православный молодежный журнал |
КультураНочью ударил колокол…Илл.: Художник Анастасия Жукова Эльвира Пархоц Страфиль Страхиль-птица живёт на синем море, Держит белый свет под правым крылом. «Голубиная книга» Посмотри на девочку с синей чёлкой. Вот она – сидит на скамейке-острове посреди городского шума. А в руках, конечно, планшет. Девочка собирает в горсть разноцветные камешки-новости, перекатывает под пальцами. Волны мерно бьются в скамейку. Солнце отражается в фарах машин, в окнах домов, в очках – тёмных и розовых – у случайных прохожих; в мутной глади планшета – рябью.
Девочка кладёт его рядом, выпрямляется – и встаёт на скамейку. Тонкие руки раскидываются широко, крестом. За её спиной – только небо и облако.
Белопенное облако наползает на солнце, заслоняет его крылами, и на город несётся тень. Гасит блики. Фары, окна, отблески в стёклах очков.
Летит.
Эту девочку называют Страфиль. Птица Страфиль, что всем птицам мать, что живёт среди синего моря, держит солнце под правым крылом. Ворохнётся – и свету конец.
Посмотри, как сметает волной корабли. Не пугайся, они не потонут – поплывут вслед за облаком стаями: розоватые, сизые, рыжие – россыпь странствующих голубей.
Посмотри, как подбитые танки превращаются в толстых жуков-долгоносиков – и ползут по ухабам ствола: деловитые, важные.
Посмотри, как пузырчатый огненный гриб прорастает в лесу подосиновиком. Чуть обсохнет земля – и пойдём на опушку с корзинами.
А Страфиль снова сядет на белую отмель, обнимая пуховыми крыльями солнце.
Туча-щука его не проглотит. И бегущая мышка-звезда не заденет хвостом. Не расколет гроза. Будет – так.
Отчего же ты плачешь, Страфиль? Отчего?.. Луговое окно Не носить из избы сор, Пусть он копится до потолка, А соседям в лицо лгать, Добела подметая двор. Ты ушла в ветровую синь, Но в проёме встаёшь, как вор, – Сгинь, пожалуйста, мглою схлынь, Луговая моя хворь. Я устал за тобой вплавь – Сквозь холодную ряску звёзд, Где белёсый Калинов мост Протянулся из сна в явь. Мне барахтаться у берегов, Нахлебавшись дневных тревог... Обомшелый буёк луны Затерялся в волнах льняных. ...Не ношу из избы сор. Пыльный луч в пустоте окна Чуть колышется, точно ткань. А на ней – луговой узор. Огненная песня Станьте, бояре, кру́гом, Топчите травку-муравку Ножками-сапожками, Золотыми подковками. Свадебная I Снится мне: я степная трава. Снится мне, что посохла без времени. Подожгли – разгорелась, не зная, не веря: Так прозрачен огонь на свету.
Гори-гори ясно...
Снится мне: я покинутый дом. Жили в доме два горя. Очага не умели сложить – Грелись тем, что терзали друг друга. А когда обескровели оба, Подпалили постылую горницу:
«Гори, гори, я́сна...»
И ушли по дорожной россохе: Долу взгляды, вина за плечами – Алым, только что пролитым отблеском –
Гори ясно.
Снится мне: с подожжённой душой Я стою на виду, на асфальте. Искры-зёрна в натоптанный снег Сеет ветер, но им не взойти, Не шуметь жёлто-красным колосьям, Не согреть им небесные руки В синеватых прожилках… И ты Не давай мне руки́ – перекинется, ох, перекинется: Змеи-жары – в чужие дома, В три аккорда бездарных напевок Да в полотна цветастых стихов –
Сгори ясно!
Огневицы-летавицы Пляшут, кружат – Сапоги из красного сафьяна Мнут траву. Золотом подкованы, Серой нитью вышиты – Полыхает наша степь Горько! Гребешок коралловый Чешет чёрны волосы: Будто к свадьбе – в горнице Плачи... Кумачовые рубахи, Вскрики-сполохи – Хороводы летавиц У меня в глазах, Сердце – огненный клубок, Песня – заревом:
Гори ясно! II Остываю золой на снегу. Тихо Мне Большая Медведица лижет лицо. Лунный свет на стволах, как смола. Пахнет мирром лесной покой.
