православный молодежный журнал |
КультураТерритория любвиКиносценарий по мотивам рассказов протоиерея Николая Агафонова
Алексей Локтев
Панорама небольшого областного городка. Время близится к вечеру. Загораются витрины магазинов, рекламы. Люди спешат домой. На этом фоне идут титры картины. Из двигающихся к городу машин мы останавливаем своё внимание на красной «Ниве», где сидят наши герои: за рулём Михаил Романович Косицын, рядом его супруга Анастасия Матвеевна. Из магнитолы звучит песня «Костёр на берегу» в исполнении А. Малинина. Михаилу Романовичу где-то за 60 лет, его жене — за 55. Весенний тёплый ветерок из приоткрытого окна автомобиля ласково обдувает их лица. МИХАИЛ. Хорошая песня... А хорошая песня - это как праздник... Вот вспоминаю, на войне лучшего подарка не было, чем хорошая песня. АНАСТАСИЯ. Малинин задушевно поёт... Ему бы в Храме петь... Да, Миша, мне бы к всенощной успеть, а то ведь завтра праздник... Ты уж поторопись... МИХАИЛ. Лучше в семь часов приехать домой, чем без пятнадцати в морг... Шучу... Успеем... Машина двигается дальше. Титры продолжаются на проезде но улице. Мы видим, как наши герои уже заканчивают ужин. Вернее, за столом один Михаил, а Анастасия уже надевает пальто и собирается идти в церковь. АНАСТАСИЯ. Миша, ты дверь закрой, а я пошла в Храм. МИХАИЛ. И сколько этих праздников у вас, церковников - не пересчитать. То ли дело у нас: Новый год, восьмое марта, первое мая, седьмое ноября, ну, и уж совсем святой, а особенно для нас, фронтовиков, День Победы - девятое мая! А тут каждый месяц по нескольку, с ума можно сойти... АНАСТАСИЯ. И сойдёшь, если о вере Христовой знать ничего не будешь... Ведь всё от незнания и непонимания... МИХАИЛ. От незнания, от незнания... А я вот не понимаю, почему это ты не можешь посидеть дома с мужем, посмотреть телевизор, да и вообще провести вечер, как все нормальные люди. АНАСТАСИЯ. Мишенька, так может нормальные-то люди, наоборот, те, кто в Храм Божий ходят... МИХАИЛ. Так что, я по-твоему ненормальный? Да, я ненормальный, когда на своём истребителе всё небо исколесил, но Бога там не увидел. А где был твой Бог, когда фашистские самолёты разбомбили наш санитарный поезд, из пулемётов добивали раненых, стариков и детей, которые не могли укрыться и были беззащитны? Почему Бог их не защитил и ж укрыл? Я был ненормальный, когда летел под откос в санитарном вагоне и только чудом остался жив? АНАСТАСИЯ. Миша, вот видишь - чудо! Но ведь это чудо Бог совершил! Неужели ты этого не понимаешь? Неужели не понимаешь, что это чудо Господь совершил, чтобы мы встретились с тобой, чтобы у нас была семья, детишки, внуки... Ради нашей любви Бог совершил это чудо... А ты этот не понял тогда, не хочешь понять и сейчас... МИХАИЛ. Ладно, хватит политинформацию разводить. Иди к своим попам, раз тебе нравится, когда тебя дурачат. Иди... Анастасия накинула платок и пошла к выходу. Остановилась в дверях, как бы хотела сказать что-то ещё мужу, но передумала и вышла. Михаил остался сидеть за столом. Смахнул со стола хлебные крошки в ладошку и отправил их в рот. Подошёл к окну. Его Анастасия неторопливо шла по улице, потом завернула за угол и скрылась за поворотом. Михаил прошёлся на комнате, посмотрел на висящие на стене фотографии в рамочках, где он был в военной форме. Поправил одну покосившуюся фотографию. Включил телевизор. Шла очередная «веселуха». Выключил телевизор, потом прошёл в другую комнату, в их спальню, где в уголке был устроен небольшой киот. Стал раздеваться. Отыскал книгу на полке и уже хотел лечь, но потом что-то его подтолкнуло, и он подошёл к иконе Христа Спасителя. Как был в трусах, так и застыл перед ней, долго всматриваясь в черты строгого и как бы доброго лица. Теперь мы видим лик Христа, где, стоя у иконы, Анастасия молилась за своего Михаила: «Господи, если тебе угодно, забери мою жизнь, только приведи Мишеньку в Храм для жизни вечной. Спаси, Господи, и помилуй нас». Опять квартира Косицыных. Михаил лежит в постели и читает книгу. Слышен звук открываемой двери. Пришла Анастасия. Слышен её голос. АНАСТАСИЯ. Мишенька, ты где? Уж не заболел ли, что так рано лёг спать? МИХАИЛ (Ворчит про себя). Нет, не заболел... не дождётесь... читаю...
