Культура

«Теория» Раскольникова – тема дня

Евгений Авдеенко

Одна из самых пронзительных идей Достоевского – «Если Бога нет, то все  позволено». Что «все»? – Все, без ограничений. До убийства. До массовых убийств.

Эта идея Достоевского дала толчок старому спору: можно ли быть нравственным без веры в Бога, существует ли автономная (и независимая от религии) этика?

Достоевский не ставил эту проблему в общем виде: он наблюдал, что произошло на Западе (где «вера в Бога в личностях пала»[1]), и он смотрел на проблему из своего отечества как русский мыслитель, и был уверен, что на Руси точно: «Если Бога нет, то все  позволено».

В России сегодня «Все позволено, если» – если есть ресурс (связи в системе и «крыша»)». Достоевский – актуален. В России правоохранительная система превращается в органы, которые помогают внедрять принцип, что «Все позволено, если». Например, полицейский покрывает наркоторговца – и все об этом знают!  Тогда (по выражению Раскольникова) «доведите до последствий, и выйдет, что людей можно резать».

*

Из романа «Преступление и наказание» каждый школьник знает «теорию» Раскольникова, что все люди делятся на два разряда, и первый разряд имеет право и даже дозволяет своей совести распоряжаться жизнью людей из второго разряда.

Общественная жизнь в России движется к такому положению, когда все люди поделены на два разряда, и тем, кто первого разряда – «Все позволено». Если «первый разряд» окончательно конституируется, то дальнейшее известно: первый разряд имеет власть и дозволяет своей совести распоряжаться жизнью людей из второго разряда. Ценностная ориентация будет очень простой: «Важно самому попасть в первый разряд и закрепиться в нем, а второй может вымирать»; «На земле стало много лишних людей»; «Тем, кто не нужен для первого разряда – можно дать умереть».

Для людей «первого разряда» нет понятия «народ».

Библейский пророк говорит: «они едят народ мой, как едят хлеб», и эти «они» здесь не враги-захватчики, а те, из своих, кто стали – «враги народа»: «Неужели не вразумятся все, делающие беззаконие, съедающие народ мой, [как] едят хлеб, и не призывающие Господа?» (Пс. 14/13:4)

Как они «вразумятся»? Совесть тех, кто причислен к первому разряду, спокойна. Они говорят и повторяют, что на «Руси воруют», что «Испокон веку так было, так было всегда»... Рефрен спокойной совести: «Так было всегда».

*

«Знаю, подло завелось теперь на земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их. Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим; свой с своим не хочет говорить; свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке… Но у последнего подлюки, каков он ни есть, хоть весь извалялся он в саже и в поклонничестве, есть и у того, братцы, крупица русского чувства. И проснется оно когда-нибудь, и ударится он, горемычный, об полы руками, схватит себя за голову, проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело».

Это – Тарас Бульба, его речь перед казаками. Уверен герой, что есть путь возврата из ужаса и продажности, куда погрузилась его земля. Что должно быть в человеке, чтобы когда-нибудь настал момент и он «громко проклял подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело»?

Тарас не называет это «совесть», что было бы так естественно. Это нечто он называет «русское чувство», даже «крупица», то есть семечко русского чувства, оно может «проснуться» и прорасти…

«Русское» здесь не казацкая доблесть, не славное и удалое, а эта странная способность поворотить против своей подлости и (как у Достоевского) «страдание принять». Что это такое? У русских есть такая особая надежда, от русских этого нужно ждать, а от некоторых требовать. А от тех, кто жил в России, но так и не стал «русским», этого не нужно ждать.

Что-то в человеке предшествует покаянию и предваряет совесть, какое-то – какое? – «русское чувство».

В этом – весь замысел романа Достоевского и его смысловое ядро: нравственное начало в человеке лежит глубже, чем совесть. Одно известно точно: где есть русское чувство, там нет деления на разряды, а где нет деления на разряды, там – народ. 

*

Историческая жизнь России (и жизнь России в истории) всегда зависела от церковной жизни. Идеология в России основывалась на истинном учении, – которое содержит Церковь. В Церкви Христовой нет господ и всевластных распорядителей; в православии нет «князей Церкви». Церковь – это народ Божий без выделения «первых», как сказал Христос апостолам: «Кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою» (Мф. 9:35).

Однако, как полагал св. Иоанн Кронштадтский, последние времена истории будут отмечены, прежде всего, тем, что и в Церкви появится существенное разделение, оно проявится как – «равнодушие предстоятелей церкви к поглощению истины неправдой»[2].

По его мнению, слова Господа к Лаодикийской церкви (в Апокалипсисе) есть «обличение Господне этим предстоятелям»[3]:

Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч!..

Ибо ты говоришь: «я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды»; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг.

Отк. 3:15, 17

Выделение предстоятелей в отдельный «разряд» – признак последних времен мировой истории; об этой опасности предупреждает св. Иоанн Кронштадтский:

«Индифферентизм пастырей будет последним явлением церковной жизни при необычайном развитии материальной обеспеченности. Наступит такое явление… пастыри – пасущие самих себя, проповедь – звуки голоса. Куда будет стремиться такая церковь? Как блуждающая комета стремится куда-то и сталкивается с чем-то, с какой-то другой кометой, так и церковь блуждающая стремится к слиянию с другой блуждающей церковью – синагогой иудейской, ибо обе они в лице предстоятелей, отпавших от истины, поклоняются золотому тельцу, т.е. блуждают во тьме, подобно своему прототипу, лже-апостолу, Иуде-предателю»[4].

Распад церковной иерархии с выделением «первых» как отдельного «разряда» – это будет явление крайне бедственное, антинародное, антицерковное.

Там, где нет деления на «разряды», там – народ: и народ русский, и народ Божий. Достоевский сегодня – в теме дня. 

*

Раскольников прошел свой путь «от преступления» в обратном направлении до конца… Важным этапом на этом возвратном пути было то, что он принял «наказание» – сознался в убийстве. Однако, когда он шел в полицейский участок и после, уже на каторге, Раскольников считал свою «теорию» верной.

Расскажу эпизод на уроке по Достоевскому. Учитель спрашивает:

– Почему Раскольников сознался в убийстве?

Ученик отвечает:

– Потому что его совесть замучила.

Учитель:

– Садитесь, за такой ответ надо ставить «два».

Если бы Раскольникова совесть мучила, то это было бы понятно каждому, в ком есть совесть… Но ведь в романе не было того. Раскольников принял наказание, а совесть его молчит, от покаяния он был бесконечно далек. Вот цель – читая роман, держать в уме этот вопрос:

почему Раскольников сознался в убийстве, когда совесть его была «совершенно спокойна» и свою «теорию», что люди делятся на два разряда, он считал верной?

Что так мощно движет человеком, когда совесть его спокойна, что заставляет принять наказание? Это важно, потому что

этапы духовного выздоровления у целой нации будут те же, что у Раскольникова.

← Вернуться к списку