православный молодежный журнал |
КультураНе на небе – на земле!Профессор Пётр Плетнёв однажды весной (дело было в 1834 году) начал лекцию с этих никому ещё не известных стихов: В долгом времени аль вскоре Приключилося им горе: Кто-то в поле стал ходить И пшеницу шевелить. А потом в аудитории поднялся круглолицый молодой человек – девятнадцатилетний Пётр Ершов. И студенты увидели автора новой литературной сенсации, который мало чем от них отличался. Он тоже учился в Петербургском университете, тоже скучал на лекциях. Но не дремал, а сочинял свою сказку под впечатлением «Сказки о царе Салтане». Впрочем, Ершов хотел представить «Конька-Горбунка» не вполне литературной сказкой: дескать, он просто обработал и записал то, что слышал от сказителя. Народными сказками он крепко увлёкся подростком, в Тобольской гимназии, в которой потом учительствовал. Бойко рифмовал – и быстро пришёл к идее соединить в стихах несколько сказочных сюжетов. Чтобы получился целый мир – такой, как у Пушкина в «Руслане и Людмиле», но более «доморощенный». Плетнёв познакомил с этой сказкой Пушкина, устроил первую публикацию отрывка в «Библиотеке для чтения», без него не состоялось бы и первое отдельное издание – смирдинское. Ершову 200 лет. Мы ещё помним двухсотлетие Пушкина, тем нагляднее поколенческая разница между ними. Ершов не способен был понимать Пушкина, общаться на равных, обмениваясь намёками и остротами. Он то робел, то настораживался. Сохранились ершовские воспоминания: «Я бывал у него, если вытащат к нему. Я был страшно обидчив. Мне всё казалось, что надо мной он смеётся, например: раз я сказал, что предпочитаю свою родину (для жительства). Он и говорит: «Да вам нельзя не любить Сибири – во-первых, это ваша родина, во-вторых, – это страна умных людей». Мне показалось, что он смеётся. Потом уже я понял, что он о декабристах напоминает». Пушкин, по-видимому, начертал первые четыре строки поэмы: За горами, за лесами, За широкими морями, Против неба – на земле Жил старик в одном селе. В 1850-е годы Ершов подправил поэму, когда готовил её к очередному изданию после многолетнего запрета. Принято считать, что подпортил, ввёл искусственные просторечия. Новый вариант стал каноническим, его с тех пор переиздают регулярно. Некоторые нововведения 1856-го косноязычны, попадаются и удачи. Но правка в третьей строке, кажется, принципиальная. Он не побоялся изменить пушкинскую редакцию: «Не на небе – на земле». Оно и звучит по-земному, и для Ершова многозначительно. Небожителем он не стал, над неурядицами не возвысился, но сохранил своё – нутряное, земное. Потому и нынче Пётр Ершов среди нас. Лёгкий, остроумный рассказчик. И до сих пор в детских библиотеках мы встречаем зачитанные, даже изрисованные книжки про Горбунка – между прочим, и новейшие издания имеются. Он, пожалуй, первый великий сибиряк в русской поэзии. Такого из истории не вычеркнешь. О родной Сибири рассказывал громко, хотя в главной своей сказке обратился к старорусскому фольклору, который корнями уходит в те времена, когда русские ещё не обжили Сибирь. Однажды в Тобольск приехали знатные путешественники – наследник престола Александр Николаевич с Василием Андреевичем Жуковским. Ершов преподнёс цесаревичу оду и получил от него в подарок золотые часы. Ермака поэты к тому времени воспевали уже полвека, но Сибирь считали тогда не столько страной чудес, сколько местом ссылки. Свой край Ершов, к ужасу сентиментального Жуковского, любил и в других краях не прижился. И Василий Андреевич вздохнул: «Как такой человек мог оказаться в Сибири!» Этот день стал гимназическим праздником: как-никак, до юного Александра представители царской фамилии не посещали Тобольск. Нам не отмахнуться от многолетней дискуссии об авторстве «Конька-Горбунка». Главный довод против Ершова – обидный для поэта и, на мой взгляд, несправедливый. Ценители поэзии не верят, что столь посредственный стихотворец мог создать шедевр… «Не мог 18-летний студент, стихов до того не писавший (в лучшем случае написавший несколько откровенно слабых стихотворений), сразу написать гениальную сказку. К тому же придётся признать, что 18-летний Ершов был много гениальнее 18-летнего Пушкина, которому в таком возрасте такую сказку написать и не снилось. И куда делся талант? В остальных стихах Ершова нет ни одной талантливой строчки», – рассуждает В.