Культура

«Друг мой хороший!..»

ФЁДОР СУХОВ (1922-1992)

 

О СЕБЕ

 

Родился 14 марта 1922 года в селе Красный Осёлок Горьковской области Лысковского района. Мои родители - крестьяне Григорий Петрович и Мария Ивановна Суховы.

Учился в начальной и в неполной средней школе, на рабфаке. В августе 1941 года был призван в Кра­сную армию, окончил ускоренный курс артиллерийского училища в Средней Азии. С июля 1942 года находил­ся на фронте, командовал взводом противотанковых ружей, противотанковых пушек. В 1946 году демоби­лизовался, вернулся в родное село, работал в колхозе.

Первый позыв что-то сказать, что-то написать ощутил в детстве, подражал Пушкину, Некрасо­ву, Кольцову, записывал и сам сочинял частушки. Когда учился в 7-м классе, в мои руки попал том стихов Есенина, все стихи этого тома переписал в толстую самодельную тетрадь. Тетрадь мне не понадобилась, стихи навсегда остались в памяти.

Четырнадцатого апреля 1944 года я увидел первое своё напечатанное стихотворение. Мы стояли в обороне под Жлобином, невдалеке от Язвина, небольшого полесского хуторка. Принесли газеты. В газете «Красная Армия» красовались мои имя и фамилия под двумя столбиками стихотворных строк. Я уже нау­чился курить и выкуривал за одни сутки пачку «Золотого руна», выдаваемую на десять суток.

Теперь я ещё больше уверовал, что меня не убьют, - порукой тому только что напечатанные сти­хотворные столбики.

Пришёл замполит, он спросил: не мои ли стихи опубликовала «Красная Армия»? Я ответил: нет, не мои.

До сих пор стыжусь своих стихов, своих книг, особенно тогда, когда вижу их на прилавках книжных магазинов.

1978

 

МАТЬ

 

Не утерпела, приехала,

По Волге она приплыла.

Погода сменилась.

Ореховой,

Ядрёной какой-то была.

И непонятно, с чего бы,

С какой это радости - вдруг

Лесные явили чащобы

Живой, исцеляющий дух.

Дождился он солнцем и светом,

Ложился на душу остро.

Наверное, бабьего лета

Сказалось оно, волшебство.

А может быть, что-то другое

Сумело на землю ступить,

Осины промозглую горечь

Не так-то уж просто избыть!

- А я-то уж думала, я-то

Издумалась вся, извелась, -

Пыталась родимая спрятать

Слезу, что катилась так свято

Из грустно опущенных глаз.

- Бери-ка ты яблоки, ешь их,

Садчина, анис, козелок, -

Под низко склонённый орешник

Придвинула свой узелок.

Под навесью жиденьких веток,

Забыв про топор и пилу,

Нарядное, красное лето

Я в зябкие руки беру.

Дышу я июльскими зорями,

Ромашкой дышу, резедой,

Своими родными озёрами,

Их зрячей, стоячей водой.

- А лес-то на что вы валите?

Какой он сейчас обрядной! –

Тревожащим шорохом листьев

Орешник взыграл надо мной.

Берёза, она неутешной,

Всполошной гудела корой...

- Неужто на свете так тесно,

Что негде припасть головой?

Какие-то роете ямы,

Везде только ямы одни, -

Родимая видела въяве

Суровые будни войны.

Их рано встающие зори

Над темью лесной колеи

И от кровавых мозолей

Ослепшие руки мои.

Мою измождённую спину,

Всю боль мою в левом боку,

И, грустно воззрясь на рябину,

Опять потянулась к платку.

Родимая не утерпела,

Да разве утерпишь, когда

Поблизости горько кипела,

Своя кровенела беда.

Берёзой, на землю поваленной,

Уж кто-то успел возвестить,

Что к лейтенанту Опарину

Я должен немедля прийтить.

А лейтенант громогласно,

Как будто в трубу загудел,

Чтоб к будке штабного начальства

Я снайперской пулей летел...

Вернулся к берёзе поваленной,

Как месяц сияя светло, -

От лейтенанта Опарина

Мне избавленье пришло.

Родимая, радуйся!

Надо

Побыть наконец-то в бою...

Она же в карман лейтенанта

Совала садчину свою.

И думала небеспричинно

До утренней самой звезды,

Что, может быть, эта садчина

Меня упасёт от беды.

 

* * *

 

Провожали меня на войну,

До дороги большой провожали.

На село я прощально взглянул,

И вдруг губы мои задрожали.

Ничего б не случилось со мной,

Если б я невзначай разрыдался, -

Я прощался с родной стороной,

Сам с собою, быть может, прощался.

А какая стояла пора!

Лето в красном цвету медовело.

Собирались косить клевера,

Рожь от жаркого солнышка млела.

Поспевала высокая рожь,

Наливалась густая пшеница,

И овёс, что так быстро подрос,

Прямо в ноги спешил поклониться.

Заиграла, запела гармонь,

Всё сказала своими ладами,

И платок с голубою каймой

Мне уже на прощанье подарен.

В отдалении гром громыхнул,

Был закат весь в зловещем пожаре...

Провожали меня на войну,

До дороги большой провожали.

 

 

***

Сергею Орлову

 

Друг мой хороший!

Контуженный, жжёный...

Слушай, давай-ка пройдём не спеша

Улицей этой зелёной, мощёной,

Утренней встречной прохладой дыша.

Вспомним армейские наши дороги,

Тесных землянок сырой неуют,

Первых стихов неказистые строки,

Что опалённой землей отдают.

В небе потухли последние звёзды,

Звонче, светлее простор высоты,

Мятой взбодрённый, трепещущий воздух

Пьют, обливаясь росою, цветы.

А за рекой, от реки недалече,

В матовой, шумной листве тополей

Все говорит, распевает о встрече

Словно сошедший с ума соловей.

Что же молчишь ты, мой друг-одногодок,

Жжённый, калённый в трёхслойной броне?..

Впрочем, ты прав - в это утро охота

Не вспоминать, а забыть о войне.

Впервые опубликовано в журнале «Родная Кубань»

← Вернуться к списку