики с портфелями, потихоньку шагали, держась за надежную руку взрослого, детсадовцы – Славкины сверстники. Он тоже хотел ходить в детский сад – там много машинок и каждый день дают компот, но мама сказала, что в городе стольким детям не хватает места в садике, что до Славки очередь дойдет только когда он соберется жениться. Жениться малыш пока не собирался, так что пришлось оставаться дома одному.

Босые ноги мерзли на полу, и Славка решил одеться. Часы пробили восемь раз. Начинался бесконечный, полный неуёмного одиночества день.

 

Привидение

 

Славка сел на кровать и начал придумывать себе занятие. Странно: когда ты дома один, почему-то совершенно не хочется катать машинки или строить из кубиков. Вон из коробки с игрушками торчит нога космического рейнджера, а голова застряла между грузовиком и старым плюшевым зайцем. Вытащить бы надо солдата - не дело, когда такой храбрый вояка, не раз побеждавший жутких пришельцев, оказывается в абсолютно беспомощном положении. «Пусть полежит, - вдруг подумалось Славке. – Не хочу подходить к нему». В старой квартире в комнате малыша стоял большой красивый шкаф для игрушек, где каждой было отведено свое место. Солдаты располагались на самой верхней полке, чтобы видеть все происходящее и ночью, если нападут захватчики или еще какие-нибудь враги, а Славка будет спать, защитить и себя, и остальную игрушечную братию. Полкой ниже стояли машины и паровоз, еще ниже сидели плюшевые звери, которыми Славка играл полгода назад, а может быть, и еще раньше. В нижнем ящике размещалась всякая мелочь – игрушки, которые он не особенно любил, но жалел, потому что они были постоянно заперты, и время от времени извлекал их на свет божий. Сейчас и любимые, и остальные игрушки были свалены в одну большую коробку от телевизора, в которой они ехали во время переезда, и оттого казались жалкими и ненужными. Шкафу повезло больше – ему места в машине не нашлось, и он остался жить у бабушки.

Вчера мама перед сном наказала малышу: «Как проснешься, умойся, а потом иди поешь. Завтрак и обед оставлю на столе». Что ж, надо умыться. Свет в туалетной комнате предусмотрительно был включен – чтобы Славка не упал с табурета, пытаясь дотянуться до выключателя. Теперь надо отрегулировать воду. Кипяток. Ледяная. Опять кипяток. Нет уж, лучше умываться холодной, да и папа говорил, что теплой водой умываются только девчонки. Намочив указательный палец в ледяной воде, малыш зажмурил левый глаз и провел кончиком по веку, потом проделал то же самое с правым глазом. Ну, вот и умылся, вот и замечательно.

Кран никак не хотел закрываться – он начал рычать, как злая собака, но Славка припугнул его, сказав, что если он не прекратит, папа навсегда его разберет. Кран подумал и рычать перестал, но до конца не послушался – тихонечко завыл, а вода продолжала сочиться тонкой струйкой. Наконец, поняв, что его никто жалеть не будет, кран оставил свое глупое занятие: струйка делалась все тоньше и тоньше, а потом и вовсе иссякла. Славка тщательно потер полотенцем и без того сухое лицо и отправился на кухню.

По пути в коридоре он заметил свое отражение в большом зеркале, повешенном вчера папой. На него исподлобья смотрел коротко стриженный светловолосый мальчуган с круглыми синими глазами и румяными щеками. С футболки Славке приветливо улыбался богатырь Илья Муромец, и ему захотелось улыбнуться в ответ. Малышу понравилось, как изменилось лицо, украшенное улыбкой, и он начал улыбаться на разные лады, а потом, когда это ему надоело, кроить рожи – то смешные, то глупые, то воинственные, как у дикарей из телевизора. И вдруг веселье закончилось – он заметил, что из глубины зеркала за ним наблюдало привидение. Оно было жутким – коричневым, рогатым, одноруким, с лицом на животе. На лице жестоким огнем горел прямоугольный глаз.

Славку парализовало – он не мог бежать, не мог отвернуться, не мог отвести взгляд, не мог даже позвать на помощь – привидение душило его, сковав мысль и тело. Малыш в один миг понял, что если он отвернется, привидение заберет через зеркало его душу. Еще секунда – и он упадет без сознания, а может, уже и без жизни. И тут он вспомнил, как мама однажды, когда он болел, что-то шептала, стоя на коленях у иконы, на которой был изображен нарядный дядя с длинными волосами, грустными глазами и с книгой в руке – Боженька Христос. Он запомнил только «Господи, спаси» и странное звонкое слово «Аминь». Неведомо почему, но утром ему стало намного легче – температура спала, и он пошел на поправку. Славка попробовал произнести эти слова вслух – но привидение не давало пошевелить губами. Он попробовал более настойчиво – у него получилось. И еще, и еще – с каждым разом уверенней и лучше. И вот он с большим трудом отвернулся. Когда он поворачивал голову, его осенило: раз я вижу привидение в зеркале, значит, оно есть и на самом деле – за моей спиной. По спине вновь побежали мурашки, а футболка стала липкой, но с некоторым удивлением для себя Славка отметил, что ему хочется посмотреть в тот угол, где должно сидеть чудовище.

