Конкурс "Наследника"

Размышления

 

I

…был праздник Иудейский, и пришел Иисус в Иерусалим. Есть же в Иерусалиме у Овечьих ворот купальня, называемая по-Еврейски Вифезда, при которой было пять крытых ходов: В них лежало великое множество больных, слепых, хромых, иссохших, ожидающих движения воды; Ибо Ангел Господень по временам сходил в купальню и возмущал воду, и кто первый входил в нее по возмущении воды, тот выздоравливал, какою бы ни был одержим болезнью. Тут был человек, находившийся в болезни тридцать восемь лет. Иисус, увидев его лежащего и узнав, что он лежит уже долгое время, говорит ему: хочешь ли быть здоров? Больной отвечает Ему: так, Господи; но не имею человека, который опустил бы меня в купальню, когда возмутится вода; когда же я прихожу, другой уже сходит прежде меня. Иисус говорит ему: встань, возьми постель твою и ходи. И он тотчас выздоровел, и взял постель свою, и пошел. Было же это в день субботний. Посему иудеи говорили исцеленному: сегодня суббота; не должно тебе брать постели. Он отвечал им: кто меня исцелил, Тот мне сказал: возьми постель твою и ходи. Его спросили: кто Тот Человек, Который сказал тебе: «возьми постель твою и ходи»? Исцеленный же не знал, кто Он: ибо Иисус скрылся в народе, бывшем на том месте. Потом Иисус встретил его в храме и сказал ему: вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже. Человек сей пошел и объявил Иудеям, что исцеливший его есть Иисус.

Ин. 5: 1-15 (Евангельское чтение недели о расслабленном)

 

На это Евангельское чтение есть множество глубоких, прекрасных толкований. Думаю, многие моменты вы слышали – и что душа у нас расслаблена, и что помочь нам может только Господь, и о необходимости и силе веры, и про «не греши больше»… я же хотел бы обратить внимание на другой момент. Но вначале я хочу спросить вас: хотели бы вы побывать в Иерусалиме, на Святой Земле?..  А конкретнее – хотите ли вы поехать в Иерусалим?.. А еще конкретнее – вот, хотите ли вы в ближайшее время оставить все и поехать в Иерусалим?.. Думаю, на первый вопрос почти все ответили утвердительно – еще бы, как не хотеть побывать на земле, по которой при Своей земной жизни ходил Господь?.. и также полагаю, что на последний вопрос очень мало кто ответил «да». И то же самое проявляется и в нашем отношении к Небесному Иерусалиму. Хотели бы мы туда попасть? Конечно, как же не хотеть попасть на Небеса, в Рай? А конкретно – хотим ли мы вот здесь, сейчас (а будет ли у нас другое время мы знать не можем) – хотим ли мы жить по воле Божией, оставить свою суету, оставить грех и пойти за Господом? Я прошу вас честно и искренне подумать над этим. Не надо ложного «смирения»: «ах, я плохой, поэтому ничего этого не хочу!» Не надо и ложной «праведности»: «каждый христианин обязан этого хотеть, поэтому и я хочу этого всем сердцем». Давайте честно постараемся понять: чего же мы хотим?..

Возвращаясь к расслабленному… что меня поражает в этой истории – человек в течение тридцати восьми лет просит приносить его к купели. Он не может не понимать, что надежды у него практически нет – ведь он расслаблен, то есть парализован, и кто его опустит первым в воду после возмущения, когда вокруг столько больных, каждый из которых жаждет исцелиться? И все же он упорно просит приносить его в купель. Почему? Я не вижу другого ответа, кроме того, что он по-настоящему желал исцеления. И за 38 (!) лет он не впал в уныние, его желание не потухло – вопреки безнадежности, вопреки всему… и приходит Господь, и спрашивает его – хочешь ли здрав быти? – и тот исцелевает.

И вот очень важный момент, очень важный вопрос, который может помочь нам понять, почему у нас ничего не получается, почему мы повторяем одни и те же грехи, почему мы не исправляемся. Господь каждому из нас задает этот вопрос – хочешь ли здрав быти? Что мы отвечаем ему? Ведь быть здравым, по-мирски, очень страшно. Это отдать всего себя, отдать в Любовь, Любовь жертвенную – и до понимания этого надо расти, чтобы не играть в любовь, а жить ею. Ведь быть здравым – это отказаться от всего, что ненастоящее, что мешает мне расти в мою меру (а мера эта установлена Христом – это мера Божества: «будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» Мф., 5:48), как бы это ненастоящее не было привлекательно… Помните, как апостолы Иаков и Иоанн подошли ко Господу по пути в Иерусалим с просьбою сесть по правую и левую сторону от Него во Царствии, и что ответил им Господь: «не знаете, чего просите; можете ли пить чашу, которую Я буду пить, или креститься крещением, которым Я крещусь?» (Мф. 20:22).

