Культура

Липы под дождём

Эллина Савченко

Рассказ

– Как тяжело дышится в городе. После дач это особенно чувствуется. Хоть не возвращайся сюда, – сказал Иван.

– Да, лето здесь всегда душное. Воздух кислый и давящий… Зато липы у нашего дома… Помнишь, какой аромат, сынок?

– Конечно… – мечтательно улыбнулся он. – Как в детстве. Сколько же времени прошло… Мама? Мам, где ты?..

– Да вставай же, дрянь! Продирай свои бесстыжие глаза, – негодовала Сашка.

Иван на мгновение широко раскрыл стеклянные глаза. Потом так же резко провалился в беспамятство. Сашка кинулась стягивать с него грязную одежду – брат сильно исхудал.

– У тебя есть хоть что-то чистое? – продолжала она.

Комната давно не проветривалась. Сестра, перешагнув через пустые бутылки, пробралась к окну. На пыльном подоконнике валялись дохлые мухи.

– Как ты живёшь, Ваня? Что ты с собой сделал? – обратилась она в пустоту, настежь распахивая обе створки…

…Солнце, радуясь утру, залило детскую ярким светом. Мама протянула к сыну руки. Её звонкий смех, словно лёгкая бабочка, пролетел по комнате. Сашка бегала вокруг коробки с игрушками, шутливо гримасничала, а потом повалилась на кровать к брату и накрылась покрывалом.

– Я в домике, – пискнула она.

– Мам, давай к нам, – предложил Ваня, глядя на игру младшей сестры.

– Ну вот ещё… – насмешливо прикусила губу мать, – у вас в домике и так тесно. Хотя…

Сашка открыла платяной шкаф. Он оказался почти пуст – дешёвые спортивные штаны, старая отцовская рубашка, скомканное грязное бельё.

– Животное… – беспомощно опустив руки, простонала сестра. – Ну я тебе сейчас покажу!

Сашка кинулась в ванну – под раковиной стояло ведро. Она наполнила его водой…

Брат лежал, запрокинув голову. Видно было, как под впалыми рёбрами надрывно колотится уставшее сердце. Сашка с трудом опрокинула ведро на Ивана. Тот в испуге подскочил и замахал руками.

– Проспался, гад? – выпалила Сашка и, оскалившись, грохнула ведро на липкий пол. – Проспался?

– Шурик, ты чего? Спятила? – ошалел Иван.

Он надавил ладонями на глаза и помотал всклокоченной головой. Мокрый, брат казался жалким.

– Мама! Мам! – требовательно закричал Иван, ища поддержки.

– Всё хорошо, ты прекрасно держишься, – подбодрила она. – Все смотрят на нас.

– Твоя школа, мам! Я никогда не научился бы так вальсировать.

– Горжусь тобой, мой мальчик! Мой выпускник...

Иван чуть сильнее вздёрнул подбородок, сдерживая эмоции. Он не отрывал от матери восторженный повзрослевший взгляд. От неё, самой нежной и преданной, которая никогда никуда ни при каких обстоятельствах не уйдёт. Запах её витал вокруг, обволакивал и убаюкивал. Он смешивался с недорогим, но утончённым парфюмом, вплетался в её вьюжные волосы и пульсировал на изящных запястьях. Сашка раскачивалась в такт музыке, стоя у колонны в зале и, раскрасневшись от волнения и духоты, довольно щурилась. Она предвкушала вечернюю прогулку в парке. А ещё отчим обещал мороженое и куклу, если она сохранит их тайну, за которую ей было стыдно, но пожаловаться маме она испугалась…

С тех пор Сашка не любила ни мороженое, ни кукол…

Сразу после окончания краснодарского политехнического техникума Иван ушёл в армию. Вернулся оттуда оглохшим на одно ухо, беспокойным, с изводящими головными болями, которые он снимал алкоголем.

… Сашка схватила брата за руку и силком потащила в ванную.

– Умой морду, свинья! А ещё лучше – залазь целиком! – скомандовала она.

– Уйди! При тебе не буду, – сконфузился Иван.

– Полезай уже, – умоляюще протянула Сашка.

Иван сел в ванну, обхватив колени руками. Сашка включила душ и принялась аккуратно мыть брату голову.

– Сейчас мы будем чистенькими, – смягчилась она. – Вот так… Вот так… Молодец. Расцепи руки, не бойся. Я помогу. Помнишь, когда ты был маленьким, мама купала тебя и напевала: «Ай, лады-лады-лады, не боимся мы воды, чисто умываемся – маме улыбаемся…»

Иван крепко сжал губы. По его бледному исхудавшему лицу бежала горькая вода…

– Мне снова отказали, мам! – негодовал Иван. – Получается, для меня работы нет?