Никого! Странно. Только на вешалке висит мамин коричневый плащ. Один рукав у него виден, а второй нет, а прямоугольная пряжка и впрямь напоминает глаз. Надо сказать маме, что ее плащ умеет превращаться в привидение – нельзя надевать такую опасную вещь. Славка решил снять оборотня с вешалки и спрятать подальше. Но для этого надо принести с кухни табуретку, а пройти мимо зеркала Славка не решался. Тогда он вернулся в комнату, взял икону с Боженькой, повторил заветные слова, достал из коробки с игрушками храброго космического рейнджера – а вдруг толк будет и от него? - и отправился за табуреткой. Пулей промчавшись мимо зеркала с привидением, малыш заметил, что оно все еще сидело в углу, но выглядело не таким грозным и даже слегка напуганным. Чтобы еще сильнее напугать его, Славка, на долю секунды остановившись у зеркала, показал привидению икону, схватил табуретку, подбежал к вешалке и, держа Божий лик одной рукой, а рейнджера зажав под мышкой, принялся стаскивать мамин плащ с крючка. Изрядно посопротивлявшись, тот соскочил и, шурша, опустился на пол. Славка сгреб его в охапку и запер в кладовке. Он победил. Можно было идти завтракать. Славка хотел положить икону и космического воина на место, но передумал – мало ли что еще может произойти.

 

Трапеза

 

Посуде на столе было тесно – казалось, что завтрак приготовлен на всю семью. Ровной линией шла батарея тарелок – с кашей, домашним творогом, макаронами и котлетой, румяными тостами. За ними выступали солдаты-стаканы – с чаем, бабушкиным яблочным соком, кефиром и киселем. В глубоком тылу стола спрятался штаб – розетка с вареньем. Врага надо одолеть! И первым делом нужно разбить командование.

Генералы-вишенки жутко перепугались и запищали дурашливыми голосами: «Мы не боимся! Мы не сдадимся! Мы атакуем вас страшным оружием!» Славка печально, но решительно вздохнул: делать нечего, придется высылать вертолет. Малыш нахмурился, поднес кулак ко рту, словно рацию, и серьезным, полным авторитета голосом, как у настоящих военных из кино, отрывисто произнес:

 - Рейнджер, прием, прием! Как слышите?

 - Прием! Слышу вас отлично!

 - Вам срочно нужно выполнить опасное боевое задание! Летите на секретную базу, возьмите самый большой вертолет и отправляйтесь в тыл врага. Штаб должен быть разбит. Без победы не возвращайтесь!

 - Вас понял. Выполняю.

Вот она – база. Ящик стола плавно открылся, и арсенал секретного оружия, притягивающего магией металла, предстал перед рейнджером во всей красе: чайные ложки – истребители, столовые – вертолеты, ножи – боевые топоры, вилки – гарпуны. Немного подумав, он выбрал самый мощный и тяжелый вертолет – папину ложку, оседлал его и взмыл ввысь. Ведомый Славкиной рукой, воин стремительно приближался к варенью.

В штабе врага царила паника. Чтобы усилить ее, Славка подключился к операции сам и устроил небольшое землетрясение, болтая розетку из стороны в сторону. Ягодные генералы понимали – жить им осталось недолго, и старались как можно глубже погрузиться в сироп, но у них ничего не получалось. Подоспевший рейнджер зачерпнул перепуганную вишневую братию и молниеносно доставил Славке в рот. Второй рейс, третий, четвертый… Победа! Штаб разгромлен! От генералов остались только скелеты – вишневые кости. Вертолет был отправлен на помывку в раковину, рейнджер, отлично справившийся с заданием, пил кисель из Славкиного стакана, а Боженька кротко им улыбался с иконы, прислоненной к кружке с кефиром.

 - Ты, наверное, тоже проголодался? – Славка сочувственно спросил Христа. – Чем бы тебя покормить?

Вот же, самое вкусное – тосты!

 - Будешь? – доверительно спросил он, но Господь не сказал ничего – всё глядел на малыша, и взор Божий был лучист и светел.

 - Ешь, не стесняйся! Ты не можешь положить свою книгу? Так давай я тебя покормлю! – малыш поднес к устам Господа самый румяный тост. Ему казалось, что Боженька откусывает маленькие кусочки и даже жует их, а взгляд его наполняется благодарностью. В этот миг Славка осознал всей своей сутью, что икона – это надежный мост между ним, крошечной каплей бытия, и Господом – светом, дарующим этой капле возможность сиять всеми цветами радуги. Славку вдруг накрыло горячей волной любви, на глазах показались слезы. С великой нежностью он обнял Христа, прижав икону к себе, и заплакал, а Христос утешал его, предлагая разделить с ним хлеб.

Прорвав лоскутное одеяло туч, в окне показалось солнце, наполнив мир радостью. Забыв о недавней битве, Славка трапезничал с Господом, и ему было хорошо.

Насытившись, Малыш бережно перенес икону на подоконник и принялся разглядывать мир, сотворенный его сотрапезником. По небу стремительно летели нежно-розовые облака, на земле суетились голуби, предчувствуя скорую весну, деревья приветствовали новый день, качая руками-ветвями. В домах, в машинах, на улицах смеялись, любили, страдали, мыслили люди, и каждый из них был похож на Бога, и каждый был уникален, и невозможно было этому не удивляться. Славку переполнял восторг – уверившись в родстве с Богом и людьми, он понял, что является неотъемлемой частью этого мира.

На подоконник запрыгнул кот и подставил под теплые ладони мальчика спину. Не дожидаясь, пока малыш приласкает его, Кешка замурлыкал, разделяя Славкину радость. Новая квартира в ту минуту не пугала их, и одиночество, пусть ненадолго, но всё же отступило. Часы пробили десять, но малыш этого не слышал – душа его пела торжественную песнь, он ощущал себя сотворцом. Кот щурил от удовольствия умные желтые глаза. Спешащие люди ничего не знали ни о Славке, ни о коте, но они всем охотно это прощали – любовь велика, бескорыстна и мудра.

 

Авария

 

Славка стоял у окна, и лучи солнца, медленно плывущего в бездонную высь, золотили и без того светлые волосы малыша. Увлеченный колоссальной внутренней работой, он не услышал, как в дверь позвонили, не заметил, как напрягся кот, напуганный резкими звуками.

 - Есть кто дома или нет?! Откройте, наконец! Это вы нас топите? Я на вас в суд подам, у нас евроремонт! Был евроремонт! Да что же это такое? Я вызову милицию! – издалека, словно с края вселенной, доносился до Славки визгливый женский голос. Он не осознавал, что гневная речь обращена к нему. Лишь тяжелые удары в дверь вернули его в реальность.

Малыш повернулся, с удивлением заметил, что стало совсем светло. На столе стояла грязная посуда, рейнджер уже не пил кисель, а спал богатырским сном рядом со стаканом, от окна на стену легла кружевная тень, повторяющая воздушный узор тюля. Крик прекратился, и стало тихо – только был слышен стук шлепанцев, принадлежавших незнакомой, но очень сердитой тёте, спускавшейся по лестнице. Что она хотела? Зачем так громко стучала в дверь, когда мама и папа на работе? Славка запоздало напугался, и сердце его забилось едва ли не громче стука шлепанцев незнакомки. Может, ее надо догнать и спросить, зачем она приходила? Нет, нельзя! А вдруг она не одна, вдруг она привела бандитов, которые похищают детей? Если бандитов двое или трое, то он, конечно, их победит – пнет одного ногой прямо в голову, другому даст рукой под дых и с третьим тоже что-нибудь придумает, а потом свяжет всех и сдаст в милицию. А если их будет больше? Можно ведь и не справиться. Что произойдет в этом случае, малыш не знал, но было понятно, что мама и папа сойдут с ума от горя. Если будут стучать в дверь, нужно сидеть тихо и никому не открывать, как будто дома никого нет – так учила мама. Славка сел на табуретку и затаился. И вдруг в тишине он услышал – точнее, слышал-то уже давно, да не пытался объяснить себе этот звук – едва слышное шипение, доносящееся из туалета. Оно было настойчивым и непрерывным – не прекращалось даже на мгновение. Оно пугало, и хуже всего было то, что источник, испускавший злобные звуки, Славке был абсолютно неизвестен. Забыв о бандитах, которые могли сидеть под дверью, малыш робко подошел к уборной.

Его воображение тут же нарисовало жуткую картину: из канализационной трубы в туалет пробрался подземный змей – огромная, толстая, склизкая красноглазая тварь с ядовитыми зубами. Он проголодался под землей и отправился по трубам в поисках добычи. И если сейчас открыть дверь – он набросится, обовьется вокруг тела и сомкнет на шее смердящую пасть. Что делать? Выйти на балкон и звать на помощь? Но ведь наверняка никто не поверит, что в их доме завелся монстр. Пойти гулять? Придется бродить по улицам до самого вечера, пока не придут мама и папа. Да и заблудиться недолго – город малышу незнаком. Оставался единственный путь: сразиться.