Здесь же – слова преподобного Серафима Саровского, в ответ на вопрос, почему сейчас нет таких подвижников, как в древности: «решимости нет»…

И вопрос порой стоит даже больше, чем «хочешь ли здрав быти?» - а именно – чего ты хочешь? К чему ты стремишься? Ты создан был свободным, но к чему ты свободу свою направляешь, чему ее подклоняешь? Подобный вопрос прямо ставится Господом в другом Евангельском повествовании – Господь спрашивает слепца, взывавшему к нему: «Чего ты хочешь от меня?» (Лк., 18:41). Нередко мы взываем ко Господу – помилуй мя – но если Господь нас спросит, чего мы хотим, сможем ли мы ответить?

И опыт жизни показывает мне, что, по всей видимости, в конце концов мы получаем то, что хотим и имеем то, что и хотели. «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф., 6:21)

И давайте зададим себе вопрос: чего мы хотим? Хотим ли мы здрав быти? И подумаем над этим… и, быть может, поймем, что хотим хотеть, но как захотеть?

 

II

Мне кажется, в связи с этим уместно вспомнить учение преподобного Аввы Дорофея о страхе Божием.

Первая ступень страха Божия – страх наказания. Авва Дорофей называет это, если я не путаю, отношением раба. Причем, следует отметить, мы часто неверно понимаем этот страх. Речь идет не о страхе временного наказания, здесь, на Земле – что порой проскакивает у нас: «ой, сделаю что-нибудь не так, и Бог меня накажет, отнимет вещи любимые…» - будто мы любим себя больше, чем Господь. Нет, Авва Дорофей говорит о противоположном страхе: «Господи, веди меня здесь как Тебе угодно, наказывай как угодно, только спаси от вечного наказания!» И эта позиция действительно обращает человека к Богу, и, посмотрев на себя, можно осознать, что часто мы даже до нее, самой низшей ступени, не доросли… но все же, это – отношение раба – и не к нему мы призваны.

Вторая ступень – страх наемника, страх лишения награды, страх лишиться Царствия. И эти отношения дают нам желание и стремление ходить по путям Господним. Вторая ступень не сильно выше первой – и не к ней мы призваны.

Наконец, третья ступень – страх сына, страх любви. Здесь нет уже страха наказания, страха лишения, здесь нет принуждения – человек боится огорчить любимого. Думаю, все мы знаем, как это бывает, когда любишь человека – боишься расстроить его неверным словом, неверным поступком, и даже за мыслями своими следишь, чтобы не пронеслось в них чего-нибудь оскорбительного или неприятного для любимого… и к таким отношениям с Богом мы и призваны – отношениям сыновства. Недаром каждый день мы произносим слова, сказанные Единородным Сыном – «Отче наш…»

Таким образом, я так бы ответил на вопрос: «как захотеть хотеть?» - полюби. Будь в любви (хотя надо и помнить, что, в пределе, любовь – это вершина, и ее, как учат святые отцы, знающие ее из опыта своей жизни, без прохождения предшествующих степеней не достигнешь) и через это все приложится.

Но возникает в моей голове следующий вопрос: а как же любить? Разве можно взять – и полюбить? И с другой стороны – ведь проповедь Господня сводилась к призыву любить – значит, Господь к этому призывает?..

И вспомнился мне Введенский Храм Оптиной Пустыни. В нем находится рака с мощами преподобного Амвросия Оптинского. А рядом, на аналое, лежит его икона. На ней у преподобного в руках свиток, на котором написано – дословно не воспроизведу, но как помню – «Главное – любовь. Если хочешь иметь ее, твори дела любви».

И вот один из ответов. Твори дела любви. Не смущаясь, что как же так – эмоций нет, сердце не откликается – что же я творить буду? Состояние сердца не от нас зависит. Творить – от нас.

Будем только остерегаться, дабы не появилось у нас мнение, будто бы мы действительно «творим» великие дела. В одном приходе (в Храме Живоначальной Троицы в Хохлах) мне попадались удивительные слова на объявлении: «Послушание – это не то, что мы делаем для Бога, а что Он делает для нас» - и, мне кажется, они отражают суть. Нам дается все: таланты, возможности, силы, ситуация. Наше дело только откликнуться. Каждый раз. Ибо для этого мы там и поставлены – и, истинно, заслуги нашей в этом нет.

 

III

Но следующий вопрос волнует мою душу: как сохранить постоянство? Как часто – даже постоянно – я с воодушевлением что-нибудь приму, проходит немного времени, воодушевление уходит, и я не исполняю того, что собирался.

Во-первых, конечно, не следует уповать на себя. Надо просить Бога о помощи – «без меня не можете творить ничего» и не задумываться тут о себе.

Во-вторых, воодушевление вещь такая… есть письмо святителя Феофана Затворника: его духовная дочь пишет, что, получив правило от свт. Феофана выполняла его с радостью и воодушевлением, а сейчас чувства охладели и воодушевление ушло. И святой Феофан отвечает, что это очень хорошо, и что теперь-то пусть она и творит правило, с еще большей аккуратностью и вниманием.