А. Козаровецкий, один из наиболее энергичных и даровитых сторонников «пушкинской» версии. Если это мистификация – то небывалая, гениальная. Потому что и через 180 лет доводов в пользу Ершова больше… Филологи, как правило, не относятся к этим изысканиям всерьёз. Но сам спор о Ершове плодотворен: в азарте исследователи наталкиваются на открытия, это пользительно. Между тем в сказке есть и не слишком глубоко зашифрованный автограф автора – рассказ о лихом Ерше. Таким Пётр Павлович был смолоду: Только ёрш один из нас Совершил бы твой приказ: Он по всем морям гуляет, Так уж, верно, перстень знает… Игру с фамилией автора разгадывают даже дети. Таким вертлявым Ершом он был в молодые годы, пока уход близких, любимых людей не вогнал поэта в состояние «страшной хандры». Вспоминается тут и старорусская повесть о Ерше Ершовиче – «о щетине и ябеднике, о воре и разбойнике, о лихом человеке, как с ним тягалися рыбы лещ да головль». Герои Ершова – не пейзане с фарфоровых тарелок. Он показывает крестьян, которые думают о выплате оброка, трудятся, ловчат. Мужик у Ершова посрамил царя – эдакого комического деспота. Иванушку читатели (в первую очередь – дети) сразу встречают как родного. Нет сомнений, что он выражает одну из граней «русской мечты». У этой мечты есть ниспровергатели. Вот, мол, какой ленивый народишко: в героях у него дураки и емели, которые за здорово живёшь получают богатство и полцарства. Ну, во-первых, похожие герои есть в любом фольклоре – например, у немцев с их «протестантской этикой». Но главное – приглядимся, почему Иванушка побеждает. Почему волшебный помощник верен Ивану-дураку? Не просто так Иванушке привалило счастье. Кобылица награждает его за честность и простодушие! Ершовская поэтическая речь легко переваривает прибаутки – без погони за оригинальными рифмами и плавной напевностью. В Горбунке нет пушкинского романтизма, сказочная фантастика преподносится запросто – как в пересудах на завалинке. Когда в сказке есть простодушие и непринуждённость – это полдела. Необходима соль, чтобы строки оставались в памяти, становились крылатыми. И многие репризы Горбунка мы помним с детства: Царь велел себя раздеть, Два раза перекрестился, – Бух в котёл – и там сварился! В простонародном духе к тому времени писали многие: и Радищев, и Каразмин, и Мерзляков. Но у Ершова совсем не было натужной литературности, прихотливые и поэтичные деревенские обороты льются свободно. Пушкину приписывают высказывание: «Ершов владеет стихом точно своим крепостным мужиком». Сразу и не определишь, что эту сказку писал дворянин из непоротого франкоговорящего поколения. Сам Ершов упрямо повторял, что только обработал и записал народную сказку. Правда, Белинский невысоко оценил мастерство сказочника: он не любил стилизации фольклора, считал, что и у самого Пушкина непременно «из-за зипуна виднеется фрак». Ершовскую сказку он наградил таким вердиктом: «Не имеет не только никакого художественного достоинства, но даже и достоинства забавного фарса. Говорят, что г. Ершов молодой человек с талантом; не думаю, ибо истинный талант начинает не с попыток и подделок, а с созданий, часто нелепых и чудовищных, но всегда пламенных и, в особенности, свободных от всякой стеснительной системы или заранее предположенной цели». Недооценил. Не разглядел Виссарион и столь ценимого им демократизма: Ершов не терпел сословного снобизма, сатирический образ родовитого спальника тому порука. В 1843 году «слишком чопорная» цензура запрещает сказку. Нового переиздания пришлось ждать долго: тринадцать лет. Слава «Конька» от этого только выросла, хотя иногда казалось, что его подзабывают. А крамольного в Горбунке и впрямь немало. Там можно разглядеть и намёки на декабристов, и язвительные упрёки императору, который, как «кит державный», всех держит в глотке. Да и царь у Ершова получился не слишком умный, зато вероломный и сластолюбивый, да ещё и скорый на жестокую расправу («Прикажу тебя пытать, по кусочкам разрывать…»). В 1840-е так представлять монархов не дозволялось. Но острые подтексты придают азарта автору, без них и сказка не сказка. Подражания ершовской сказке стали появляться в середине XIX века и отзывались даже в поэмах о злоключениях Горбачёва – помните, ходили такие вирши «в списках»: «Горбачёв проснулся рано, встал ускоренно с дивана…»? О Ершове иногда говорят с грустью: рождён великим сказочником, показал удивительный дар в «Коньке», но не сумел прислушаться к самому себе, не стал разрабатывать золотую жилу. Так и остался автором одного популярнейшего произведения. Он в лирическом ключе рассказал о непростой судьбине – личной и литературной: Я счастлив был. Любовь вплела В венок мой нити золотые, И жизнь с поэзией слила Свои движения живые. Это – о временах появления «Конька», золотые годы поэтической молодости. И вдруг, как будто тёмные силы взяли верх в страшной сказке: Но вдруг вокруг меня завыла Напастей буря, и с чела Венок прекрасный сорвала И цвет за цветом разронила. Всё, что любил, я схоронил Во мраке двух родных могил... Много лет он мечтал повторить успех «Конька». И замысел был – да не простой, а грандиозный, в десяти томах и в ста песнях. И подступы – в течение пятнадцати лет. Но… так мы и не получили «Ивана-царевича». От грандиозного прожекта остались небольшие отрывки. Поэма «Сузге» – повесть в стихах из времён Ермака и хана Кучума – через год после гибели Пушкина вышла в «Современнике» и ничего не добавила к славе Ершова. И всё-таки отметим, что Ершов публиковался в лучших литературных изданиях того времени: в «Библиотеке для чтения» и «Современнике». Петербург не сразу позабыл его, когда Ершов вернулся в Тобольск – преподавать в альма-матер. Самоирония (которую можно рассмотреть и в «Коньке») не покинула его. Не дивитеся, друзья, Что так толст и весел я: Это – плод моей борьбы С лапой давящей судьбы; На гнетущий жизни крест Это – честный мой протест. В ХХ веке мощная советская государственная машина превратила сказку Ершова в достояние миллионов. Исправно выходили и массовые, и научно проработанные издания. Без казусов не обошлось: в 1930-е бдительные товарищи обратили внимание на сомнительный поворот: Иван – не просто крестьянский, а кулацкий сын. Стоит ли радоваться его карьерным успехам? Но никто к этим бдительным словам не прислушался. В каждой школьной библиотеке имелись книги Ершова и не лежали мёртвым грузом. А какие художники открывали детям мир «Конька-Горбунка»: Милашевский, Кочергин, Сайфулин, Конашевич, Кокорин! Было и «экспериментальное» шестидесятническое издание с рисунками Андриевича и Маркевича. Горбунок появлялся на страницах «Весёлых картинок» и на конвейерах игрушечных фабрик. Многим запомнились мультипликационные образы героев Ершова. Есть два варианта этой рисованной сказки Ивана Иванова-Вано – 1947 и 1975 годов, оба угодили в немеркнущую классику – и не беда, если краски с годами тускнеют. Памятен и художественный фильм с Петром Алейниковым в главной роли – один из первых цветных. Эта картина скрасила советским детям страшное лето 41-го. Замостьянов Арсений Источник: ЛГ, 2015 № 9 (6499) (4-03-2015) ← Вернуться к спискуОставить комментарий
|
115172, Москва, Крестьянская площадь, 10. Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru Телефон редакции: (495) 676-69-21 |