Культура

Старик и поле

Виктор Силин

 

Встречи с Гавриилом Троепольским

 

«Что ты можешь сделать?» — Драться, — сказал он, — драться, пока не умру. Но в темноте не было видно ни огней, ни зарева — были только ветер да надутый им парус, и ему вдруг показалось, что он уже умер. Он сложил руки вместе и почувствовал свои ладони. Они не были мертвы, и он мог вызвать боль, а значит, и жизнь, просто сжимая и разжимая их. Он прислонился к корме и понял, что жив. Об этом ему сказали его плечи. «Мне надо прочесть все те молитвы, которые я обещался прочесть...»

Эрнест Хемингуэй, «Старик и море»

 

Я был в числе тех полутора десятков человек, кому Гавриил Троепольский впервые прочитал главы из еще не напечатанного «Белого Бима Черное ухо». Происходило это в начале декабря семидесятого года. А официально «Бим» появился на свет через месяц — в январе семьдесят первого в журнале «Наш современник».

Троепольский тогда приехал в Острогожск на очередное занятие литературной группы. Его ждали, и ждали с нетерпением. У местной литературной братии Гавриил Николаевич считался непререкаемым авторитетом.

Собрались как всегда в редакции районной газеты. Для меня, десятиклассника, в диковинку была и сама атмосфера занятий, и то, как читали стихи авторы, и какие споры, схватки по поводу написанного возникали. Троепольский сидел чуть в сторонке, внимательно и молча слушал.

 

Неожиданно широко открылась дверь, и как-то боком, нерешительно просунулся Иван Чесноков, пастух из Болдыревки. В новой, незамызганной телогрейке и блестящих резиновых сапогах, подвернутых «для форсу» в голенищах.

Стушевался, извинился:

— Незадача вышла, автобус опоздал, — мял он в руках треух.

Никто вроде бы и не заметил появления поэта. А когда очередной спор полностью иссяк,

Троепольский обратился к Чеснокову:

— Ты бы, Иван, нам что-нибудь из новенького почитал. Есть ведь, наверное, неопубликованные стихи?

Чесноков вновь стушевался — больше прежнего; встал, как провинившийся ученик, в руках мял школьную тетрадку.

— Читай, читай! — зашикали на него со всех Троепольский сторон.

И Иван начал. Читал он, как мне тогда показалось, долго, с расстановкой, запинаясь и останавливаясь. Вновь начинал стих сначала. Троепольский слушал неотрывно и не перебивая. А когда Чесноков умолк, то Гавриил Николаевич обратился к нему:

— Книгу тебе надо собирать. Стихи на машинке перепечатал? Нет? Я же тебе сколько раз говорил: «Готовь рукопись! Собери все — и мне переправь. А я уж буду думать...»

Через два года в Центрально-Черноземном книжном издательстве выйдет пя-титысячным тиражом поэтический сборник колхозника из села Болдыревка Ивана Чеснокова. А назовет он его «Человечность». И будет в книжке одно стихотворение без названия, но с посвящением — «Гавриилу Николаевичу Троеполь- скому».

 

Вновь знакомые картины.

Пламя дальнего леска,

Журавлиные пунктиры,

Журавлиная тоска.

А вокруг — светло и тихо.

Ни печали, ни тоски...

Я иду, а паутина Обвивает сапоги.

И, не выветрясь с годами,

Веет теплый дух земной.

Много пройдено. Но в далях Не забыл я край родной.

С плавным креном ястребиным В ломких солнечных лучах,

С нестареющей рябиной У сверкнувшего ручья.

С этой милою, неброской Беспокойной красотой.

 

С запыленною березкой.

С золотой ее листвой.

...Скоро ветер листья скосит,

Скоро дождь заладит злой...

На земле отцовской — осень,

И моя — не за горой.

 

Пожалуй, одно из самых пронзительных, самых лучших своих стихотворений простой, не блещущий грамотностью колхозник из Болдыревки, у которого была и сума, и тюрьма, посвятил человеку, которого он боготворил. Да, собственно, так оно и было: не встреться Чеснокову по жизни Троепольский — и мы не узнали бы, как щедро судьба наградила крестьянского сына поэтическим даром. Гавриил Николаевич вспомнит в одном из наших частых и длинных телефонных разговоров и Ивана Чеснокова, и бабушку Лиду — Лидию Михайловну Титову, и Нину Чухлебову, и Якова Кравченко, и Ивана Божкова. «Все великое — просто. Избыток восторженности всегда не читается. Да и не веришь такому слову. Недаром же говорят: ложная патетика. Вот у Ивана Чеснокова лирика с какой-то внутренней мощью. Ее нельзя пересказать. В этом его и сила», — сказано Троепольским.