И очень к месту здесь слова Митрополита Антония Сурожского^[1]:

«…мы стоим перед этой проблемой, перед задачей трезвости, и каждый раз, когда становимся на молитву. Первые слова обычной вечерней или утренней молитвы: Во имя Отца и Сына и Святого Духа. В чье имя становимся мы на молитву? Во имя Божие, ради Бога – не ради себя. Даже не потому, что я в отчаянной нужде, а потому, что Бог есть Тот, перед Которым я поклоняюсь, Тот, который является центром, смыслом и целью жизни. И эти первые слова должны определить весь ход нашей молитвы. Я уже упоминал слова епископа Феофана о том, что нам надо становиться на молитву со всем вниманием, всем благоговением, на которые мы способны, и с волей, чтобы в нас совершилось все, что захочет Господь, - и только это. В Его имя: разумеется, это не значит, что мы тут ни при чем. Воля Божия – спасение наше, воля Божия – чтобы и мы приобщились к Его вечной жизни и вечной славе. Но на пути мы должны думать о Нем.

Мне вспоминается юноша, который в какой-то момент жизни, вдруг пережив величие Божие и непостижимую Его близость, поклонился до земли и сказал: «Господи! Если для Твоей победы и славы нужна моя погибель — да будет так». Разумеется, это в своем роде безумные слова, потому что слава Божия – в спасении человека, слава Божия, по слову Иринея Лионского, - это человек, достигший всей полноты своей. Но с нашей стороны должна быть
именно готовность любой ценой послужить Богу. И начинается это
в молитве, когда мы просим о том, чтобы мы были изменены самым глубинным, самым решительным образом, дабы прославился, воссиял Бог, по слову Евангелия – чтобы, видя добрые дела наши, прославили бы люди Отца нашего, Который на небесах (Мф 5:16). И здесь требуется огромная строгая, подвижническая настроенность. Этим объясняется, что отцы Церкви, подвижники нам говорят: каково бы ни было твое расположение, настроение, состояние телесное или душевное – не обращай на них никакого внимания, стой перед Богом и молись, твори волю Божию, каковы бы ни были последствия. Когда мы молимся, чтобы Господь Дух Святой нас наполнил, мы должны молиться о торжестве Божием, зная, что Его торжество – и в нашем спасении, но думая о Нем, как мы думаем о любимом человеке, стремясь, чтобы наша жизнь была Его славой,
Его победой.

Если бы мы были так настроены, то всегда могли бы молиться, мы не ставили бы вопрос о том, что мы устали, унылы, настроения нет, что нас что-то отвлекает, потому что считали бы именно эти препятствия причиной, почему нам надо молиться еще более упорно, еще более настойчиво, ибо это состояние души, тела нашего, тот участок вселенной, мое «я» телесно-душевное и духовное, которое Бог вручил мне, чтобы я его освятил и сделал уделом Божиим, - в плену, и теперь-то и надо его освобождать от этого духовного плена, призывая на помощь и святых, и Божию Матерь, и ангела-хранителя и Самого Спасителя Христа, и Духа Святого. В этом смысле молитва – это борьба за то, чтобы на землю,
вот на тот маленький участок, который я собой представляю, сошел огонь Святого Духа и зажег все вечным пламенем, превратил сухое, пустынное деревце в неопалимую купину. Поэтому искать себе пощады, утешения, извинения в том, что те или другие душевные состояния мешают мне молиться, - нельзя, именно из-за них и молишься.

И здесь начинается трезвый, строгий путь подвига: просто преданности Богу, уважения к Нему, любви к Нему, готовности Ему служить…»

И встает вопрос о дисциплине. Научившиеся глубоко любить, думается мне, уже над ней – сердце их горит. Посмотрим на мать у постели больного ребенка: она ночь проводит в молитве, она не отходит от него – и ни на долю секунды не закрадывается мысль о «подвиге» и о понуждении. Она просто любит… Думается мне, исполнившиеся любви живут также – они любят Бога и людей, и им не до «подвига», не до дисциплины – они не могут отойти от любимого… но это только мысли, я не знаю этого. Мне нужна дисциплина. Мне нужно понуждение. Но все-таки нужно и смотреть ввысь, чтобы понимать, к каким вершинам мы стремимся.