А я Игоря нашего встретила. У них всё хорошо. (Анастасия входит в комнату и присаживается на краешек кровати). А всё-таки хороший у нас сын... И жена Люся хорошая... МИХАИЛ (Продолжая читать). Хорошая, хорошая. Все вы хорошие... Прямо без вас никуда... АНАСТАСИЯ. Да, без нас - никуда... А вот умру, что будете делать без меня, мужички? МИХАИЛ. Ну, завела шарманку... умру... умру... Кто тебя на гот свет приглашает? Или что, тебе плохо живётся здесь, на земле? АНАСТАСИЯ. Да это я так... Смерти-то я не боюсь... Что рождение, что смерть... это так реально и так естественно... как жизнь... (Анастасия разделась и легла спать.) Ну, подпинься, а то распластался... Они полежали некоторое время молча. Потом она спросила: Что читаешь? МИХАИЛ. Чехова... Рассказы... «Попрыгунью»... Без любви человеку тяжело жить на свете... да и с любовью не легче... АНАСТАСИЯ. Ну, ты не прав, медвежонок... Бог - есть любовь... Всё на ней стоит. (Вздохнула и придвинулась ближе к лицу Михаила, отодвинув при этом книгу. А ты меня любишь? МИХАИЛ (То ли в шутку, то ли в серьёз). Как Ромео. (Закрыл книгу, положил её на тумбочку и потушил настольную типу, только пробивающийся сквозь окно лунный свет чуть-чуть освещал их лица.) Давай спать, Джульетта. АНАСТАСИЯ (Через паузу). И умерли они за любовь... вместе... МИХАИЛ. Да это уж, как положено... АНАСТАСИЯ. Что положено? МИХАИЛ. Умирать за любовь... вместе... АНАСТАСИЯ (Рассмеялась). Ой, ой, ой!... Рассмешил... Эти когда было... давно... а сейчас такого быть не может... МИХАИЛ. Может, не может... Кто знает... Джульетта. АНАСТАСИЯ. Ну, давай спать, Ромео. Звучит музыка. Мы видим наших героев в повседневной жизни: Михаил куда-то поехал на машине; Анастасия в магазине делает покупки; Михаил выходит из дверей какой-то конторы и идёт к своей машине; Анастасия идёт по улице с сыном, невесткой и маленьким внуком и о чём-то оживлённо спорят. Тут могут быть и другие зарисовки. Опять квартира Косицыных. За кухонным столом сидят священник Александр и Анастасия и о чём-то беседуют. Слышен звук открываемой двери. АНАСТАСИЯ. Хозяин пришёл. ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Ну, матушка, да и мне пора. Так вы не забудьте передать прихожанам об уборке Храма к празднику... Уж больно светлый праздник предстоит. Ну, я пойду. АНАСТАСИЯ. Но вы как бы это... (В комнату вошёл Михаил.) Вот, Миша, батюшка пришёл, наш настоятель, отец Александр... В Храме надо прибраться... Праздник скоро... МИХАИЛ. Здравствуйте... Уходите уже? ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Да, пора уже... Вот матушку вашу попросил о кое-какой помощи... АНАСТАСИЯ. А может, чайку попьём? Я бы сейчас и оладушков быстро спекла с вареньицем, со своим... А то, отец Александр, как-то даже неудобно. Пришли, а чайку-то и не попили. ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Можно и чайку, если хозяин не будет возражать. МИХАИЛ. Да я и не против... Чаёк - это хорошо... ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Ну и отлично. (Мельком взглянул но фотографии на стене, где Михаил Романович был в парадном мундире с орденами и медалями.) Да вы не беспокойтесь, Анастасия Матвеевна, мы, два старых вояки, как-нибудь со всеми трудностями. (Анастасия ушла.) МИХАИЛ. Чего это вы ёрничаете? «Два старых вояки», «два старых вояки»... Тоже мне — «дед». (И, действительно, отец Александр на «деда» уж никак не походил. Ему было лет 30-35.) ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Да вот и в наше время пришлось повоевать, интернациональный долг в Афганистане исполнить... Служил в десанте, так небо полюбил, что после армии мечтал и летное пойти, был бы лётчиком, как вы, да не судьба. МИХАИЛ. Что так? ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Медкомиссия зарубила, у меня ранение было... И не одно. МИХАИЛ. Понятно... Только непонятно, как же вы пошли попом работать. ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Это не работа, это служение... А как? Это длинная история... Я ведь такой же безбожник был, как и вы... Одно могу сказать, что каждый приходит к Богу не по принуждению, а по своей доброй воле. Мне как-то рассказывали один случай. У верующего человека был неверующий сын. Отец, конечно, переживал сильно. А перед тем как умереть, завещал сыну, чтобы он после смерти в течение сорока дней заходил в его комнату каждый день на пятнадцать минут, ничего не делал, только молча сидел. Сын исполнил последнюю просьбу отца. А как сорок дней прошло, сын сам пришёл в храм. Я думаю, что просто отец понимал, что молодёжь в суете живёт. Некогда о смысле жизни подумать, о твоей душе, о бессмертии, о Боге. МИХАИЛ. Тут надо сперва решить для себя - есть Бог или нет... Вон и наука его отрицает. ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Какая конкретно наука отрицает Бога? Если вы мне приведёте какое-нибудь научное доказательство, что Бога нет, я тут же подам заявление о приёме в партию. МИХАИЛ. К примеру, физика... Эта наука рисует реально картину мира. ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Правильно, реально... но физическую и материальную. Но эта наука ничего не может сказать о духовном мире и о его законах, а уж доказать... МИХАИЛ. Ну, хорошо... А ваша религия может показать, Что Бог есть... ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Она не показывает, а доказывает бытие Бога. МИХАИЛ. Это какое же бытие? ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. О сотворении мира и о Боге как творце этого мира... Входит Анастасия. АНАСТАСИЯ (расставляя всё на стол). Вот и чаёк, да и оладушки горяченькие. МИХАИЛ. Ерунда, никто мира не творил, он сам себя сотворил. ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Интересно, кем бы я выглядел в ваших глазах, если бы на вопрос, а кто испёк эти оладьи, заявил, никто их не испёк, они сами испеклись... Тесто нечаянно угодило в кислое молоко и, перемешавшись, стало прыгать на горячую сковородку. Михаил не выдержал и рассмеялся. АНАСТАСИЯ. Ну вот, я вижу, вы уже и сговорились... Не помешаю вам? ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Да секретов тут и быть никаких не может... Пьют чай. АНАСТАСИЯ. От батюшки секретов не может быть... Исповедуешься, покаешься... да как-то сразу и полегчает на душе... ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. А вы, Михаил Романович? Наверное, и не знаете, в чём каяться? МИХАИЛ. Да вроде бы жил честно, не пакостил... Ну, покрикивал на Настю иногда... ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. А конкретно? МИХАИЛ. Да всё про Бога. (Ткнул пальцем в потолок.) Летал, летал, а Бога там, в небе, не видел. Где ж был Бог, когда на войне невинные люди гибли? В общем, Насте много слов обидных наговаривал по поводу её хождения в церковь... ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Вашей матушке вы этими высказываниями не повредите, она в своём сердце все ответы на эти вопросы знает. А вот для вас, по всей видимости, эти вопросы имеют значение, раз в минуту душевного волнения их высказывали. По этому поводу вспомнить можно случай, произошедший с архиепископом Лукой (Войно-Яснецким). Он был не только церковным иерархом, но и знаменитым учёным- хирургом. Во время Великой Отечественной войны, назначенный главным консультантом военных госпиталей, он, делая операции, самых безнадёжных спасал от смерти. И как-то Владыка Лука ехал в поезде, в одном купе с военными летчиками на фронт после ранения. Увидели они церковного жителя и спрашивают: «Вы что, в Бога верите?» «Верю», - говорит Владыка. «А мы не верим, - смеются лётчики, - всё небо облетели, Бога так и не видели». Достаёт тогда архиепископ Лука удостоверение профессора медицины и нитрит: «Я тоже не одну операцию сделал на мозгу человека: вскрываю черепную коробку, вижу под ней мозговой жир, а ум за ним не вижу. Значит ли это, что ума у человека нет?» МИХАИЛ. Находчивый Владыка... А что, Саша, не попарится ли нам в баньке? А? Тут недалеко у моего товарища хорошая деревенская банька есть. На машине быстро туда инициируем. Что-то душа жару-пару требует. ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Банька - это хорошо. А далеко ваш товарищ живёт? МИХАИЛ. Да километров двадцать. ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Ну, зачем же так далеко ехать? У меня сноя банька есть, и недалеко. Мы её быстро протопим... Такого жару подпустим, что ой, ой, ой... МИХАИЛ. А вы где живёте? ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Да рядом с Храмом. Там и дом мой. МИХАИЛ. Тогда порядок... Едем... Сейчас соберу вещички .А веники есть? А то у меня припасены... ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Есть, есть... И веники есть и ещё кое-чго... Михаил и отец Александр уже сидят в самой парилке, в тумане горячего пара. МИХАИЛ. Александр, а я ведь крещёный... Дело это было тогда серьёзное, можно было и загреметь... Бабушка крестила... Вернее, не она, а требовала от матери моей, чтобы нас крестили... А нас было семеро по лавкам... ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Но вы же не верите в Бога, значит, нарушили обеты крещения. МИХАИЛ. Что же мне теперь, по-новому креститься? ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Нет, крещение совершается только один раз в жизни. Для того, чтобы снова стать верным, надо пройти таинство покаяния. МИХАИЛ. Это, видно, дело серьёзное. ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Да серьёзнее куда уже... МИХАИЛ. Надо бы прийти и посмотреть на службу... ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Смотрят кино, а в Храме молятся... МИХАИЛ. Ну, а мы сейчас будем париться... И Михаил начал шарашить веником отца Александра по его не такому уж мощному телу. Потом мы уже видим нашил героев в предбаннике пьющих холодное пиво, которое Михаил, видимо, прикупил по дороге, а может быть, было припасено и батюшкой. МИХАИЛ. Ну как, Александр, хорошо? ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Русская банька - это как будто побывал в поднебесье. Трудно, да и не надо объяснять, что это такое... Это как и вера в Бога. Вера она и есть вера. (Через паузу.) А вы, Михаил Романович, не видели танец эфиопских епископов под барабан? МИХАИЛ. Ну откуда... Нет, конечно... ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. А я видел. И зрелище это, скажу вам прелюбопытное. МИХАИЛ. Они что, к вам в гости приезжали? ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Нет, это я был у них в Африке с делегацией Патриархии на международной конференции «Мир против ядерного оружия». МИХАИЛ. Да, под барабан ихние попы танцуют... интересно... (Михаил рассмеялся.) Михаил и отец Александр выходят из бани. ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Ну, а теперь пойдём, Михаил Романович, ко мне, с матушкой познакомлю... А потом мне бы надо кое о чём с вами посоветоваться... Разговор есть... И очень серьёзный. МИХАИЛ (кивнул в сторону храма). А туда можно? Хочется посмотреть... ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. А почему же нельзя? Там сейчас тишина и покой. И они пошли в сторону Храма. Потом мы видим, как Михаил переступает порог Храма и оказывается внутри. Замер. Оглядывается. МИХАИЛ. Красиво. ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. А вы, что же, в церкви так и не бывали? МИХАИЛ. Давно... Забегал... ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Захожанин. МИХАИЛ. Что? ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Ну, это те, кто только заходят... вот их и зовут захожанами. А есть ещё прохожане - это которые мимо проходят. А прихожане - это уже люди верующие... истино верующие... те, которые постоянно ходят в храм. Михаил пошёл по Храму тихо, неторопливо и остановился у иконы Архангела Михаила. МИХАИЛ. А это что за икона? ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Архангел Михаил. Здесь ваша супруга постоянно стоит на службе. Наверное, за вас молится вашему ангелу-хранителю. (Пауза.) Так вот о вашей супруге, Михаил Романович, я и хотел поговорить. Вообще-то, что говорится на исповеди, нельзя открывать другим. Но тут дело серьёзное. Она ведь где-то около месяца назад лежала в больнице? МИХАИЛ. Да... Да, давление... Что-то сердце стало пошаливать... ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Нет, там была онкология... Предполагается рак... Хотя, кто знает... Я бы вам посоветовал поговорить с врачами... (Михаил медленно развернулся и пошёл из Храма. Отец Александр пошёл его как бы провожать.)
Может это и ошибка... Всё же бывает... Вы простите меня, что я вам так сразу... Но мы же люди военные... (Михаил обернулся.) МИХАИЛ. Нет, спасибо. А я всё думал, что это она иногда на меня так странно смотрит... Молча... Глядит и молчит... Спасибо... За правду спасибо. (Михаил вышел из храма, и всё как-то ритмически сдвигается.) В дальнейшем мы видим Михаила Романовича в больнице беседующего с одним врачом, потом с другим. Видим отца и сына идущими по улице и о чём-то (конечно, о матери) горячо спорящими, видим Михаила, одиноко сидящего на берегу реки, молчаливого и сосредоточенного, а потом резко встающего и бегом, бегом спешащего домой. Михаил входит в квартиру, быстро раздевается и идёт в комнату к Анастасии. МИХАИЛ. Ну, как ты тут? Обедать будем? Сиди, сиди, я сам разогрею... (Ушёл на кухню, и оттуда слышится его голос.) А ты знаешь, батюшка - ничего мужик, наш человек! Я ведь и в церкви побывал. Красиво там. АНАСТАСИЯ. Миша, нам бы с тобой повенчаться, а то, говорят, невенчанные на том свете не увидятся. МИХАИЛ. (Вышел.) Ну вот, венчаться... АНАСТАСИЯ. Ради меня, Мишенька, если любишь. Пожалуйста. МИХАИЛ. Любишь, не любишь... Я тебя и безо всякого венчания люблю. Умрёшь, и я тут же умру. АНАСТАСИЯ. Это ты к чему? МИХАИЛ. Я всё знаю... Был у врачей... Но и они-то не очень уверены... Может, ошибаются, а? (Подошёл к ней, обнял.) Что же ты расхворалась, подружка моя верная? Давай, давай поправляйся скорей... Вот надумала болеть... АНАСТАСИЯ. Пасха скоро... МИХАИЛ. Во-во... Куличи будем печь, яички красить... АНАСТАСИЯ. Да ведь ты не умеешь! МИХАИЛ. Научимся... Тоже мне трудность. Я тут