Троепольский помогал многим. Конечно, когда чувствовал, что есть в человеке «искра Божия» (любил он это выражение). Однажды к нему пришла пенсионерка. С ученической тетрадкой, вкривь и вкось исписанной карандашом.

— Думаю, что она сильно стеснялась, — вспоминал Гавриил Николаевич. — И оттого, что грамотой не отличалась, и своей «чудинки» — привычки стихи складывать. Почитал я, посмотрел и пригласил приходить к нам на литгруппу почаще. Внешне человек неприметный, а по сути — содержательный. Стала к нам хаживать Лидия Михайловна. Иногда, правда, и пропускала литературные вечера, но уж если приходила, то приносила целую кучу новых стихов. Мне нравились ее стихи, готовил их к печати, правил. Она не обижалась, а прислушивалась к советам.

«Лидия Михайловна Титова, бабушка Лида, как зовут ее ребятишки, писать книжки и не собиралась. Но в 1942 году, когда была война, город Острогожск захватили фашисты. А у бабушки Лиды было много детей. И тогда она сама стала придумывать для них сказки и забавные истории про зверюшек. Она записывала сказки в тетрадку и читала своим детям. Потом к бабушке Лиде стали приходить соседи, переписывали ее сказки в другие тетради и читали другим детям. И весь Острогожск знал стихи бабушки Лиды». Так в предисловии ко второй книжке Лидии Титовой — «Золотой кузнечик», появившейся на свет в 1971 году, представили автора. А тремя годами раньше вышел «Скворушка-Егорушка». Обе красочные, прекрасно иллюстрированные книжки. И за каждой стоял Гавриил Николаевич Троепольский. Мне об этом рассказывала сама Лидия Михайловна.

И еще одну детскую поэтессу открыл Троепольский. В том же телефонном разговоре, когда писатель вспоминал Ивана Чеснокова, заговорил он о Нине Чухле- бовой.

— Знаешь, как я ее стихи проверял? Собрал детишек из нашего дома и стал читать «Башмачки-братишки». Они внемлют, аж рты пораскрывали. И быстро запомнили четверостишья. Значит, думаю, стихи проверку прошли...

Иван Николаевич Божков печатал свои юмористические рассказы в сборниках «Омлет из шампиньонов» и «Возьмите на заметку». Вот как он вспоминает о Троепольском-редакторе: «Гавриил Николаевич всегда требовал (не иначе!) написанный текст читать обязательно вслух. Тем самым словно на зуб пробовать слово, фразу. Чтобы никакой фальши, никакой выспренности. «Если есть потребность — пишите, — говорил Троепольский. — Пусть даже и не напечатают, все равно пишите. Пишущий человек видит, замечает то, мимо чего другие проходят, не бросив даже взгляда. Литературный процесс идет постоянно. Голова все время забита какими-то обрывками фраз, эпизодами. Мы прокляты своим ремеслом... »

Приходилось мне бывать и дома у Гавриила Николаевича. И всякий раз встречал у него «ходоков». Кто-то с рассказом, кто-то с просьбой помочь «протолкнуть» в журнал написанное, а кто-то и за справедливостью к писателю приходил, со своей бедой.

...После того, как Иван Чесноков буквально побожился, что рукопись он соберет и передаст Троепольскому, писатель достал какой-то журнал без обложки, завернутый в газету, и который он все время держал в ящике письменного стола.

— А сейчас почитаю вам одну вещицу, — предварил Гавриил Николаевич. — Вы послушайте, а потом скажите свою оценку.

И начал: «Жалобно и, казалось, безнадежно он вдруг начинал скулить, неуклюже переваливаясь туда-сюда, — искал мать. Тогда Хозяин сажал его себе на колени и совал в ротик соску с молоком... »

Уже давно стемнело, и в окна жалобно бился зимний вечер. Но все забыли о нем, как о грешном скитальце.

Писатель замолк неожиданно, отложил журнал в сторону.

— А дальше что было? — кто-то нетерпеливо спросил.

— Дальше? — переспросил Троепольский. — Дальше много еще чего произошло. Ну так, как повесть?

— Это ж профессионал писал, — ответил поэт-сатирик Николай Тухович. — Настоящая проза, с музыкальным ритмом. Такую и читать, и слушать хочется.

— А кто автор повести, Гавриил Николаевич?

— Кто-кто... Неужели не ясно? — удивился непонятливости присутствующих Иван Чесноков. — Да Гавриил же Николаевич!

— Мой «Бим», — подтвердил Троепольский. — Сигнальный экземпляр вам и дарю.

А когда сами прочитаете, то передайте в районную библиотеку. Пусть до дыр «зачитают»...

 

Продолжение следует

Впервые опубликовано в журнале "Подъем"

← Вернуться к списку