И еще, как раз во время моих раздумий попались мне слова преподобного Макария Великого, которые очень четко описывают эту тему:

«Кто хочет приступить к Господу, сподобиться вечной жизни, соделаться обителью Христовой... тот должен начать тем, чтобы прежде всего уверовать в Господа... И ему надлежит непрестанно пребывать в молитве, с верою в чаяния Господа, всегда ожидая Его посещения и помощи. Потом, по причине живущего в нем греха, надлежит ему понуждать себя на всякое доброе дело, к исполнению всех заповедей Господних ... Принуждать себя к любви, если кто не имеет любви, принуждать себя к кротости, если не имеет кротости; принуждать себя к тому, чтобы милосердным быть и иметь милостивое сердце,... когда пренебрегают - быть великодушным, когда унижают или бесчестят - не приходить в негодование: надлежит принуждать себя к молитве, если не имеет кто духовной молитвы. В таком случае Бог, видя, что человек столько подвизается и против воли сердца с усилием обуздывает себя, даст ему истинную духовную молитву, даст истинную любовь, истинную кротость, истинную доброту и, одним словом, исполнит его духовного плода».

 

 

IV

Я задумался – почему так сложна бывает нам молитва? Тяжела бывает служба? Нет любви?.. и пришло мне в голову – мы говорим: «подвиг» молитвы. «Выстоял» службу. «Вычитал» акафист. И этим отношением мы можем убить смысл.

Я вспоминал уже о матери при кровати больного ребенка. Ей и в голову не может придти мысль о «подвиге любви». Она просто любит.

И, думается мне, древние отцы не задумывались о подвигах поста и молитвы. Они просто жили, и просто видели, что без этого они погибнут. Кто-нибудь задумывается над тем, что дыхание – подвиг, что оно необходимо? Попробуй подышать с таким отношением – долго не выдержишь…

А мы, глядя на великих светильников, порой пытаемся скопировать их, скопировать внешне – и глядим со стороны на наше поведение, а как получается. Я, порой, молюсь не потому, что это потребность сердца – а потому, что «так надо». И поэтому я не достигаю…

Конечно, когда мы стоим между тем, чтобы понудить себя на доброе дело или пройти мимо, выбор очевиден. Говорили и святые отцы, что молитва с понуждением выше молитвы с умилением… Но нельзя играть перед Богом и лицемерить, нужно честно тогда Ему сказать – Господи, вот что у меня внутри, нет желания, нет прочувствования необходимости, но я хочу быть Твоим – как могу, например так.. и нельзя думать, будто мы делаем «подвиг» для Бога, и какое-то значимое дело для Него… Он делает все для нас, мы же – «Сыне, даждь ми твое сердце».

А еще… вот, в какой-то момент осознал, в какой я беде, как я падаю и как близок от падения – и вырвалась молитва из меня – Господи, помоги! А ведь если помнить про то, «как опасно мы ходим», если помнить про это – как тут не молиться?.. но я, как это ни безумно, забываю…

 

V

Следующее пришло мне в голову: благодарность. Я не умею благодарить. Я прошу, получаю дар – и не умею благодарить за него, и дар затеривается в моей серости. Он не отнимается – дары неотнимаемы – но я закрываю его.

А мимо скольких вещей я прохожу просто потому, что воспринимаю их «как должное»? Обычно только больной легкими скажет, какая радость – сделать свободный вздох, только хромой скажет, какая радость – свободно идти своими ногами… только больной… или чистый.

Как не благодарить Бога за невыразимую красоту, нас окружающую? Но мы к ней «привыкаем», а попросту – не замечаем, смотрим – и не видим… Мне вспоминается одна невыдуманная история: мама с ребенком идет мимо большой помойки. Вдруг ребенок останавливается и восклицает: «Мама, посмотри какая красота!» Мама смотрит и не может понять – кругом мусор, грязь… в общем, красоты не видно. А ребенок бежит вглубь помойки и присаживается на корточки. Мама, понятное дело, ворчит и идет за ним – и что же она видит? Ребенок сидит перед цветком, выросшим посреди этой свалки. И тут мама понимает… ребенок не придает значения всему этому мусору, грязи и серости, он увидел красоту – и ликует ей.

И как же не возблагодарю Бога за людей, встречи с которыми Он даровал мне?!..

Но как, как нам научиться благодарить искренне, не надумано? Как не только умом осознать, что мне даровано все то, что мне необходимо, но и ликовать сердцем? И тут, думается мне, нам есть чему поучиться у детей. Поучиться этой простоте, которая видна в приведенном мною рассказе. И поучиться очень важному делу – быть здесь и сейчас. Не вырываться в несуществующие планы, фантазии, будущее – а быть просто, здесь и сейчас, перед Богом. Не думать о том, как мы должны реагировать на это, а просто молча быть… может, я не прав, но мне кажется, что через это можно прийти к той великой благодарности, когда ты начинаешь осознавать ее за каждое мгновение жизни, за каждую встречу, и за каждое событие…

 

VI

И со всех сторон прихожу к осознанию необходимости непрестанно молиться. Благодарность выливается в молитву. Желание к Богу пламенеет молитвой. Молитва укрепляет в постоянстве. Ум очищается молитвой…

Апостол прямо говорит: «непрестанно молитесь» (1 Фес. 5:17). Господь говорит: «бдите», указывает на молитву в ряде притчей, и показывает нам пример молитвы, уходя для нее в безлюдные места…

Но как непрестанно молиться? Знаю, что об этом можно говорить только из опыта, и нельзя «от головы» - как я. Страшусь, но все же, дерзну поделиться своими мыслями. Мне думается, есть, по крайней мере, два пути.