Он может погибнуть сразу – и это будет хороший исход. А если змей только ранит его, это будет значительно хуже: умирать придется медленно, под действием отравляющего плоть яда. Как это – умирать, малыш представлял смутно, зато отчетливо видел картину: он лежит на полу уборной – ноги прижаты к животу, остекленевшие глаза открыты, а изо рта сочится струйка крови. Вот к нему подбегает мама, на мгновение замирает, стремительно склоняется над ним, поворачивает на спину и кричит голосом раненой птицы: «Славик, что с тобой?! Что с тобой, мой малыш? Кто, кто это сделал?! Сыночек, очнись!»

Малышу стало жалко себя – умирать очень не хотелось. Где он будет, когда умрет – не может ведь такого быть, что нигде? Кто будет играть его игрушками? А если вместо него у мамы родится другой ребенок, и о Славке больше никто никогда не вспомнит? А если получится по-другому: змей не насытится Славкой и останется поджидать следующую добычу? А следующей в туалет непременно войдет мама. И папа просто не успеет ее спасти. Думать об этом было совершенно невыносимо, и малыш, простив маме возможность рождения ребенка, который заменит его в случае гибели, отправился искать оружие. Нож? Нет – он слишком короток. Пистолет с пульками? Смешно. Соорудить лассо из веревки? Может не хватить сил, чтобы придушить гада. Выход один: привязать покрепче нож к палке – на балконе у папы есть много тонких и длинных реек. Получится копье – дотянуться до змея будет удобно. Схватка будет тяжелой, но проиграть ее нельзя – маму нужно защитить. Пока малыш готовился к битве, шипение становилось все сильней: видно, чудовище догадывалось о Славкиных намерениях, и они приводили его в бешенство.

Вооруженный копьем и полный решимости, малыш шагал на смертный бой. Он даже попробовал спеть воинственную песнь для поднятия духа, но не смог – она звучала фальшиво и неуместно. Был только ужас – даже волосы на голове шевелились. Утренний случай с плащом-привидением казался малышу просто маленьким недоразумением по сравнению с адским змеем, засевшим в туалете. Из-под двери сочилась вода – конечно же, гад забил канализацию, и начался потоп. Так вот почему приходила тетя! Никаких бандитов под дверью нет – вода протекла к соседке, и она примчалась ругаться.

Вот и конец пути. Малыш взялся за дверную ручку, повернул ее и мысленно попросил прощения у мамы, папы и бабушки за все шалости, когда-либо совершенные им. Уже открывая дверь, Славка вспомнил, что змею нельзя смотреть в глаза – иначе он превратит тебя в камень. «Надо было взять зеркало!» - подумалось Славке, но было поздно – он перешагнул за черту, отделяющую территорию зла от остального пространства. Шипение стало невыносимо громким. Вода доходила до щиколотки. Мысли неслись молниеносно: «Змей прячется в унитазе – туалетная комната маленькая, и деться ему больше некуда. Значит, надо разить его прямо сейчас!» Малыш зажмурился, поднял голову, вскинул руку с копьем и со всей силы ударил туда, где должен был скрываться гад. Лезвие чиркнуло по фаянсу – чудовища там не оказалось. Удивленный малыш открыл глаза. В туалете было пусто. Только сейчас Славка понял, что направил удар не туда – шипение доносилось из-за спины справа – змей обвил водопроводные трубы. Малыш вновь сжал покрепче веки и шагнул в сторону. Он даже не успел поднять копье – змей набросился первым. Поток ледяной ядовитой слюны с небывалым напором летел в лицо малыша. Славка, совершенно мокрый, моментально выскочил из-под смертоносного душа.

Странно, но боли не было. И кожа не была опалена кислотой. Малыш открыл глаза – он стоял один на покрытом водой полу, а из трубы с шипением и свистом летела ледяная струя – прорвало водопровод.

Славка знал, что надо повернуть вентили на трубах, чтобы перекрыть воду, но для этого придется снова нырнуть под холодный душ. Он собрался с духом, подался вперед и вмиг очутился в центре фонтана. Вот они, вентили. Какой из них надо перекрыть, малыш не знал наверняка, и решил для надежности закрутить оба. Вот один с трудом, но поддался Славкиным усилиям. Поворот, еще, еще – малыш от усилия надувал щеки, его пальцы то и дело срывались с неподатливой железки, вода заливала глаза. Струи – щупальца могучей гидры были невыносимо холодные – казалось, что Славка через секунду превратится в ледяную статую. Но бросить все, отступить он не мог. Второй вентиль оказался еще более строптивым – сколько Славка не пытался сдвинуть его хоть на миллиметр, ничего не выходило. Он сбил руки в кровь и совсем закоченел, а вода все продолжала прибывать – она уже переползла через порог туалета и начала заполнять коридор. «Ну давай же, давай, поворачивайся!» – в отчаянии кричал малыш, но водный змей издевался над ним, не желая покориться Славкиным усилиям.