Поднимаюсь – С души облетает сгоревшее. Лишь один огонёк внутри. Обожжённой рукой вынимаю его – На ладони без боли затеплился.
А за лесом, в полях, – огоньки деревень, Чуть дрожащие, по-лампадному.
...По заснеженным выгарям-просекам И простору, простому, великому, На ладони свечу нести – Сто дорог впереди – Страннице.
И мы встретимся там, у закатных ворот, на рассветном пороге. Колокольная тишь разбивает слова «никогда» и «навеки». Свадебная Расплясались бояре – осенние ветры, В пыль втоптали мою золочёную чару. Тучи пали на красную горку заката, Точно палех.
Слышу гром бубенцовый – всё ближе к крыльцу. Вполз туман сединой под рогатую кичку. Волю прóпили – в дальних соловьих садах Ливни свищут.
Мне ли с лавки привычной в понёву вскочить, Будто с жёрдочки треснувшей – в прорубь? Колкий пояс замкнётся холодным кольцом... Только жёрдочка гнётся, не ломится.
А я встану чуть свет, погляжу за ворота – Мчат каурые прочь круговертью осинной. Вышьет иней рубашку из белых холстин Белой нитью. Злое слово Помыслы-коромысла Холодную воду несут – Выплеснут слово Злое, студёное. Ветры гремучие Рассеют по свету его Грозами да болотной Мглою. * * * За багряной рекой Пламенеющих дат – Только тишь, Только шорох страниц, как камыш. Пишет ночь на обугленном свитке впотьмах, Ставит вехи сверхновых на Млечном Пути. Много истин. Правдива, наверно, одна. Переправа пока впереди, впереди. И неспешно качается якорь-луна Позабытой ладьи. Письмо из Чернолеса Он знал, что когда вернётся, в кармане будет пусто – так бывало всегда – и всё же он всегда брал с собой что-нибудь просто по привычке. М. Петросян, «Дом, в котором…» За окном прорастает ночь, Как заснеженный чёрный лес. Перевёрнутый лунный чёлн. Не истлеть
И на дно не залечь костьми – Я сломаю немую стынь И осколки зажму в горсти. Только жди,
Только слушай стеклянный звон В перекатах метелей-волн, Талый шёпот среди стеблей – О тебе. Осколки I Дай мне свет её В тёмных моих ладонях Пронести, закрывая от ветра. Господи, Господи. II «Всё впереди», – Думал он, умирая. III Тихо-тихо В светлом колодце Падают лепестки. * * * Ночью ударил колокол, Хотя в городе не было звонаря, А колокольня стояла разрушенной: В ней звенели лишь ласточки по весне. Ночью ударил колокол: В темноте шло безликое, страшное – Надвигалось стеной – С востока ли, с запада, – С того берега узкой реки. А город был маленьким, Похожим на глиняную игрушку. Кто был первым из всех – не знаю; Но когда я спустилась к берегу, Там стояли все горожане – Молчаливые, взявшись за руки, Превратившись в живую цепь. И спокойно смотрели в ночь. Я узнала свою соседку – Нелюдимую девушку в фенечках, У которой с десяток котов – Чёрных, пепельных, снежных и рыжих, Как рассыпанная фасоль.
Я узнала бомжа и бомжиху – Как-то раз они целовались у станции, И бомжиха тогда смеялась И кололась лицом о немытую бороду.
Я узнала чиновника – Он отстраивал колокольню, А потом помешался, бедняга, Всё бродил и кричал: «Миром правит чудовище, Жрёт и жрёт формуляры, приказы, отчёты И растёт!..»
Лишь себя не узнала. Мне на миг показалось, Что над каждым из них – звезда. Над кошатницей – зеленоватый дворовый прищур, Над бомжом и бомжихой – терновные, колкие, Над чиновником – ясная, будто крест колоколенки... Кто-то взял меня за руку.
Звёзды тихо сходились к воде По изрытому полю. Становились в ежистую цепь заграждений. Заплетались в венок.
Мы стояли, врастая в берег. И мы знали, что ей не пройти.
«Семик-Троица, Богородица... Мы венок совьëм...»
Не пройти. Другие стихи этого автора читайте в журнале МОЛОКО, №8, 2023. Опубликовано: 20.08.2023 ← Вернуться к спискуОставить комментарий
|
115172, Москва, Крестьянская площадь, 10. Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru Телефон редакции: (495) 676-69-21 |