Первый – заповеданный святыми отцами путь Иисусовой молитвы. Очень много о нем написано Богоносными учителями, и я никак не могу не то, что добавить что-либо, но и осознать хоть малую толику их учения. Пытаюсь как-то подобрать хоть малые крохи его – и это великая благость Божия… И, кажется мне, путь этот прямой и четкий, хоть и на нем немало опасностей – уклонения в мистицизм, небрежность, формализм…

Вот одно из многочисленных слов богоносного мужа – святителя Григория Паламы – о Иисусовой молитве: «Чаще надлежит поминать в молитве имя Божие, чем вдыхать воздух. Повинуясь заповедям святых, нам надлежит не только самим молиться всегда, но и других всех учить тому же, всех вообще: и монахов и мирян, и мудрых и простых, и мужей и жен, и детей – и побуждать их молиться непрестанно. Но что говорят миряне? «Мы обременены делами и заботами житейскими, как возможно нам молиться непрестанно?» Отвечаю им, что Бог не заповедал нам ничего невозможного, а все только такое, что мы можем делать. Премногое множество было таких, которые, живя в миру, всецело были преданы умной (Иисусовой) молитве, как уверяют исторические о них записи. Почему умоляю вас и я вместе со св. Иоанном Златоустом, спасения ради душ ваших не нерадите о деле таковой молитвы. Сначала это может показаться очень трудным, но будьте уверены, как бы от лица Вседержителя-Бога, что самое сие имя Господа нашего Иисуса Христа, непрестанно вами призываемое, поможет вам преодолеть затруднения, а с продолжением времени вы навыкнете сему деланию и вкусите, сколь сладко имя Господне. Тогда опытно познаете, что дело сие не только не невозможно и не трудно, но и возможно и легко. Почему св. ап. Павел, знавший лучше нас великое благо, какое доставит сия молитва, заповедал непрестанно молиться».

Но, как мне кажется, путь Иисусовой молитвы не единственный. Есть и другой, который потом пересечется с первым, и указания на него тоже можно увидеть у святых отцов – это то, чтобы все события жизни, все окружающее обращать в молитву (наверное, слово «обращать» здесь не совсем уместно – так как наше окружение уже внутри своей сути потенциально есть молитва, хоть мы и не осознаем этого).

Пример такой молитвы, думается мне, это акафист Митр. Трифона (Туркестанова) «Слава Богу за все»…

Может, я не прав, но по-моему и про это слова преподобного Максима Исповедника: «Непрестанно молиться – значит содержать ум прилепленным к Богу с великим благоговением и теплым желанием, висеть на уповании на Него и о Нем дерзать во всем – в делах и приключениях. (Рим. 8, 35)»^[2]

И здесь же необходимо быть «здесь и сейчас», в сердце – и через это можно увидеть весь мир, освещенный Божией благодатью… Митр. Антоний упоминает слова святителя Филарета Московского о том, что если бы мы умели видеть, мы видели бы благодать Божию, искрящуюся на всем, что нас окружает… но мы не умеем, и видит только материю… и это тоже указание на молитву. Благодарность за все, радость, доверие Богу – через это мы можем прийти к тому, чтобы в каждое мгновение мы молитвенно стояли перед Богом… и главное тут – то, о чем я не знаю, как говорить – потому что так и не знаю, что это… Смирение. Все святые отцы указывают на него, как на главное качество, необходимое для угождения Богу. И тем паче необходимо оно для молитвы. Нахожу свидетельства этому и в Священном Писании: «научитесь от Мене, яко смирен и кроток есть сердцем, и покой обрящете душам вашим» - говорит Господь. «Бог гордым противится, смиренным же дает благодать» - указывает святой пророк Давид. Когда преподобный Силуан Афонский бился (а он, конечно, истинно горел Любовью к Богу) и не мог справиться с бесовскими искушениями, какой ответ получил он? «Держи ум во аде, и не отчаивайся». Вот чего у меня нет – и вот почему так и не имею я молитвы, думается мне… Но как говорил преподобный Варсонофий Оптинский одной монахине – «Ты очень горда? Вот и держись за молитву Иисусову, смиряйся…»

 

VII

Заглядываю в себя и поражаюсь – до чего тонко и глубоко проникает лукавство. Вот, приношу на исповеди грехи одни и те же, вроде говорю, что хочу избавиться от них… а сегодня в голове появился вопрос – что ж я Господа не молю избавиться от склонностей греховных? Ведь просят об исцелении телесном – и по вере получают, так тем более ведь можно просить об исцелении души! И по периферии сознания пробежало чувство – «а вдруг и действительно исцелит?» То есть, а вдруг – и что же, без привычного пустословия? Пустоты и праздности? Что, действительно жить жизнью Христовой, неся полную ответственность?.. Гораздо проще приходить, поплакать и вернуться… только, надо помнить мне, к покаянию это практически не имеет отношения… вспомню расслабленного и соотнесу себя с ним. Ведь проносится в голове моей лукавое помышление, что проще быть расслабленным и иметь себе оправдание, чем жить полноценно – но мне оправдания в расслабленности нет, ибо здесь мой добровольный выбор.