Малыш сел в ледяную воду, оперся на унитаз и заплакал. Он проиграл. Все усилия тщетны. Сейчас вода протечет до самой земли и начнет заполнять подвал. Сначала утонут все жители нижних этажей, а потом и он сам. Слезы текли по лицу малыша, потом падали на пол, и казалось, что с каждой каплей вода прибывает как минимум на сантиметр.

Славка недоумевал: как же так, почему из-за какого-то маленького, никчемного крана может случиться столько бед? Это же так несправедливо! Внезапно его охватила злость, и он со всей силы ударил по вентилю копьем. И произошло чудо: неподатливый винт немного сдвинулся со своего места. Не веря в удачу, малыш стрелой метнулся к нему – винт наконец-то послушался Славку и с сердитым скрипом, медленно, неохотно стал поворачиваться, усмиряя разбушевавшуюся стихию. Струя становилась все слабее и слабее, наконец, из трубы вытекли последние капли. Дело было сделано – гидра повержена. От холода ли, от пережитого ли ужаса, малыша трясло крупной дрожью. Он не был горд этой победой, он был измучен и несчастен, и больше походил на напуганного воробья, чем на триумфатора, расправившегося с могучим драконом. Он вышел из туалета, держа в руке копье, с его одежды струями лилась вода. Часы отсчитали одиннадцать, и бой их казался печальным, словно тризна по ушедшему счастью – Славке казалось, что радость бытия утеряна навсегда, что время, проведенное им в одиночестве, уже давно перевалило за год. Он понял, что стал взрослее – и с усмешкой вспомнил историю с привидением и забаву с вареньем. Даже завтрак с иконой казался ему теперь детской игрой.

Что ж, надо завершить начатое дело – Славка прекрасно понимал, что это будет непросто. Собрать всю воду с пола намного сложнее, чем закрутить заржавевший вентиль. Но и сдаваться тоже нельзя – у родителей нет денег на то, чтобы оплачивать ремонт в затопленных соседских квартирах. Малыш снял намокшие штаны, вооружился совком для мусора – им будет удобно вычерпывать воду, вздохнул и принялся за работу.

 

Болезнь

 

Стоять на полу было холодно: ноги ломило, руки покраснели, из носа потекло. Дело двигалось медленно: сколько малыш не зачерпывал воду совком, она и не думала убывать. Малыш вспомнил: за родительской кроватью стоит большой тюк с одеждой, которой пока не нашлось места в шкафах. Славка хотел побежать в комнату, но не смог – ноги не слушались его, они пылали огнем и были тяжелы, будто чугунные. Дыхание тоже сделалось жарким, а весь окружающий  мир окрасился в пурпурный цвет – словно смотришь через очки с красными стеклами.

В комнате, к счастью, было сухо. Славка ступил на палас – казалось, что он горячее раскаленной сковороды. Наверное, то же самое чувствовала Русалочка, когда впервые вышла на сушу. Часы били полдень – и Славка с трудом шагал в такт ударам.

Вот, наконец, и коробка с одеждой. Малыш попробовал нагрести побольше вещей, но попалась какая-то мелочь – Славкины колготки да майки. Они упорно валились из рук – и всего-то через пять шагов в судорожно сжатом кулаке малыша осталась только его старая распашонка, случайно попавшая в коробку при переезде. Тогда Славка придумал взять покрывала и шторы и уж с их помощью осушить океан, разлившийся по ванной и коридору.

Малыш стащил плед с родительской кровати. Плед был необычным – на нем красовался огромный леопард, забравшийся на ветку. Вот и край океана. Славка бросил плед на пол, и храбрый зверь утонул. Из-под воды его глаза глядели грустно и тускло, а когти и зубы уменьшились по крайней мере вдвое. Леопарда надо было спасать – вынимать из ледяного плена и затаскивать в ванну. От воды плед отяжелел, сделался совершено неподъемным. Малыш так намучился, что почти и не помнил, как плед с леопардом очутился в корыте, как ушла большая часть воды, как он носил и бросал в изрядно обмелевший океан шторы, полотенца, простыни, как росла в ванне гора впитавшего воду белья.

Он не слышал, как часы отступили на шаг после полудня, не помнил, как избавился от намокшей майки, как очутился в постели. Славка чувствовал только всепоглощающую боль в каждой клеточке организма, жажду – странно, вокруг было столько воды! - и озноб, бесконечный озноб, выматывающий, беспощадно отнимающий остатки сил. Он не мог бояться или жалеть себя – хотя знал, что умирает, не мог звать на помощь – кричать или плакать. Единственное, чего хотел малыш, - увидеть перед смертью маму или папу. Все, что он мог – еле слышно стонать. Вскоре Славка впал впал в забытье – тяжелое, тягучее, бесконечное. Иногда он приходил в себя – и удивлялся тому, что все еще жив, и мучился, не найдя взглядом родителей. Он горячо молил Боженьку: «Помоги! Помоги! Приведи папу и маму домой! Мне нужна помощь!», но, казалось, Господь не слышал малыша – маленькую песчинку в океане просящих людей.