– Ты не так всё понимаешь, Ванечка! У тебя сейчас проблемы со здоровьем. Я позвоню доктору…

– К чёрту твоего доктора! К чёрту вас всех!

– Позвони, – вставил свои пять копеек отчим, дежурно погладив жену по руке. – Может быть, Ивану добавят пенсию по инвалидности? Надо бы узнать.

Иван схватил отчима за грудки.  

– Как ты могла сойтись с ним?  – вспылил он, не глядя на мать. – Может быть… тебе на себя в зеркало посмотреть, «папочка»? Ничем себя не запятнал, случаем?

– Чего? – перепугался отчим, оттолкнув Ивана. – Совсем сбрендил…

– Смотри у меня, Илья Анатольевич…

– О чём ты, Ванечка? – всполошилась мать. – Илья, о чём он? Что случилось?

– Щенка своего на цепи держи, дура! – отчим сплюнул и выскочил в коридор.

– Илья!

– Пусть идёт! – Иван прижал мать к себе, накрыв её голову руками, словно большая птица крыльями. – Хорошо, что Сашки сейчас нет… это хорошо… Устала ты, мам, со всеми нами… сволочи мы – всю жизнь из тебя выпили…

Она не сопротивлялась, ничего не отвечала и ещё не знала, что Илья Анатольевич больше никогда не вернётся.

 Ивана трясло. Он с отвращением смотрел на пустые бутылки. … Сашка заварила чай и подала брату.

– Твой желудок ещё способен принимать что-то кроме водки? – не скрывая издёвки, спросила она. – На кухне – шаром покати. Что ты ешь?

– Мама всю неделю приходит – подкармливает. Когда она у меня – я не пью. Это правда, Шурик. Я клянусь. Мне стыдно пить при ней.  Она гладит меня по лицу и приговаривает: «Красивый мой, лучший мой». А потом она только за порог – я к стакану. Вот думаю, может, к вам обратно переехать – совсем с этим делом завяжу.  

Сашка отвернулась к окну и сглотнула комок, пытаясь унять дрожь. Рваные занавески надувались от залетавшего в узкую форточку ветра.

– Везде одна вонь! Во что ты превратил бабушкину квартиру? – с ненавистью буркнула она.

– Мама за меня переживает. А за тебя спокойная, – продолжил Иван, не обращая внимания на Сашкин вопрос.

– Что? – отвлеклась та.

– Ну ты ж всегда у нас, как локомотив, прёшь… это я инвалид безголовый – чёртова армия... А пенсию-то мне и впрямь повысили, прав оказался этот гад, – на поддержание штанов хватает.

У Сашки было ощущение, что она ходит по кругу. Вот она собирает брата, собирает, а собрать никак не может, будто время остановилось. Полусон, полубред... Она бежит-бежит, а всё на одном месте – нестерпимое бремя.

– Может быть, мы спим? – спросила она у Ивана. – Я сплю, ты – спишь. И всё вокруг – неправда. Так ведь не бывает в жизни – такого безысходства не должно быть. Неправильные мы какие-то что ли…

– Какие ты слова знаешь, – необидно улыбнулся Иван. – Конечно, сон, конечно, – спим, конечно, – всё абсурд. Но где-то есть жизнь, нормальная человеческая жизнь… Она ведь была у нас. Когда-то, в далёком детстве, где мама молодая и сильная… Чёрт! Илья Анатольевич!

– Замолчи… – сквозь зубы процедила Сашка. – Не смей.

Иван придурковато прикрыл рот растопыренными пальцами:

– Молчу… молчу…

… Дождь не прекращался целые сутки. Сашка ходила по свежевымытому деревянному полу, ещё влажному, приятному для босых усталых ног. Сквозняк разносил по квартире запах липы.

– Мам, зачем ты так носишься с Иваном? Ты словно вину какую-то чувствуешь перед ним… – заметила Сашка. – Может быть, ему вообще пока пожить отдельно – в бабушкиной квартире?

Мама глянула на часы.

– Он скоро вернётся с практики, Шурочка. Надо приготовить обед.

– Мам…

– Да, да, дочь, Иван нуждается в заботе больше, чем ты. Сама знаешь… Знаешь не хуже меня. Иван болен. Если не поддерживать его, он совсем опустится.

– Что произошло тогда, в армии? – тихо спросила Сашка.

– Избили за непокорность. Твой брат – парень гордый, крепкий, а там поломать решили, ну и поломали. Я тебе не стала всего говорить: когда врачи обследовали Ивана, то руками развели – как с такой кашей в голове он вообще ещё живёт? Не били его, Шурочка, а убивали… Мне больно об этом вспоминать.

Сашка опустила глаза.

– Неужели в городе нет подходящей работы для таких, как Ваня? Он бы не пил.

