Культура

Негош и современная сербская поэзия

С принятием христианства славянскими народами началось их внутреннее преображение. Христианство, по своей сущности есть внутреннее преображение, преображение на экзистенциальном уровне, и преображение сознания. Славяне прежде крещения, и прежде христианской письменности, имели свою культуру, понимание жизни и смерти, но с принятием письменности медленно входили в саму природу и происхождение Слова. Слово было только человеческое, оно служило общению между людьми, но была и интуиция о благих и злых силах, олицетворенная в соответствующих божествах. Христианская письменность открыла великое и бесконечное достоинство Слова. Слово стало непосредственной связью между Богом и человеком.

Слово есть Бог, а Божие творчество продолжается через человека, через таланты, которые ему дарует Бог. В христианском понимании Бога и человека, человек сотворен для творчества, и прославление Творца через свое дело, которое есть в основе поэзия. Христианский Бог является как свет, который уничтожает тьму многобожия. Этим светом, который Бог дарит человеку, человек и сознает свое происхождение и понимание, что слово имеет возможность осуществлять внутреннего человека в его божественном предназначении.

Не только евангельская письменность поднимала понятие о Боге творце, но через это понятие кристаллизировалось и основное понимание о природе времени.

В языческих религиях, время понимается циклично, природно, через смены времен года и созревание плодов. Время поэтому затворено в себе. Так, все что рождается во времени, оно после приношения плодов, умирает во времени, оставляя новое семя для обновления цикла. Так, в языческом понимании времени происходит закрытие Духа.

Христианство обрело выход из цикличного понимания времени, оно уже не закрыто в себе, оно внутри себя открыло возможность эсхатона, то есть вечности. Потому новый смысл жизни не только рождение, созревание и умирание, смысл жизни есть преображение, которым постигаем эсхатон.

Христианское понимание не просто уничтожило языческое понимание природной жизни, оно в природной жизни открыло залог вечной жизни.

***

XX век у славянских народов век грубой и разорительной десакрализации жизни и культуры. Позитивистские и прагматические ценности почти изгнали духовные ценности в небытие. Ницше объявил в конце XIX века «Смерть Бога», и значительные западные философы на место Бога поставили абстракцию Пустоты.

Правда, и в XX веке, об обновлении метафизических и христианских ценностей жизнью и духом, посвидетельствовали русские христианские мыслители, которых прогнали на Запад при агрессивной, примитивной и тоталитарной атеизации и десакрализации жизни и культуры в Советской России.

Предстало, что при наиболее деструктивном и организованном разрывании духовных ценностей, залог духа остается внутри.

В новом, христианском, а кто-то называет и постхристианском мире, обновляется языческое природное понятие, что человек рожден для смерти. Это идея великого западного мыслителя двадцатого века Мартина Хайдеггера. Современная виртуализация жизни и культуры продолжает отделение человека от его божественной тайны. Так глубоко сокрытый божественный реализм внутри человека стал фикцией, а реальная жизнь стала виртуальной под действием новых медийных технологий.

Каждая из этих перемен в понимании человеком жизни и Бога отразились на современной культуре и поэзии. Глубокое понимание человека стало редким, изрядным. Современный читатель вопрошает себя: встречается ли такой опыт в современной культуре и поэзии, может быть это новая иллюзия, миф? Присуще ли это обновление мифотворной имагинации действительно человеческой сути? Какую это имеет связь с реальной жизнью?

И в сербской культуре и поэзии эти перемены и перевороты очевидны. Но это свидетельствует, что современное понимание человека и культуры стало очень сложным — что было в прошлом, никогда совсем не исчезает, а существующему в современном мире не гарантирована истинность. То, что в прагматическом понимании современного человека есть, того в сущности может быть и нет, а что в его понимании есть, того часто и не существует.

Множество современных читателей читает только популярную литературу, и часто читают (как в сербском, так и в русском языке существуют о том ироничные выражения), чтобы «прошло время», читаю — «убиваю время», читаю, чтобы «забыться».

Когда формируется такое настроение в читательском мире, многие потенциальные читатели теряют совсем доверие к литературе и к книге, и существуют в реальном мире без книги, и без силы слова.

В основе развивается такая инерция, что на одной стороне существует литературный мир без истинного читателя, а на другой стороне, реальный мир без книги.

Но великие писатели, гении человечества, русские религиозные мыслители ХХ века держат внутреннее равновесие мира, чтобы истинный читатель не потерял доверия к книге, и чтобы книга всегда сохраняла своего читателя.

Один из них — Петр Петрович Негош, сербский поэт и владыка, который писал в первой половине XIX века. Он и до сих пор, очень актуальный и всегда современный поэт, потому что в его творчестве сохранено глубокое и оригинальное понимание человека, с его сильными внутренними противоречиями, таинственной духовной глубиной, и смысла человеческого творчества.