 

Карлсон

 

Где-то далеко, на другом краю вселенной, били часы: бом! бом! бом! В горле все еще было жарко и дышалось трудно и больно, но на лбу спасительным оазисом посреди раскаленной пустыни воцарилось прохладное влажное полотенце. Подле кровати сидела мама – или папа? - Славка слышал, как знакомо поскрипывает стул, чувствовал, как ему поправляют одеяло – подворачивают край под ноги, как он любил.

Малыш боялся открыть глаза – а вдруг это сон? - но ему невероятно хотелось прижать к щеке мамину теплую ладонь и поцеловать ее, и заплакать, уткнувшись в подол, и засмеяться от счастья. Славка, не размыкая век, дотронулся до маминой руки – она оказалась непривычно мясистой, с короткими широкими пальцами. Рука погладила его по щеке и поправила сползшее со лба полотенце – движения были нерешительны, словно на кровати лежал не Славка, а диковинная птица, которая в один миг может вспорхнуть и раствориться в небесах. Малыш растерялся: что происходит? где мама? и кто сидит на стуле? а вдруг на самом деле здесь никого нет, и ему все только чудится?

Страх одиночества был настолько силен, что Славка был рад любой живой душе – пусть даже и незнакомой. Малыш резко открыл глаза. Сначала он и не осознал, человек сидит перед ним или большая плюшевая игрушка в зеленых штанах на широкой лямке. Глаза не слушались – все плыло и качалось, как во время сильного шторма, наконец, Славка сосредоточился на большом красном банте на шее у странного гостя. Незнакомец встрепенулся, почувствовав на себе пристальный взгляд малыша, ласково погладил его по разметавшимся волосам и знакомым мультяшным голосом произнес:

 - Ох, малыш-малыш!

Это было невероятно, но на стуле перед Славкиной кроватью сидел Карлсон! Так не бывает, но, честное слово, это был Карлсон – та же рыжая шевелюра, тот же пропеллер за спиной и кнопка на зеленой лямке.

Славка не испугался присутствия чужого человека в квартире – быть может, потому, что был крайне удивлен. Он даже на секунду даже забыл о том, что болен:

 - Ты кто? Ты Карлсон, да? А я всегда говорил, что ты есть, а папа смеялся! Не улетай, я тебя с ним познакомлю, он хороший, только придет вечером, но ведь ты подождешь? Постой-ка! - Славкин восторг сменился смятением. - А ты... настоящий?

 - Ну ты даешь, малыш! – Карлсон немного обиделся. - Что значит «настоящий»? Настоящий, конечно! А какой же я еще могу, по-твоему, быть? Ты мне лучше скажи, есть ли у вас… - Славка тут же принялся вспоминать, куда мама поставила варенье, но Карлсон спросил о другом, чем удивил малыша еще больше, - скажи мне, дорогой друг, есть ли у вас лекарство от температуры?

 - Вообще-то есть. В шкафу на кухне, оранжевая бутылочка. Правда, я открывать ее не умею – крепко завинчена. Но зачем оно тебе? Ты же ведь всегда лечился конфетами и вареньем – я в мультфильме видел.

 - Лекарство нужно не мне, а тебе – ты же вон какой горячий, на твоем лбу блины можно печь. Ну или плюшки…

Гость пошел за лекарством, а малыш задумался: как же так могло получиться, что Карлсон попал к нему в квартиру – входная дверь закрыта на замок, а ключи есть только у родителей. Значит, либо все происходящее сейчас – сон, невероятно похожий на явь, за которым непременно последует пробуждение в одиночестве, либо он, Славка, от болезни сошел с ума. Думать об этом было страшно, и малыш закричал, что было мочи:

 - Карлсон!

Он предчувствовал, что бездонная тишина – как это было утром, когда ему снился сон про охотника и конфету – вновь оглушит его, но сейчас все обошлось – гость тут же подбежал к нему, держа в одной руке ложку с лекарством, а в другой кружку с водой. Славка послушно проглотил сироп и тотчас спросил, спеша развеять сомнения:

 - Карлсон, а как ты сюда попал?

Карлсон даже подпрыгнул от изумления:

 - Ты что, не знаешь, как мы, Карлсоны, обычно приходим в гости? Видишь, у меня на штанах есть кнопка? А теперь посмотри внимательно сзади – что ты там видишь? – и повернулся к малышу спиной.

 - Ой, у тебя есть пропеллер, а я позабыл об этом! Так ты, значит, прилетел через окно?

 - Ну конечно же, малыш. Наконец-то ты догадался!

 - Но ведь окно было закрыто, - Славке до конца не верилось, что все происходящее – не сон.

 - Окно было закрыто. А вот балкон был открыт. Видишь, я от холода стучу зубами – у вас тут прямо морозильник какой-то. А ты и вовсе заболел.