– Шура, у нас человека за человека не считают. О чём ты…

– Че-ло-ве-ка… – протянула она.

… Сашка отошла от окна. Иван снова провалился в сон, сидя за столом. Сквозняк скользил по горлышкам пустых бутылок. Входная дверь, будто, скрипнула, и Сашка, спохватившись, думая, что забыла повернуть ключ, пошла в коридор. Проходя мимо брата, она заметила лёгкую улыбку на его лице. Он немного наклонил голову, как бы ластясь к кому-то. После недельной пьянки он казался каким-то блаженным существом, далёким от этого жестокого мира. Дверь была заперта.

– Показалось, – шепнула Сашка и вернулась к брату. – Иван, – тронула она его. – Иван, пора протрезветь. Её скоро привезут домой. Ваня…

Брат, сладко безмятежно зевнув.

– Мама, – он попытался улыбнуться. – Я обещаю больше не пить. Не суди меня... Пожалей… хотя тебе и самой больно. Похудела, бледная, измученная, но красивая, как и раньше, когда мы с Шуриком были малые. Мам… Мам, ты куда?

– С кем ты говоришь, Иван? – обречённо спросила Сашка. – Я такси вызову, и поедем. Домой поедем. Хорошо? Как бы ты сейчас ни уходил от реальности, но пора проснуться. Нам всем пора проснуться. Пора.

– Что пора, Шурик? Куда пора?

Сашка подала брату одежду.

– Маму скоро привезут, – медленно повторила Сашка. – Прошу тебя, собирайся. Попрощаться надо…

– Что значит, привезут? – забегал глазами Иван.

– Вань, мы маму завтра хороним. Приди же наконец-то в себя! – уже не сдерживаясь, крикнула Сашка.

Иван вскочил, опрокинув стул, и попятился от сестры.

– А-а-а! – неестественно скривив рот, хрипло простонал он и, уткнувшись в стену, сполз по ней на пол. Протрезвев от охватившего его ужаса, Иван судорожно задышал, пытаясь выдавить из себя крик.

– А… – горло, сдавленное спазмом, не слушалось.

Сашка подбежала к брату и обняла его.

– Три дня как нет её! Три дня! Понимаешь ты? Вставай или я тебя выволоку отсюда, – заплакала сестра и стала натягивать на брата одежду.

– Шурик… – Иван вдруг замер, уставившись на сестру помертвевшими глазами, – у меня ж мама умерла… Шурка… мама умерла… моя мама…

Сашка бессильно опустила руки. Чёрная беспросветная тяжесть, словно прорвав плотину, обрушилась на неё. Локомотив… Так вот, значит, как… Иван – пьяница, а как сильна его любовь к матери… как сильна… Впервые Сашка поняла это. В ней что-то глухо гудело, пронизывало её и сдавливало грудь.

– Ты же сказала, что мы во сне, так? – утвердительно переспросил Иван, вскочив с пола.

– Что ты удумал? – напряглась Сашка.

– Мы проснуться должны. Ты всё мне врёшь! Чёрт! Тягомотина какая-то! Она же ко мне приходила все эти дни… Я ж её за руки держал…

– Ты пьяный был всё это время! Ты бред несёшь! – не уступала сестра.

– Это ты – сон, ты – ненастоящая. Уйди с дороги! – Иван кинулся в комнату.

Сашка в ужасе вбежала вслед за братом в хмурую комнату и мгновенно окаменела – Иван стоял на подоконнике, слабо балансируя и прерывисто дыша.

– Не подходи! – зашипел Иван.

– Ванечка… – осторожно обронила сестра, делая медленные шаги. – Вань… Иди ко мне… хороший мой, лучший мой, красивый мой.

– Сил нет, Сашка… Кто меня теперь поймёт?

– Я у тебя есть, – ласково уговаривала она.

– Зачем жить?

– Ты ради неё и живи, живи ради памяти… вопреки живи…

Брат молчал.

– Руку дай, – приблизилась она к нему. – Протяни руку, Ванечка…

Иван медленно опустил обе руки и зарыдал. Сашка бережно, испытывая невероятный страх, обхватила брата – дрожь била всё его больное тело.

– Помнишь, мама ругала нас с тобой, когда мы однажды на крышу забрались? – спросила Сашка. – А ты плакал и обещал больше никогда на высоту не забираться… Помнишь, Ванечка?

– Как я жить буду, Шурик… – не слыша её вопроса, сказал Иван.

– Завтра мы обязательно проснёмся…

Где-то, далеко за городом, громыхнуло, и после минутного затишья ливанул дождь. Из широко открытого окна в комнату хлынула свежесть. Запахло липами…  

Опубликовано: 09.03.2023

← Вернуться к списку