вычитал н одной книжечке, как можно их красиво раскрашивать... Загляденье! А потом не один же я - мы оба... Эх, житуха!.. АНАСТАСИЯ. Что сказали врачи? МИХАИЛ. Какие врачи? А, врачи... Что сказали?.. Лечиться надо, вот что сказали... Надо лечиться и поправляться... АНАСТАСИЯ. Ну зачем ты так, Мишенька, ты же не умеешь врать. Я и сама всё понимаю. Умирать не страшно, надо только, чтобы всё было достойно, по-христиански. Надо, чтобы отец Александр пришёл... В церковь-то я уже, наверное, не дойду... А он придёт: исповедует, причастит да пособорует... МИХАИЛ. (Вскочил и заходил по комнате.) Это что же такое... Что же такое... Кто сказал, ну, кто сказал тебе, что помирать надо!.. Какая-то несуразица!.. Собороваться, причащаться... Вот надумала!.. АНАСТАСИЯ. Так мы с тобой и не повенчались... МИХАИЛ. Настенька, вот что я хочу тебе сказать... Ты выздоравливай, и сразу же мы пойдём венчаться. Это я тебе говорю, как перед Богом... АНАСТАСИЯ. Вот и Бога упомянул. А креститься-то и не умеешь. МИХАИЛ. Не умею. АНАСТАСИЯ. А это очень просто. (Показывает.) Вот три пальца в щепоточку - Отец, Сын и Святой Дух, а два пальца вместе прижать к ладошке. Это два естества Божиих - Божественное и человеческое. Теперь щепоточку ко лбу, к животу, к правому плечу и к левому. Поклон. Всё. Попробуй. МИХАИЛ. Не надо... Потом... Я сам... Один... АНАСТАСИЯ. А повенчаться всё-таки надо... МИХАИЛ. Так ведь венчаться надо молодым, а нас-то стариков, засмеют. Потом, куда торопиться? (В комнату вошли отец Александр и сын Игорь. Михаил и Анастасия их не видят.) АНАСТАСИЯ. Когда ж потом?.. Скоро Великий пост. Миша, ну если любишь, пожалуйста... Хотя теперь уже, наверное, поздно... Страстная седмица начинается... Видно, не суждено... ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. (Громко.) На Страстной однозначно нельзя, на Светлой, хоть и не принято по уставу, но исключение можно сделать. Если будем усердно молиться, уж до Красной горки она выдержит, я в этом уверен. А там и... (Перекрестился.) Христос Воскресе! Громко звучит духовное пение и мы видим Михаила и Анастасию в Храме. Идёт обряд венчания. Коротко. Фрагментами. Потом мы видим взмывающих в небо белых голубей, и из-под небес несётся возглас: «Христос Воскресе!» Идёт Пасха. Фрагменты праздника великого Воскресения Господа нашего Иисуса Христа. Затем как бы всё прерывается, и мы видим, в полной тишине, как принимает Святое Причащение Михаил. Потом квартира Косицыных. На постели лежит Анастасия. Рядом на стуле сидит Михаил. АНАСТАСИЯ. Спасибо тебе, Мишенька... Спасибо за всё… Я такая счастливая... Теперь можно спокойно помереть... МИХАИЛ. Помереть... А как же я? Ты обо мне-то подумала? Как же я без тебя? АНАСТАСИЯ. Так мы же повенчанные, как-никак сорок лет вместе прожили, а уж там-то на небесах теперь нас никто не разлучит. Встретимся непременно. А ты помнишь, как мы с тобой в первый раз повстречались? Михаил встал и оодошёл к окну. Потом подошёл к радиоле. Поставил пластинку. Зазвучала музыка. Он опять подошёл к окну, а когда обернулся, то на мгновение опешил - Анастасия стояла у постели, накинув на плечи цветной большой шалевый платок. Солнце падало на её лицо и светилось чудным светом. Михаил подошёл к жене, обнял её. Потом медленно пошли в танце. Звучит песня «Терршпория любви». АНАСТАСИЯ. Так помнишь? МИХАИЛ. Конечно, помню. В Доме офицеров, на вечере по случаю Дня Победы, ты ещё с капитаном Кравцовым танцевала, я тебя еле от него отбил. АНАСТАСИЯ. Дурачок, я, как тебя увидела, сразу полюбила, и