 - Нет, заболел я не только из-за открытого балкона. У меня тут целое приключение получилось морозильное. А балкон я забыл закрыть, когда ходил за древком для копья. Я тебе потом расскажу, когда температура уменьшится, - Славка устал говорить. - Только ты не уходи, я очень тебя прошу. Может, покажешь мне, как ты летаешь? Правда, папа еще не приделал люстру, поэтому шалить тебе, наверное, будет скучно.

 - Нет, малыш, - Карлсон грустно вздохнул, - пошалить у нас не получится. Не хочется признаваться, но я свое уже отлетал. Видишь, какой я стал старенький – пропеллер совсем не крутится. По правде говоря, живу я в соседней квартире. Я собирался вздремнуть после обеда, но услышал, как ты плачешь и зовешь папу и маму. Я понял, что с тобой случилась беда, и тебе срочно нужна моя помощь, и перелез со своего балкона на твой.

Славка представил, как Карлсон карабкается по обледеневшему балконному карнизу, и у него закружилась голова:

 - Неужели ты не боялся упасть и разбиться?

 - Боялся, конечно. Но еще больше я боялся, что не успею тебе помочь.

Славке хотелось спать, но он не мог позволить себе хотя бы на мгновение закрыть глаза –  вдруг сказка оборвется? И он, превозмогая себя, расспрашивал гостя о его жизни, о работе, о родных и рассказывал о себе и о первом, полученном им сегодня, жестоком уроке одиночества.

Оказалось, Карлсон много лет проработал актером в детском театре – играл там самого себя. А потом стал стареньким, и его выгнали на пенсию, а на его место нашли Карлсона помоложе. Его жена тоже нашла Карлсона помоложе, но не актера, а бизнесмена. Так Карлсон остался совершенно один – его бросили  даже собственные дети: они давно выросли и забыли о постаревшем отце. От прежней счастливой жизни у него остался только толстый поролоновый костюм с погнутым пропеллером.

Славке было безумно жаль Карлсона, а Карлсону жаль малыша, и это взаимное сочувствие было лучшим лекарством для двух расколотых одиночеством душ.                                                                                                                                                                                

 

Скандал

 

Жар отступил. По телу малыша разлилось блаженное тепло, казалось, что он стал легче пушинки – откинь одеяло, и взлетишь. Комната налилась щадящими глаза сумерками. Карлсон держал Славку за руку и напевал колыбельную – слова ее были незнакомы малышу, и потому песню хотелось дослушать до конца, но веки упорно смыкались – на Славку ласковой волной накатывал сон. Сопротивляться ему было невозможно, и уже через минуту малыш спал, и дыхание его было тихим и ровным. Карлсон сидел рядом и время от времени легко прикасался к его вискам – не горячий ли? Ни один из них не заметил, как пролетело время и стрелки часов, слившись в единую линию, вертикально распластались по циферблату. Ни один из них не слышал, как в замке щелкнул и дважды повернулся ключ и в прихожую вошли родители.

Славка не помнил, как он уснул, и потому ему было странно проснуться от истошного маминого визга и неистовой папиной брани. Он начал судорожно перебирать события долгого дня: быть может, на маму накинулся водный змей? Нет-нет, воду он перекрыл, пусть для этого и пришлось пожертвовать своим здоровьем. Быть может, крик поднялся из-за того, что он вытер потоп шторами? Вряд ли, мама никогда бы не стала ругаться из-за такой ерунды. А может, - малыш не успел ничего предположить: он всмотрелся в темноту и обнаружил, что остался в комнате один. Окончательно проснувшаяся память воспроизвела прожитый день целиком, и беспокойство охватило его: неужели опять стряслась беда, но на этот раз с Карлсоном? Славка больше не мог лежать в постели. Он выбежал в коридор и увидел ужасающую картину, в сравнении с которой меркли даже самые страшные сцены кино: Карлсон вжался в угол прихожей, а папа – нет, этого просто не может быть! – папа с искаженным злобой лицом бил его по голове. Бедный старенький Карлсон, одетый в театральный костюм, не мог даже поднять рук, чтобы закрыться от ударов – драться он абсолютно не умел и сдачи не дал бы при всем своем желании. Метавшаяся около них незнакомая истеричная тетя с маминой сумкой и в ее же пальто пронзительно верещала:

 - Караул! Вор! Вор! Говори, где мой сын, мерзавец?!

Карлсон пытался что-то ответить, но папа не дал произнести ему и слова – тряс за грудки так, что казалось, что у Карлсона вот-вот отвалится голова, и кричал ему в ухо:

 - Ублюдок, где ребенок, говори?! Катя, звони в милицию, я его держу! Я убью тебя, сволочь, если ты его хоть пальцем тронул!

