Наследник - Православный молодежный журнал
православный молодежный журнал
Контакты | Карта сайта

Культура

Карантинная бухта


                                    Юрий Лощиц       

       ПРИБЫТИЕ

 

Из толщи скрипучей тоннеля,

бока, что ль, свои ободрав,

замедленно, еле-еле,

на свет выникает состав.

В пронзительном терпком створе

слепящего известняка

я  вижу ещё не море,

а синий клинок пока.

Мне ль ждать миражей и обмана?

Я здесь не к параду гость.

Пещерных глазниц Инкермана

смертную вижу кость.

В окно вплывает, серчая,

пустопорожний док.

Ещё я не вижу чаек, –

лишь неба пылающий клок.

Вопрос портового крана

в причальные рельсы врос.

В трюма открытую рану

не опускают трос.

Но я о беде твоей, город,

на стогнах не стану вопить,

затем, что ты светел, молод,

ты так порываешься жить.

Буксир ползёт по затону

пустому, где реял флот.

Спасибо вам, что к перрону

никто встречать не придёт.

 

 

ТОЛСТОЙ НА БАСТИОНЕ

 

На бастионе новичку неловко.

Поддельна тут ухмылка на губах.

Ещё не началась артподготовка,

но и бывалых забирает страх.

В тумане знобком выглядят зловеще

ствол и лафет, шинели воротник.

Что мельтешить, какой тебе обещан

день или час, иль этот самый миг?

Под сапогом – расквашенная глина.

Убитых грузят. Ядра волокут.

Чуть проступает ихняя долина.

Но не  зевай… Враз козырёк снесут.

Когда же будет на него управа?

Ишь, перемирья запросил на час.

Нору сапёр-французик роет браво –

заводит мину, шерами, под нас.

Их из-за моря понаплыла тьмища:

сэр и мусье, и турка, и арап.

Да наши по ночам в разведку рыщут –

Европе забивают в дуло кляп.

Но вот беда! Блиндаж в четыре ската

не выдержал… Полно прорех и дыр…

 

Ну, подождите, бравые ребята,

я покажу вам и войну и мир.

 

 

             *   *   *

Севастопольские антиквары,

археологи, нумизматы,

как пещерные люди, стары,

а иные, как я, бородаты.

Соблюдают свою заботу.

Как цари, снисходительно-зорки,

соберутся опять в субботу

за Петром и Павлом, на взгорке.

И тряхнут из мешков забавой

в память всех, кому к нам неймётся:

штык покажут фашистский ржавый,

кортик а?глицкого флотоводца.

Ишь, глаза разбегутся сами!

Как на пуговки  не подивиться

эти кругленькие, с нумерами

полков ли французских, дивизий?

А турецкие бурые фески?

А щербатый тесак зуава?

Хороша ты, в хламе и блеске,

Экспедиции трубная слава.

Тут отметились все понемножку.

И монголы мелькнули, и готы.

И бренчит мамалыжная ложка

в котелке румынской пехоты.

Но советских времён гранаты

как с иголочки, вижу, одеты…

 

Чу!..  зовут к себе нумизматы.

В их тетрадках тяжких – монеты.

– Вам динарий римский, старинный?

Он – в особой  цене и весе.

Но за бухтой у нас Карантинной

свой монетный двор в Херсонесе.

Потому византийцев – обилье.

Потому-то с небрежной лаской

Македонца деньгу Василья-

базилевса тут кличут «Васькой».

Глянь, Михайло Третий, медяшка.

Его Васька спровадил с трона.

Хоть Михайло и пил, бедняжка,

порешили его беззаконно.

Все монеты по-своему дивны.

Но от гривней новейших отрыжка.

Вот, зато, настоящие гривны –

новгородское серебришко.

Не раззявы тут, не  идиоты.

Разумения наши крепки, 

и в обмен не берём банкноты

заслюнявленного мазепки.

Да, разгулка у нас неплохая.

Не одни лишь купюры-монеты.

Хошь, шальвары Бахчисарая,

хошь, Мицкевича сыщем сонеты.

 

– Хорошо у вас на досуге

побродить. Память держите в силе.

Ну, а, может, что слышали, други,

о Философе, о Кирилле?

– Навестил нас и он в годы стары.

На епископском жил подворье

и отсель отлучался в Хазары.

Но о том – распытай у моря…

Впрочем… Тут старикан приходит

раз в году, напогрев, в апреле.

Книгу держит, евангелья вроде.

Буквы в ней разберёшь еле-еле.

