Культура

«На душе то свет, то тени…»

Он увлекся поэзией рано: первое стихотворение своё опубликовал в газете «Будь готов!» в двенад­цать лет; чуть позже печатался в «Пионерской правде». И, наверное, скорее бы пополнил он себя высокими знаниями, без которых немыслимо служение литературе, ровнее была бы его дорога к храму искусства, если бы не война. Могло быть и другое: насладившись детским плетением словес, охладел бы он к музе и, как это часто случается, вдруг почувствовал, что писать-то особенно не о чём. Ничего нет хорошего в войне, но она стала бесценным опытом, который нарочно не добудешь. Война преподнесла жестокие уро­ки, сблизила в тяжёлые исторические годы с народной душой и после потерь товарищей и друзей утроила в поэте совсем уже необоримую тягу к красоте жизни, человечности, к миру без грохота и дыма. Там окре­пла в нём завещанная отцами и дедами народность, и ею, коренной чертой писателя, он дорожил потом в наставниках, братьях-поэтах, колхознице из далёкого села.

Послевоенное вступление Николая Краснова в литературу было лёгким. 2 августа 1947 года «Литературная газета» поместила подборку его стихотворений с кратким предисловием А. Т. Твардовского, а ещё через два года его принимают в члены Союза писателей СССР. «В поэзии, — сказал ему Твардовский при встрече, — важно не отходить от первоосновы, от собственного чувства».

В автобиографической повести «На всю жизнь радость» Краснов посвятил несколько страниц сво­ему учителю, страниц такого восторга перед литературой и талантливыми творцами, который испы­тывали тогда (совсем в другое время, чем наше) почти все вчерашние фронтовики-студенты Литератур­ного института. Страсть Краснова к книге была изумительна: ни одна замечательная новинка не минет его любопытства; упущенные из рук сборники свежих сообщений о Пушкине, Толстом, Чехове, Шолохове, Ахматовой, Платонове он воспринимал как потерю.

 

Виктор Лихоносов

НИКОЛАЙ  КРАСНОВ (1924-2010)

 

1

На душе то свет, то тени.

Что, судьба, творишь со мной?

То с деньгами, то без денег,

То здоровый, то больной.

Разлюбилось домоседство.

Дай-ка снова загляну

В край безоблачного детства

Вечно милую страну.

Мнится: лишь увижу хаты.

Берег Волги, белый снег,

Сразу сделаюсь богатым,

Сразу вылечусь навек.

 

2

 

Земля, откуда летят журавли,

Крича от прощальной тоски,

Родная земля, от которой вдали

Тоска серебрит виски.

Тебе не цветов - не гвоздик, не роз –

 Тебе я сердце своё принёс!

Как в детстве,

Волга, к тебе прильну,

Глядясь в голубую глубь,

И буду слушать твою волну –

Напев материнских губ.

Тебе не цветов - не гвоздик, не роз –

Тебе я сердце своё принёс!

О, моя родина, как я мал,

И неказист мой лик!

Здесь каждый кустик, каждый тал

Сейчас предо мной велик.

Тебе не цветов - не гвоздик, не роз –

Тебе я сердце своё принёс!

 

3

 

То ль запел соловей

В придорожных ракитах густых,

То ли кто-то окликнул

На рассвете погожего дня.

Это запахи детства

В букете цветов полевых

Разбудили меня.

Как легко

Те далёкие годы во мне оживить

Буркуном, иван-чаем,

Душицею и резедою.

Это детство само

Зазывает меня побродить

По степному раздолью.

 

4

 

Здесь когда-то тобою

Все тропинки исхожены.

Тишина над прибрежьем,

Над лугами медовыми.

Свет таинственный, нежный

За лесами, за долами.

Как на грани свиданья –

С этим сердцу не свыкнуться,

Всё полно ожиданья,

Крикнешь - юность откликнется.

 

5

 

Наутро уезжаю –

Погостевал, пора!

Родня за мною следом

Выходит со двора.

Садимся по обычаю

На лавке у ворот.

А конь нетерпеливо

Копытом в землю бьёт...

Кто знал бы, как в разлуке

Мне пропадать с тоски

По каждой малой вербочке

На берегу реки.

Глазами обнимаю

Всю ширь земли родной,

На этом берегу

Хоть ветром за околицей,

Былинкой на лугу.

 

***

 

В Тамани бушевал полночный ветер,

Шла осень по пригоркам городка,

Когда он незадачливо приветил

Поручика Тенгинского полка.

Как не озлиться: «Скверный городишко...

Спать не пришлось... Хотели утопить...»

Но — чудо! — в записной родится книжке

Шедевр, века которому прожить...

Как знать, когда — в труде ли неустанном,

Иль на пиру, за дружеским стаканом,

Во сне или в пылу мирских забот,

Иль на краю опасности нежданной —

Вдруг гений человеческий блеснёт.

Мои побратимы — поля да леса,

Всё слушал и слушал бы их голоса:

И жалобу ветра, и песню дрозда,

И дождика лепет, и трепет листа.

Бродил и бродил бы по рощам грибным,

По ягодным взгорьям, садам молодым.

В тиши хорошо посидеть у межи,

В траве полежать, затеряться во ржи.

И, кажется, весь замирает простор,

Когда мы душевный ведём разговор.

И есть что сказать нам, и есть

что спросить,

И есть что припомнить, и есть что забыть.

 

Впервые опубликовано в журнале «Родная Кубань»

← Вернуться к списку