Славка не мог шевелиться, не мог дышать, он словно пристыл к полу. Как же так, - его душу жгли раскаленные мысли, - разве лучшие люди на земле, его добрые, сильные, смелые папа и мама могут оказаться разбойниками, способными покалечить и унизить не просто старого и слабого человека, а того, кто рисковал своей жизнью ради спасения чужого ребенка? По его щекам катились невозможно горькие слезы, и Славка глотал их вместе с горячим воздухом, едва не падая в обморок от стыда за родителей и ощущая на себе каждый полученный Карлсоном удар. Малыш бросился спасать друга, но, сделав несколько шатких шагов, споткнулся, упал и зарыдал.

Мама наконец увидела Славку и сделалась белее снега, подхватила его на руки и запричитала – ее голос дрожал:

 - Что он сделал с тобой, сынок? Что?! Что?! Скажи мне, не молчи! Почему ты в одном белье?

И, вдруг всплеснув руками, взвизгнула:

 - Боже, этот подонок изнасиловал тебя?!

Славка не знал, что означает это длинное звонкое слово, расчлененное мамой на острые слоги, но ему отчего-то сделалось противно, и он что было мочи плюнул маме в лицо. Она замерла, открыв рот и в недоумении вытаращив глаза, а потом принялась качать головой, будто во время зарядки. Славка, не давая ей опомниться, громко и четко, как только мог, выпалил:

 - Я сегодня боролся с привидением и победил его. Я перекрыл лопнувшую трубу и убрал всю разлившуюся воду, замерз и заболел. Я остался один на целый день. Я мог умереть. А вы бросили меня, и значит, вам было безразлично, что может произойти со мной. Я все время был один. Вы же представляли, как это страшно и долго, когда уходили на работу. Вы плохие папа и мама! А Карлсон… - малыш задыхался от гнева, - Карлсон меня спас! Он перелез через балкон, чтобы помочь мне, хоть и боялся, что разобьется. Он нашел лекарство от температуры, он пел мне песни, он – добрый! – Славкин голос звенел, но вдруг сошел на обессиленный шепот. – Вы сломали мне сказку. Я не хочу с вами жить. Я ухожу с ним.

Обескураженные родители глядели на малыша так, будто никогда раньше его не видали. Карлсон незаметно выскользнул за дверь.

Первым очнулся папа и закричал на маму:

 - Это все ты виновата! «Ипотека», «не могу жить со свекровью», - папа зло передразнил ее. – Довольна?

 - Да что вы говорите – я виновата! – желчно выкрикнула мама. - Зарабатывал бы ты нормальные деньги, не было бы и проблем! Вечный нищий!

Мама плакала, сидя на полу в пальто, папа, заложив руки за спину, метался по коридору.

Славка неслышно дошел до комнаты и вскоре вернулся обратно – он нес сиявший золотыми искрами Божий образ. Малыш молча подвел отца к матери и вложил им в руки икону – так, что папа взял ее левой рукой, а мама правой. Он жалел этих неразумных взрослых людей и понимал, что никуда не уйдет – без него они пропадут.

- Я вас люблю, - сказал он тихо, но каждый произнесенный им звук впечатался в сердца родителей – они впервые осознали смысл этих слов до конца.

 

Ночь

 

Мерно тикали часы, убаюкивая уставшего малыша. Уже сквозь сон он слышал, как в квартиру вошел папа, да не один, а с Карлсоном – значит, мир? Вот зашумел чайник, вот чья-то ложка звонко стукнула о стакан. Карлсон вполголоса рассказывал о Славкиных приключениях, и мама с папой то и дело охали и удвивлялись.

Потом Карлсон пошел домой, но родители все не ложились – уж и кофе остыл, и до утра оставалось всего-ничего. Они молчали, но думали об одном и том же – как жить дальше, как платить – и стоит ли платить - неподъемную ипотеку. Пока ясно было только то, что малыш отныне ни на секунду не останется один – до тех пор, пока как следует не подрастет.

 - Как же нам теперь быть? - наконец спросил папа.

 - Просто. Ты помнишь, что сказал нам малыш сегодня? Мир – это любовь. Вот и все.

 - А может, - спросил папа, – пусть к Славику каждый день приходит Карлсон, тем более что старик так одинок? Ты не против?

Маме идея понравилась. После долгого разговора с Карлсоном она поняла: лучшего друга для сына ей не найти.

Растекшаяся по городу ночь переваливала бархатные облака на другой край неба. Сахарный месяц купался в них, словно в волнах. Кешка прижался к боку маленького хозяина – иногда его лапы вздрагивали, будто он ловил мышь.

Славке снился Боженька – малыш сидел у него на коленях, и Господь гладил его по волосам.

 - Спасибо тебе, - прошептал Славка с нежной силой, и Боженька одарил его улыбкой.

Отныне малыш знал наверняка: мир – это любовь. Бог – это любовь. Любовь велика, бескорыстна и мудра. Просто нужно помнить об этом.

 

Светлана Полежаева

 

Конкурсная работа 2010 года

← Вернуться к списку