История и мы

Главные «Мюнхены» чешской истории

 

Всякий, разглядывавший европейские карты разных эпох, помнит большую страну в самом центре Европы, очертания­ми походившую на распяленную шкуру некоего животного. Заштриховывалась она обычно в серых тонах, иногда зеленым. Хотя очертания её и названия менялись: Священная Римская им­перия германской нации, Австро-Венгерская империя, знаме­нитая «лоскутная империя Габсбургов». Чехия, главный эко­номический мотор империи, в название, в «титул» не попада­ла никогда.

Если двигаться вспять по этому сложному историческому пункти­ру: советские танки в Праге-1968 — чешские танки в России— 1941/44 — «Позор Мюнхена» — Первая Чехословакия... и ста­раться при этом постигнуть некоторые закономерности чешс­кой истории, все равно неизбежно упрешься в империю Габсбургов и, далее, в Священную Римскую империю.

Итак, Карл Великий первым воспроизвел Древнеримскую (Западную) империю приблизительно в старых границах, но в христианском уже мире. К 924 году империя фактически само­распалась, саксонский герцог Отгон возродил ее в 962 году. Чехо-Моравия — непременный и все более и более мощный член этого пестрого сообщества. Сменились династии импера­торов: Саксонская, Салическая, Гогенштауфены... Династичес­кий принцип успешно сочетался с выборностью императора. Коллегия этих выборщиков, Курфюрстов, включала пять-семь крупнейших князей империи. Но Габсбурги в это время: мелкие-мелкие помещики. И не в Юго-Восточном (где Ав­стрия) углу империи, а в Юго-Западном (где Эльзас). Построенный в верховьях Рейна примерно в 1020—1040 годах «Ястре­биный замок» (Habichtburg, Хабихтсбург — перешедшее позже в Габсбург) не входил и в «первую сотню» княжеских замков империи. Когда скончался последний из Гогенштауфенов, наи­более вероятным кандидатом был чешский король Пшемысл Отокар Второй. «Король железный и золотой», называемый так за военную мощь и богатство, он владел также частью Венгрии, Хорватии и Словении. Присоединив в 1250 году еще и Австрию, Пшемысл Отокар Второй стал самым могущественным монар­хом, безусловным «лидером» империи, а его личные владения удивительным образом напоминали очертания той самой страны, с какой Габсбурги останутся под конец своей истории, в 1918 году. Но вот вам еще более уникальное совпадение. История Че­хии у нас разбита и разложена на столь разные полочки, что вот о таком сопоставлении речь еще не заходила никогда.

 

 «Двойной Мюнхен» Пшемысл у Ото кару Второму!

 

Немножко смахивает на выкрик в баре: «Двойной Мюн­хен! — Двойной Манхэттэн!», — но оригинальность сего под­заголовка никак не заслоняет верности сей исторической па­раллели. «Мюнхен» — понятно, с 1938 года — синоним гряз­ного предательства. Но почему «Двойной»?

Пшемысла Отокара Второго предали дважды. Сначала в 1273 году коллеги-курфюр­сты не избрали его императором. Многие обещали, клялись, но... в ко­нечном счете, они испугались именно мощи чеха. Выбрали, наобо­рот, слабейшего из кандидатов, Рудольфа Габсбурга Первого. Все называли тот вариант промежуточным. Нечто подобное бывает на выборах римских пап, когда кардиналы долго спорят, заходят в ту­пик и выбирают самого старенького из кандидатов, чтобы вско­ре «вернуться к вопросу».

А вот Рудольф Габсбург оказался просто уникальной фи­гурой, основателем династии, продержавшейся 650 лет. На­полеон в минуты упоения своими династическими планами го­ворил: «Я сам Рудольф Первый Габсбург своей династии».

А как же со «вторым Мюнхеном» Пшемысла Второго?

Спросите любого из историков о наиболее значимой битве в истории Чехии — и 99 % назовут битву у Белой Горы, 1620 год. Времена начала Тридцатилетней войны и конца чешской са­мостоятельности — эта эпоха тоже еще будет затронута.

Но то, что произошло в 1278 году, заслуживает большего внимания. Эдакое уникальное предательство, въевшееся в саму ткань чешской истории.