И опять вспомнил вопрос: «хочешь ли здрав быти?»… хочу, Господи, помоги мне…

 

VIII

«Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите: ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе». (1 Фес., 5:16-18)

Мы часто вспоминаем призыв апостола «непрестанно молитесь» - и о непрестанной молитве много разговоров, порой, мне кажется, даже слишком много – ведь проходить ее надо делом… мы часто вспоминаем «за все благодарите» и слова святителя Иоанна Златоуста «слава Богу за все!», хоть иногда они и преломляются в нашем сознании неправильно. Но очень редко мы вспоминаем слова «всегда радуйтесь» - а ведь они идут в том же ряду…

И действительно, разве покаяние – это не «сетование», недовольство собой и хмурость? И что-то в душе моей говорит – нет. Я смотрю в Евангелие и не могу не видеть Радости… Священное Писание пронизано Радостью. Многократно призывает нас радоваться Псалтирь. Неоднократно говорит нам «радуйтесь» сам Господь.

Конечно, «работайте Господеви со страхом, и радуйтесь Ему с трепетом» (Пс.) И «блажени плачущии…» Но – «блажени… яко тии утешатся», но – «радуйтесь!» И это иногда так явно! И у святых – преподобный Серафим Саровский, светящийся пасхальной радостью и всех встречающий словами «Радость моя, Христос Воскресе!», преподобный Антоний Великий… и псалмопевец Давид взывает к Богу – «Радость моя…»

Но может, радость – удел высоких душ, нам же подобает усиленно «каяться», и потом, когда-нибудь, даст Бог возрадоваться? Да, мы не в силах познать, что испытывали святые, да, настоящая Радость – плод Духа (Гал., 213 зач.), но ведь получаем мы, не заслуженно, а даром, по любви Божией, дары Духа – веру, причастие Святых Таин – настолько, насколько можем вместить… почему же радость должны презреть? Мне кажется – более того, лично я уверен в этом, настоящая Радость не может помешать покаянию, она ему помогает, хоть у меня она и не может быть постоянной – плохие дела все-таки омрачают ее во мне…

Митрополит Антоний Сурожский говорил – из радости, что ты Господом любим, многое можно сделать, из видения только своих грехов – очень мало…

И так и останется этот «парадокс» у христиан. Да, «мiр во зле лежит», да, мы находимся в «юдоле плачевной», и пристало нам плакать – «блажени плачущи…», но смерть попрана, мы Господом любимы и любовь Его беспредельна – и такой радости не имеет никто, кто не ведает Бога.

 

IX

Возможно, самый главный мой враг – это Я. Мое Я...
почему я унываю? чаще всего потому, что ношусь со своим Я.. жду себе чего-то... столкнувшись с этим в жизни, начинаешь понимать прп. Иоанна Лествичника - "где уныние, там вначале была гордость"

почему у меня не получается любить? не потому ли, что мешает мой эгоизм - порой, я не забываю себя для другого, а другого хочу для себя... и столкнувшись с этим в себе, начинаю понимать частичку смысла слов "возлюби ближнего своего как себя" - то, что ты направляешь на себя, направь на ближнего...

почему у меня нет мира в душе? нередко и здесь воду баламутит Я - Я хочу, Я жду, а кто-то для МЕНЯ не сделал...

избавиться от Я - наверное, не так-то и просто... по крайней мере у меня это часто приобретало извращенную форму - Я просто трансформировалось... ну, это как "подвиг" любви, "подвиг" молитвы, "подвиг"... простите, я приводил уже этот пример, но мать, всю ночь просидевшая у кроватки больного ребенка и не сомкнувшая глаз, не думает, что она "подвижница".. она просто любит..

Интересный ответ получил я от одного человека: «смирение, однако, не есть самоотвержение. Смирение, мне кажется, это смещение акцента с себя. Но себя-то в этот момент знать надо». Да, с этим я согласен, себя знать надо. Только надо помнить еще и о том, что настоящие мы – не то «Я», которое у нас обычно на виду, а Образ Божий, что-то невыразимо прекрасное, икона, которую мы нередко уродуем своим наносным «Я»…

 

X

Вот пишу, размышляю, вроде все так красиво… и сегодня же весь день провел в ужасающей пустоте, забвении и нерадении… почему же?

