Культура

О пользе монашек

Игумен Варлаам (Борин)

Святочный рассказ

Святки, замечено, проходят намного быстрее, чем Рождественский пост. Они, конечно, и по количеству дней сильно отличаются в меньшую сторону, но причина их быстротечности, пожалуй, всё же не в этом…

Вот уже и Крещенский сочельник, подтверждающий, что святки безвозвратно прошли. Отец Григорий, зайдя в храм, краем глаза увидел незнакомую личность, сидевшую на лавке и зашнуровывающую себе высокие ботинки. Седой, с короткой стрижкой, кажется, в подряснике. Пластиковая сумка – «купеческий сундук», с каким челноки ездят за товаром в столицу. Вот и всё, что отец Григорий успел заметить по пути в алтарь, останавливаясь, чтобы преподать просящим благословение.

Священник? Нет, подошел бы и поздоровался по-священнически. Инок?.. Бывший послушник, удравший из монастыря и обрядившийся для представительности в духовную одежду?

На клиросе уже хозяйничала мать Агния: доставала нужные книги, смотрела Богослужебные указания. Службу она знала хорошо, но утвердиться для пущей уверенности было не лишним. Отец Григорий в очередной раз порадовался, что эта молодая монахиня попала к ним на приход. И матушку его, Ксению, освободила от дополнительных обязанностей – у той и так хозяйство большое, и наладила настоящее пение в храме. Хорошо, что не все монахини по монастырям сидят, а некоторые служат и миру. Хотя основное их служение – это, конечно, молитва, но и тут, думается, Агния не в отстающих.

Во время службы батюшка не вспоминал пришельца. И тот никак не проявлял себя –  оставался в зимнем приделе, не появляясь в поле зрения служащего священника, не подпевал клиросу, что бывает иногда с заезжими духоносцами, ни с кем громко не разговаривал, не поучал.

Так же прошло и первое великое освящение воды. Как, бишь, оно называется? Богоявленская, кажется, получается вода. В то время как на сам праздник – крещенская. Может быть, даже и наоборот – отец Григорий, закончивший недавно открывшуюся провинциальную семинарию (и то заочно) не разбирался в таких тонкостях. Всезнающие бабки каждый год разъясняли ему, что к чему, но ему все «было ни к чему», так и не запомнил.

Очередь бабулек за водой была нынче совсем небольшой. И вода-то еще не настоящая крещенская (да, значит, «всего лишь» богоявленская), и морозы не пустили городских прихожан ехать в сельский храм. Лучше в городском потолкаться, выстоять очередь, чем мерзнуть в дороге.

Отец Григорий, освободившись окончательно и разоблачившись, направлялся  к выходу. Тут опять возник новый прихожанин, на вопрос батюшки представившийся:

– Инок Анастасий.

Сбивчиво и непонятно объяснял он, где подвизался, где стал иноком и какие у него намерения. Не надо быть прозорливым, чего за отцом Григорием не водилось (и слава Богу, говорил он своим чадам, а то какое паломничество началось бы!), чтобы понять: хочет этот своеобразный инок пожить на данном приходе, потрудиться во славу Божию. К сожалению, по опыту батюшки, это часто означало, хочу работаю, хочу – нет (или как в анекдоте: что можешь? Могу копать. А ещё что? Могу не копать). А ещё такому труднику  необходимо для жизни… и дальше идёт длинный список вещей нужных и не нужных, включая сигареты. Отец Григорий даже решил, что слово трудник означает не то, что этот человек трудится во славу Божию, не получая мзды, а то, что это трудный человек и, конечно, – трудной судьбы.

Не хотелось отцу Григорию в очередной раз разочаровываться. Ведь всё равно, когда брал он человека на приход, надеялся, что окажется тот либо по-нормальному верующим, который не боится узоров в паспорте в виде страшного магического числа, губящего чистую невинную душу владельца, либо мало-мальски нормальным работником, которому можно доверить топить угольный котел или колоть дрова. А то, бывало, поставит он на такое важное дело новичка, а тот… котел-то и взорваться может, если его без ума топить. А при колке дров такой горе-работник и себе чего-нибудь отрубить может. Только гляди за ними!

Не брать? Ну-у… Во-вторых, все же какое-никакое хозяйство, его поддерживать надо. А, во-первых, «приходящего ко Мне не иждену вон», – сказал Христос. Имеет ли право священнослужитель отмахиваться от приходящих?! Лишь бы они приходили ко Христу. А как узнаешь, пока не увидишь его в деле и жизни! Да и просто жалел таких горемык отец Григорий, хотя даже сам себе в этом не признавался.

– Болящий я! Болящий!.. – тараторил пришелец. – Можно у вас пожить?.. Только не поселяйте меня с пьяницами и зэками! Сколько я от них натерпелся!.. Сколько меня били!

Он все ускорял свою речь, сбивался, повторял одно и то же и откровенно переживал заново то, о чём говорил. Лицо его нервно двигалось, перекашивалось, страдало страданием прошедшим, а заодно и будущим, с которым он ещё не столкнулся, но уже предвкушал.

Благостный после литургии, отец настоятель слушал сбивчивую речь и хоть большой радости от того, что придётся брать такого сложного человека, не испытывал, но не ощущал в себе решимости отказать ему. Хотя чётко понимал, что с ним будут трудности. Только трудности! Одни трудности и ничего более.

А что он хотел? Поступать по-христиански и получать от этого одни удовольствия? Нет, так не бывает. Либо-либо…

Прошла с клироса монахиня Агния, опустив глаза и не обращая ни на кого внимания. Выразительное ее лицо немного восточного типа было сосредоточенным и глубоко покойным.

– У вас тут монашки!!! –  в ужасе взвизгнул инок. – Я не останусь! Уезжаю! Дай мне денег на дорогу!..

Вот, не успел отец Григорий как следует пожалеть, что придется оставить этого якобы Анастасия (или якобы инока) на приходе, как тот отказался от своего намерения. Не забыв однако потребовать (а не попросить, как хотелось бы отцу настоятелю) денег. Да что там деньги, по сравнению с Божьей милостию!

Радостный, отец Григорий вышел из храма. Свет шёл отовсюду: с неба, от земли, заснеженной и первозданно чистой, от деревьев и кустарников, покрытых пушистым серебром застывшего белого света. Солнечный круг иногда обозначался сквозь дымку, а иногда выкатывался даже на общее обозрение. Сердце батюшки Григория ликовало:

Явился еси днесь вселенней,

И Свет Твой, Господи, знаменася на нас,

В разуме поющих Тя.

Пришел еси и явился еси

Свет Неприступный.

← Вернуться к списку