Культура

Родня

Из поэмы «Люблю и помню»

Илья Шухов

В проулочке, у озера под боком,

Простым устоям верность сохраня,

Век коротали тихо, одиноко

Петро с Аксиньей – Шухова родня.

Служил хозяин сторожем в райбанке,

Хозяйка избу, огород блюла.

Так дни и шли: работа да рыбалка.

(Петро рыбачил). Вот и все дела.

Да им двоим-то много ль было надо?

Была тут сроду скупость не в чести.

Петру с Аксиньей лучшая отрада –

Когда родня нагрянет погостить.

Вот здесь-то уж Аксинья развернётся:

Квашню замесит, шаньги напечёт.

Воды доставит свежей из колодца,

Накинув коромысло на плечо.

Пока она хлопочет, суетится

С хозяйственной заботой на лице,

Петру и гостю хорошо сидится

На невысоком стареньком крыльце.

И ныне вижу сценку я такую,

Лишь стоит мне на миг прикрыть глаза:

Сидят они. Беседуют. Смакуют

Невтропях ядрёный самосад.

Под табачок беседа мирно льётся

В благословенной сельской тишине.

О чём? Да просто так – о чём придётся.

О повседневной жизни. Старине.

– Вот нонче летом, – сетует хозяин, –

Не всякий раз наловишь окуней.

Ты мне, Петрович, растолкуй, коль знаешь,

Пошто природа сделалась скудней?

(Читатель мой! Тебя заверю лично,

Хотя слова мне эти и горьки:

Теперь о том, что в озере станичном

Водилась рыба, – разве старики

Одни лишь помнят. Сказывают внукам,

Душой болея до сих пор ещё.

Да только нынче дедову науку

Увы, не модно принимать в расчёт.

Теперь лишь – знай гони проценты к плану

По весновспашке, зяби, молотьбе,

Забыв о том, что поздно или рано

Земля – она предъявит счёт тебе.)

– Не говори, Петро. Откуда рыбе

Плодиться, коль четвёртый год подряд,

Считай, уж, как помоями своими       

Поганит воду райбыткомбинат?

А тут ещё и наша автобаза

Сливает нечистоты без стыда.

Кой у кого заботливого глаза,

Любви к Пресновке нет. Вот в чём беда!

Сам посуди: ну, мыслимо ли дело –

Пустить на гибель наш станишный парк?

Иль строиться, кому где захотелось?

Совсем, видать, забыли про пожар,

Что всю станицу сжёг назад полвека.

Недаром ведь решил станишный сход

Дома по плану строить. Это крепко

Блюли у нас с тех пор из года в год.

Блюли – как надо. Нынче же – не очень.

Обычай добрый стал вдруг не в чести:

Метла в районе – новая, и хочет

Как водится, по-новому мести.

Кто как, Петро, а только я им это

Самоуправство в жизни не прощу.

Пусть все узнают – скоро вот в газете

Свой очерк о Пресновке помещу…

…Сидят. Толкуют обо всём неспешно.

– Казак сибирский – прочим не чета.

У тех ведь што? Одни чубы да песни.

Да похвальба. А больше – ни черта!

Взять хошь донских… Сибиряки ка-а-к грянут

Про Ермака – што буря иль пожар, –

Так у донцов-то враз чубы завянут

И подколенки мелко задрожат! –

Петро такую задевает тему,

Какая гостю шибко дорога.

Ну, а Аксинья ловко ладит дело:

Пластует карасей для пирога.

Покончив с тем, склоняется над грядкой,

Разведывает овощ – лучший где.

Потом в надёжном подполе из кадки

Берёт к столу увесистых груздей.

Потом хлопочет возле русской печки,

Чтоб угощенье справить – чином чин.

И, наконец, выходит на крылечко,

Зовёт с улыбкой в горницу мужчин.

А в невеликой горнице приглядно,

Уютно от бесхитростной красы.

В углу переднем – образок, а рядом

Стучат тихонько ходики-часы

С железною еловой шишкой-гирей,

Которым бог уж знает, сколько лет.

И кажется – чтоб ни случилось в мире,

Урону им вовек не будет. Нет.

И со стены, светя улыбкой яркой , –

На то плакат! – надёжна и крепка,

Всех призывает дюжая доярка

Давать стране побольше молока.

Ну, и хозяин крепко дело знает:

Коль наступил застолья добрый час,

Он стопочки чем надо наполняет –

Таков обычай – до краёв как раз!

И возглашает: – Будь здоров, Петрович!

Гость – наготове: – Будь здоров, Петро!

И это их застольное присловье

Обоим мило, хоть, как мир, старо.

Хозяйка тоже стопочку пригубит

И незаметно в сени убежит:

Уж больно чай-то гостенёчек любит,

Ну, как же тут его не ублажить?

Она обычай добрый уважает.

И вскоре, шумно раздувая пар,

Из сенок, сердце радуя, вплывает

Заслуженный, в медалях, самовар.

Как ветеран в президиуме, место

Он занимает во главе стола.

Вот это ча-а-й!.. Душа – как вновь воскресла,

Ещё живей беседа потекла.

Приятно слышать дружеское слово

В вечерний редкий беззаботный час.

И вот про Хазбулата удалого

Сама собою песня занялась:

– Хазбулат удалой!

Бедна сакля твоя.

Золотою казной

Я осыплю тебя.

Стены в ней обобью

Я персидским ковром.

Дам лихого коня -

С кабардинским седлом!..

Они поют, в такт головой качая.

Поют негромко. С чувством. Не спеша.

И – что за прелесть в песне той печальной,

Что в новый век от дедов перешла!

Но – грусть и удаль сроду ходят рядом.

Характер русский тем и знаменит.

И, озорным переглянувшись взглядом,

Певцы другую песню завели:

– Э-эх, вы, Сашки-Канашки мои,

Разменяйте бумажки мои!

А бумажечки новенькие,

Двадцатипятирублёвенькие!

А бумажечки синенькие,

Наши девушки – красивенькие!

Поют лукаво, с неподдельным жаром…

Ну вот – и пуст ведерный самовар.

Теперь пора бы на покой, пожалуй,

Да не иссяк ещё репертуар.

И как всегда, его коронный номер

Венчает – так у них уж повелось:

Поёт Петро, как выдюжил, не помер,

Когда понюхать пороху пришлось.

Петро давно слова той песни знает.

Её не всякий сыщет фольклорист.

В начале века – бойня мировая.

И он там был – простой артиллерист.

– Артиллеристом я родился,

Артиллеристом вырос я.

Огнём-картечью я крестился

И чёрным пламенем вился!..

…Вот – распрощались, на крылечко выйдя.

Блестит в притихшем озере луна…

Как хорошо, что с малых лет я видел

Тебя, навек родная сторона!..

г.Алма-Ата

Опубликовано: 15.09.2023

← Вернуться к списку