Может, потому, что все время озираюсь на себя? Как я поступил? Что я сделал? Ведь, когда любишь, себя не помнишь…

Может, нет во мне уверенности, что угодно Богу?

Может, хочется мне «отдохнуть», «пожить для себя», хотя после такого «отдыха» чувствуешь ужасную усталость?

Может, гордость моя разрушает меня?

А может еще – вот, я причащаюсь, насколько могу вместить соединяюсь со Господом… а потом, разные вещи пытаются тянуть меня из себя. Иногда это очень четко – буквально физически – чувствуешь, что в современном мире очень многое направлено на то, чтобы выдернуть тебя из себя. И я принимаю, сам, добровольно, принимаю что-либо и пускаю вовнутрь. И не может Дух жить вместе с этим, и то, что я впустил, разрушает меня.

 

XI

Жизнь, не раз думалось мне, должна описываться одним возгласом священника на Литургии: «Твоя от Твоих, Тебе приносяще, о всех и за вся» Священник возглашает эти слова в самом глубоком, самом непознаваемом месте Литургии – они предшествуют пресуществлению Даров и, мне кажется, выражают суть Евхаристии… и указывают суть жизни.

«Твоя от Твоих» - у нас нет ничего своего. Все – дар Божий нам. Все наши способности, возможности, таланты – мы ничего не в силах создать себе, они нам даруются. Мы можем только, и опять же только с помощью Божией, их развивать – как в притче о талантах… Все – дар, и какое же это счастье! Ведь, значит, все находится в Любви, Любви Божией, беспредельной (как заметил о. Александр Шмеман, даже пища – это Любовь Божия, сделавшаяся съедобной). В любви нет места «моему», и когда мы что-то присваиваем «себе» - мы вырываем это из Любви, как говорил митрополит Антоний Сурожский, и то, что мы вырвали, погибает…

Но если есть «Твоя», то есть и «не-Твоя»? И думается мне, в определенном смысле есть. Это искажение Божиих даров. Искажение Любви. То, что мы вырвали и отвернули от Бога. То, что подчас оборачивается страшнейшими пороками и делами…

Итак, - «Твоя от Твоих» должны мы нести в жизни. Кому? «Тебе приносяще». Господи, что мы можем дать Тебе, когда все – от Тебя? Вот и приносим «Твоя от Твоих» - и это глубочайший смысл жизни, ибо это – благодарность, благодарность, которая должна стать полной, достичь глубины… Жизнь христианская, кто-то говорил, это благодарность… Евхаристия – это благодарение (греч.)

И еще слова «о всех и за вся». Порой начинаешь это чувствовать, в особенности после Причастия. Я нередко стою, причастившись, с чайником с теплотой, и смотрю в лица прихожан – и вижу, что все мы в каком-то измерении составляем одно единое целое. Это очень красиво передано у апостола Павла – мы все члены одного тела, глава которого – Христос. И бывают моменты, что не можешь помолиться «помилуй мя», но «помилуй нас» - потому как «я» куда-то уходит, есть мы…

Вот и стоит как маяк, как цель: «Твоя от Твоих, Тебе приносити, о всех, и за вся…»

 

XII

И, наконец, я очень хочу сказать еще об одном, я понимаю, что не могу молчать… и также понимаю, что не смогу сказать… о Евхаристии, о Причастии…

Здесь соединяется все… ведь нет у нас своих сил, чтобы изменить себя, чтобы перебороть, утвердиться, чтобы любить горячо и глубоко… где их взять? В соединении со Христом…

Здесь – вершина благодарения…

И… я не могу описать. Я не знаю, что сказать. Иногда чувствуешь слова из службы Великой Субботы – «да молчит всяка плоть человеческая…»

Могу только добавить слова из акафиста «слава Богу за все»:

«Блажен, кто вкусит вечерю во Царствии Твоем, но Ты уже на земле приобщил меня этого блаженства. Сколько раз ты простирал мне Божественной десницей Тело и Кровь Твои, и я, многогрешный, принимал эту святыню и чувствовал Твою любовь, несказанную, сверхъестественную…» (Икос 11)

 

И, когда я уже заканчивал писать, мне в руки попалось слово, в котором переплетены вопросы, о которых я думал, которые пытался понять. Это слово Игумена Саввы на Пасху Христову, и я хочу его привести:^[3]