никакие Кравцовы мне были не нужны. МИХАИЛ. Настя, ты знаешь, мне очень стыдно, хоть и прошло много лет, всё же совесть напоминает... Да, да всё же стыдно... (Тихо засмеялся.) А то вон встретимся на том свете, а там всё и откроется, как бес меня попутал... АНАСТАСИЯ. Так это надо было перед отцом Александром исповедоваться... МИХАИЛ. Исповедовался и причащался... Так вот. Попутал тогда давно меня бес с Клавдией... И вот чтобы это не было неожиданностью... АНАСТАСИЯ. Миленький ты мой, родной, да я знала, всё знала... Так больно, так больно и обидно было, что даже жить не хотелось. Но я же любила тебя, от этого спрятаться было некуда. (Перестали танцевать.) Вот тогда я и переступила порог церкви. В Храм пошла. Стала молиться, как умела... Священник меня поддержал и сказал, чтобы не разводилась, а молилась за тебя, за заблудшего... МИХАИЛ. Не будем об этом. Не было этого вовсе. А если и было, то не со мной... Теперь мы с тобой совсем другие, совсем другой я... Я любил тебя, только тебя, всю жизнь только тебя одну. АНАСТАСИЯ. Помоги мне лечь... (Михаил укладывает жену на постель. Аккуратно укрывает её одеялом.) АНАСТАСИЯ. Миша, почитай мне Святое писание. МИХАИЛ. Что из него почитать? АНАСТАСИЯ. Наугад, что откроется, то и читай. МИХАИЛ (Открыл Новый Завет, читает). Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестаёт... (Михаил вдруг заметил, что супруга, его дорогая Настенька, перестала дышать. И, подняв голову от книги, увидел застывший взгляд его милой жены, устремлённый на угол с образами. Михаил долго смотрит на лицо Насти. Поцеловал её в щёку, в лоб, в губы, закрыл ей глаза.) МИХАИЛ. Мы скоро увидимся, Настенька. (Затем он встал, подошёл к столу, взял лист чистой бумаги и стал писать.) «Дорогой мой сынок, прости нас, если что было не так. Похорони по-христиански. Сынок, выполни мою последнюю просьбу, а не выполнить последнюю просьбу родителей, ты же знаешь, великий грех. После того как похоронишь нас с мамой, в течение сорока дней заходи в эту комнату и посиди здесь минут пятнадцать-двадцать каждый день. Вот такая моя последняя просьба. Поцелуй за нас Люсю и внуков. ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ! Твой отец». Мы видим спокойное лицо Анастасии. Затем видим опять Михаила, который медленно встал и подошёл к иконе Христа Спасителя, украшенной яркими цветами, как и подобает быть в праздник Пасхи. Крупно видим глаза Иисуса Христа. Затем как бы мы отдаляемся от иконы и видим, что она уже установлена на большом деревянном кресте, что стоит над свежим холмиком, усыпанным мелкой весенней травкой. Камера останавливается на табличке и идёт крупно наезд на неё, где написано: «Раба Божия Анастасия Матвеевна Косицына (1921 - 1982). Раб Божий Михаил Романович Косицын (1915 - 1982). Упокоились 12 мая 1982 года». Зазвучала мелодия песни «Костёр на берегу». Камера поднимается вверх, на купола берёз и уже вечереющего неба, и мы опять видим жизнь этого большого городка, едущую красную «Ниву», которая останавливается на берегу речки, где уже горит костёр и летят в небо искры. В это время мы уже слышим текст песни «Территория любви». У костра видим силуэты людей, среди которых мы узнаём Игоря, сына, его жену Люсю, внуков. Костёр горит, разгорается. Крупно пламя костра. Это огонь. Огонь жизни. Огонь бессмертия.
Источник: альманах «Полдень», № 13, 2014. ← Вернуться к спискуОставить комментарий
|
115172, Москва, Крестьянская площадь, 10. Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru Телефон редакции: (495) 676-69-21 |