«Эту самую книгу, – кажет, –

русским слогом в ту пору сложили,

чтоб Философа ею уважить,

чтоб дерзанье возжечь в Кирилле…

Он и взял те знаки – аз-бу?ки,

и кириллицей их назвали.

А без этой подсказки – дудки! –

сам придумал бы их едва ли…»

Так – не так? Приезжай ближе к маю.

Может, дедку того и встретишь.

Ну, а где он ютится, не знаю,

только книга – совсем уже ветошь…

 

 

АДМИРАЛЬСКИЙ СОВЕТ

 

Все сроки вышли – дней, часов, минут.

Три адмирала терпеливо ждут

на свой совет коснеющего брата.

До Графской пристани от Северной волна

доставит чёлн четвёртого. Молчат

сопровождающие адъютанты.

Горячий  полдень онемел над бухтой.

Прощай, волна. Теперь – недалеко:

на городском холме,  где, знает сам он,

назначен их торжественный совет.

 

Что рассуждать о долге, славе, чести?

Краеугольные четыре – вместе.

Летят четыре лёгкие корвета

в четыре стороны земного света.

Четыре ветра веют без обмана

в  четыре  поднебесных океана.

В четыре компас указует шири.

Евангелий у Бога сколь? – Четыре!

У синего креста на белом поле

про нас четыре суть угла, не боле.

Возляжем же крестом на ложе склепа,

плечом к плечу. Надёжна смерти скрепа.

Ты, Лазарев! Корнилов, ты! Истомин!

И ты, Нахимов!.. Общий срок исполнен.

Мы дождались друг друга. Снова вместе.

К чему ж слова о долге, славе, чести?..

 

Над Севастополем, как прежде, канонада.

От запада ещё одна армада

вспухает тучей. Всё-то им неймётся.

Ползут. Наглеют. Щурят хищный глаз.

Но свой совет четыре флотоводца

с тех пор не прерывают ни на час.

 

             

КАРАНТИННАЯ БУХТА                                

 

                                               Ты помнишь, в нашей бухте сонной

                                               Спала зелёная вода,

                                               Когда кильватерной колонной

                                               Вошли военные суда.

                                               Четыре серых…

                                                                Александр Блок

 

Сколько раз от вокзала спешил напрямик

прочитать твои камни, как остовы книг.

 

Сколько раз к этой бухте от серых руин

я спускался, счастливый, как в день именин.

 

Здравствуй, шёпот зелёной хрупкой волны!

Херсонес, мне твои позывные родны.

 

… Серый «сторож» застыл. Дизель чуть дребезжит.

Но на палубе пусто. Вода – малахит.

 

В очертанье надстроек – дерзость, напор.

Отдых дали команде… Ночью – в дозор.

 

Чей он? Наш ли, чужой? Ну, а сам-то ты чей?

Я? – Москаль белорусско-хохлацких кровей.

 

«Чей он?» Глуп, сознаюсь, и постыден вопрос!

Но уже, как бурьян, между нами пророс.

 

А Владимир? Он чей, что стоит за спиной?

Белоплеч и высок, шлем горит золотой.

 

Чья крещальня вблизи от его алтарей?

Слог священных молений, скажите мне, чей?

 

Не Солунские ль братья в сей город вошли,

чтоб согласье расслышать славянской земли?

 

Киев, Ладога, Полоцк, Тамань… – они чьи?

Ярославны и Игоря чьи соловьи?

 

Что мы делим, безумцы? Иудина злость

подстрекает дробить наших праотцев кость.

 

Душу, море и сушу как в ступе толчём,

чтоб тащить на торги: «Что по чём? Что по чём?»

 

Визг раздорный в семье – он чумнее чумы.

На? смех свету всему разбежимся ли мы?

 

Безъязыкие рты и безглазые лбы –

вы, кто общей отрёкся земли и судьбы.

 

Есть народ. Он на два иль на три неделим.

Есть Господь. Он и в трёх ипостасях един.

 

… Склянки бьют. Херсонес. Дизель вслух задрожал.

«Сторож» к ночи покинет дремотный причал.

 

Пусть он держит рубеж от беды и пропаж.

Чей он? Наш!

 

5.01.10

← Вернуться к списку

115172, Москва, Крестьянская площадь, 10.
Новоспасский монастырь, редакция журнала «Наследник».

«Наследник» в ЖЖ
Яндекс.Метрика

Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru

Телефон редакции: (495) 676-69-21
Эл. почта редакции: naslednick@naslednick.ru