Праздник Пасхи — это праздник благодарности, ведь именно благодарность лежит в основании христианства. Быть благодар­ным — это талант, это особое помазание. Неблагодарный чело­век не может быть христианином, как и неблагодарный хри­стианин незаслуженно носит это имя. Богу мы не можем воздать ничем, поэтому и все наши жертвы Ему — "Твоя от Тво­их". Что воздам Господеви о всех, яже воздаде ми? — вопрошает Псалмопевец, и отвечает: Чашу спасения прииму и имя Господне призову (Пс 115:3-4). Принять с благодарностью то, что подаёт нам Господь — вот наш труд и наш подвиг и наша миссия. От­личие благодарного человека — способность замечать чужой труд, чужую красоту, чужую любовь. Этот дар может внезапно на­стичь человека, и он, как будто обретая зрение, начинает видеть вещи, которых до того не замечал. Поэтому благодарность ле­жит в основе и религии, и любви, и творчества. Благодарность — это особое отношение человека к Богу и миру, состояние от­крытости.  Через благодарность исчезает отчуждение.  Человек благодарный  открыт другому  и  поэтому через благодарность приобщается уже не чужому труду, красоте и любви и радости. Радость даётся нам по причастию к источнику радости через благодарность. Только благодарный человек способен  к под­линной радости. И наоборот, если этой радости нет в жизни, значит причина тому — неспособность к благодарению, невос­приимчивость к любви Другого. Какие бы милости Господь ни изливал на меня — единственные врата радости, врата благо­дарности закрыты во мне и мною, я недосягаем для радости. Поэтому мы и молимся перед Причастием:   Возьмите врата, князи ваша, и возьмитеся врата вечная, и внидет царь славы (Пс 23:9).

Святитель Григорий Богослов пишет: "Мы получили бытиё, чтобы благоденствовать". Другими словами, мы живём, чтобы жить и получать от этого радость. Господь создал человека для того, чтобы он получал радость от того, что он делает. Не удо­вольствие, а радость. Удовольствие сопряжено с эгоизмом, радость — с благодарностью. Тогда не будет дерзостью сказать, что радость и есть смысл жизни, и даже: радость и есть жизнь. То, что максимально противостояло жизни — смерть, — побеждено Воскресением Христовым,  и потому радость Евхаристии, ра­дость Жизни есть радость Пасхи. Радость Пасхи — радость восстановленного, исцелённого и цельного человека, радость бессмертия, бессмертия всего человека, а значит и — радость тела. Пасха возвращает нам радость тела. Она есть у детей. Когда мы видим, как танцуют дети, как они бегают, дурачатся — это радость тела, присущая только детям, далеким от парения похоти. Они живут в первый раз и ещё недалеко отошли от начала жизни и не утратили возможности радоваться телу, радоваться телом. Для взрослых чаще всего эта радость закрыта, потому что с радостью тела в них спорит удовольствие плоти. Тело даёт ра­дость, плоть — удовольствие. Радость тела открыта для девст­венников, живущих в благодарности и благодарении, для целомудренных, но это только начатки, предвосхищения той цель­ной радости всего исцелённого человека, которая возвращается нам, возвращая нас в детство через Пасху. Пасха — это радость тела, тела воскрешённого, обоженного, а значит, пронизанного Божественным совершенством,   Божественным блаженством  и Божественной радостью. Пасха возвращает нас в детство, а зна­чит — к самому Источнику Жизни, изобильному и неиссякае­мому. Только во Христе мы способны приобщиться подлинной радости. И эта радость всё человеческое преображает и исцеля­ет, наделяет подлинным цветом и звучанием. Поэтому только христиане способны чисто и светло радоваться простым челове­ческим радостям. В отеческих книгах их называют "утешения­ми". Принятое с благодарностью и благодарением доставляет подлинную радость — радость уютного дома, теплой постели, радость конфет, хорошей книги, удобной одежды и т. д. Под­линная радость освобождает от рабства вещам и дарит вещи, ос­вобождает от страха и учит радоваться  Богу с трепетом (Пс 2:11), освобождает от страстей и возвращает радость быть чело­веком.

Бесценный и живительный дар Евхаристии, "ложечка Жиз­ни", как говорят дети, доступен нам благодаря подвигу Богоче­ловека. Бог-Слово приходит на землю, принимает в Свою Ипо­стась всю полноту человечности — вочеловечивается, исцеляет человека в Самом Себе, становится родоначальником нового, живого человечества и ветхого человека — трупоносца — насы­щает Жизнью, приобщая его исцелённому и обоженному чело­вечеству. Это не просто повод для радости и благодарности, это и есть Радость в её чистом виде. И сегодня мы принимаем эти дары Человеколюбца и всем своим существом, душой и телом, сердцем и помышлением благодарственно славим Того, Кто для нас есть истинное желание и неизреченное веселие и Кого ныне поет вся тварь. Аминь.

 

Послесловие

Я прошу прощения. Писать об этих вещах можно только пройдя их жизнью. Боюсь, что многое, очень многое писал я «от головы», не от живого опыта. «От слов своих оправдишися, и от слов своих осудишися» - вспоминаю я, и мне становится страшно.

Я не мог не поделиться тем, что очень важно для меня, пусть я и взираю на это издалека. Я не знаю, насколько получилось донести то, что я хотел донести – простите меня и помолитесь за меня.

 

Дмитрий Шаповалов

 

Конкурсная работа 2010 года

 

 

← Вернуться к списку