***

В своем многослойном творчестве Негош ввел библейско-христианское понимание человека. Очень важно его понимание Бога-творца , как поэта, которое я особо выделяю в своем докладе, как одну из основных черт его комплексного понимания человека, особенно творческого человека. В библейско-евангельском понимании, Бог, сотворивший мир, не отступает от него, но всегда действует в нем своими божественными силами. Такое понимание Бога мы видим у Негоша. В космогонической поэме «Луча микрокозма» Бог действует своими творческими силами на мир, избавляет его от сил тьмы и небытия. Поэт у Негоша первый посредник божественных сил:

Свемогућство светом тајном шапти

само души пламена поете.

…

Званије је свештено поете,

глас је његов неба влијаније,

луча св’јетла руководтељ му,

дијалект му величество творца.

«Посвета»[1]

Всемогущество, светом тайным шепча,

само пламя души поет.

…

Звание священно поет,

глас его — неба влияние,

луч светлый — руководитель ему,

диалект ему — величество творца.

«Посвящение»[2]

Творец у Негоша суверенно владеет космическим порядком, изливая на бытие непрерывно свою благодатную силу. Это свидетельствуют стихи из «Луча микрокозма».

Свемогући на трон сједијаше,

таинственом украшен порфиром,

творителном зањат поезијом...

«Пјесма III»[3]

Всемогущий, на троне восседая,

таинственным украшен порфиром,

творческой занят поэзией…

«Стих III»

Све дивоте неба и небесах,

све што цвјета лучам свештенијем,

мирови ли ал’ умови били,

све прелести смртне и бесмртне —

што је скупа ово свеколико,

до општега оца поезија?

«Посвета»[4]

Всё великолепие неба и небес,

всё, что цвело лучам священным,

мировые ли то мудрости были,

все прелести смертные и бессмертные —

что им всем скопом, всё одно сколько,

до общего отца поэзии?

«Посвящение»

Негош свою антропологию частью строит на основе космологии, но его судьба, прежде всего, зависит от его свободы, и сокрытых возможностей открытия тайны, которую Бог дал человеку. Он полагал, что душа человека бессмертна, но до этих глубин можно дойти только внутренним подвигом и бесконечной свободой и любовью. По Негошу надо снять с себя тяжесть физического бытия и бремя смертности, чтобы открылся путь внутреннего открытия человека. Об этом внутреннем открытии поэт скажет:

Твар jе творца човjек изaбрана;

Ако исток сунце св’jетло рађа,

ако би?e ври у луче сjаjне,

ако земља привиђење ниjе,

душа људска jесте бесмартна,

ми смо искра у смртну прашину,

ми смо луча тамом обузета.

«Посвета»[5]

Человек, избранное создание творца;

Если восток рождает светлое солнце,

если оно блещет в сиянии лучей,

если земля не призрак,

то душа человеческая бессмертна,

человек искра в тленной пылинке,

луч света, объятый тьмою.

 «Посвящение»

Из таких глубин Негош создал свое поэтическоего дело, которое по своему характеру и философское и религиозное.

***

Подобную глубину мы встречаем в поэзии ХХ века у Рильке, Элиота и в трудах русских религиозных философов. В современной сербской поэзии нет такой глубины как у Негоша, нет такого экзистенциального порыва.

Можно сказать, что для сербской поэзии Негош «наше всё», как для русской Пушкин. Надо сказать и следующее, что у Негоша существуют некие духовные глубины, которых нет у Пушкина. По глубине и драматизму антропологического взгляда творчество Негоша можно сопоставить с Достоевским. У них обоих основные вопросы: существует ли Бог, и бессмертна ли душа человеческая? И у Негоша, и у Достоевского ясное видение адских сил и зла в человеческой душе, но и в таком жалком состоянии человеческой души они открывали присутствие Бога.

В сербской поэзии ХХ века нет такой сильной жажды к пониманию последних вопросов человеческой сути, ни приблизительно такого онтологически-экзистенциального поэтического укоренения. Ни один из них не имеет такую духовную глубину и широту понимания человека.

Между сербскими поэтами ХХ века есть такие поэты, творчество которых можно отчасти сопоставить с Негошем: Иован Дучич, Момчило Настасиевич, Васко Попа, Матия Бечкович.

Дучич имеет соприкосновение с Негошем в страсти сознания, в ощущении страданий своего народа, в мистическом соприкосновении с тайной человеческого существования.

Момчило Настасиевич близок к Негошу «по материнской мелодии» и трепетным ощущениям тайны жизни.

Васко Попа сравним с Негошем своим пониманием национального духа, темы Косово, сакрального сербского наследия, мистического простора человека, его духа и души.

Матия Бечкович сопоставим с Негошем прежде всего по владению подлинным народным языком, коллективной памятью народа, юмором и мудрой проницательностью.

← Вернуться к списку