Император Священной Римской империи был фигурой по­четной (главный монарх христианского мира), но зачастую со­вершенно бессильной. Слабее многих своих фактически неза­висимых вассалов, он опирался в основном на свои личные владения — а Рудольф Габсбург, как мы помним, и был избран за скромность та­ковых. Но Рудольф все же решился на войну с Пшемыслом Отокаром, и вот в 26 августа 1278 года произошла эта удивительная битва на Моравском поле. Мощнейшая армия Пшемысла могла раз­бить Рудольфа, но изменники-заговорщики убили своего глав­нокомандующего, и чешская армия рассеялась. Поверьте: в правильно-европейских, НЕазиатских войнах это, (переход части армии на сторону врага и убийство своего военачальника) - редчайший случай. Династия Пшемысловцев вскоре после этого пресеклась, но самое важное: Габсбурги получили, забрали у Пшемысловичей - свою главную «историческую базу», Австрию, Вену.

А первый край, куда после этого был брошен завоеватель­ный взгляд Габсбургов — конечно же Чехия. Правда, полоса их первых успехов вскоре закончилась, «спираль истории» сде­лала еще много витков, прежде чем Габсбурги Чехию заполу­чили. Потомки Рудольфа на длительный исторический пери­од потеряли и имперскую корону. Единственно твердо за все 650 лет исторических пульсаций принадлежала им отнятая у Пшемысла Австрия.

А у чехов был еще один период интеллектуального и воен­ного «всеевропейского» взлета. Речь идет, конечно, о Яне Гусе (высокий интеллектуальный, религиозный, моральный порыв) и его гуситах (военный). НО… и тут все закончилось «мюнхенами», «мюнхенами»...

«Мюнхен» XV века находился в Констанце — туда на цер­ковный собор был вызван Ян Гус со всеми возможными письменными га­рантиями неприкосновенности, грамотами, в том числе и от императора Сигизмунда Люксембурга (так что у чемберленовских гарантий богатая предыстория)! Богословские диспуты были недолгими: Яна Гуса схватили и 6 июля 1415 года сожгли на костре.

О знаменитых гуситах, «таборитах», смело и успешно про­тивостоявших агрессии почти всей Европы, столько сказано... Можно только добавить, что даже и в середине XX века совет­ские мальчики играли «в таборитов».

(Автор этой книги - сам свидетель и ярый участник, строивший «вагенбург» - гуситский подвижный лагерь - из тележек и овощных ящи­ков.)

Непобедимые, державшие в страхе всю Европу, табориты стали жертвой интриг Сигизмунда, папы, и, главным образом, богемских немецких дворян и горожан (чистый аналог — «судетских немцев» 1938 года). При Липанах в 1436 году чехи сражались уже меж­ду собой. И следствие: предатель Гуса, давно отвергнутый всей Чехией — Сигизмунд Люксембург возвращается королем в Прагу...

Но не будем подгонять историю под схему: после констанцкого и липанского «мюнхенов» гуситы смогли преподнести Европе еще один большой сюрприз, сравнимый с триумфаль­ными походами таборитов по всей Европе (и вот об этом в на­шей популярной историографии почти полное молчание). Вдруг почти уничтоженные гуситы выдвинули нового вождя: Георгия (Юрия) Подебрада, и тот в течение нескольких лет: захватил Прагу в 1448 году, стал регентом, а в 1458 году — ко­ролем (первым и единственным в Чехии гуситским королем). Уникальная личность в Средневековой Европе: единственный простолюдин, достигший королевского сана, заставивший папу и императора признать себя и породнившийся с несколькими королевскими домами...

Вновь на авансцену истории Чехия вышла во ходе первой из великих всеевропейских войн. Знаменитая Тридатилетняя война (1618—1648) и завершивший ее Вестфальский мир от­крыли эпоху, в которую мы, как считается, живем и сегодня. Сама идея «национальных суверенитетов» имеет точно опре­деленную дату рождения:

 24 октября 1648 года, день заклю­чения Вестфальского мира.

 

А почему, собственно, о Вестфальском периоде много говори­ли в 1999 году?

 

А потому, что Клинтон и Мадлен Олбрайт, затевая тогда войну против Сербии, попытались подвести под нее принци­пиально новое в международном праве обоснование: «Примат «общечеловеческих ценностей» над национальным суверени­тетом». Тогда-то юристы-международники и заговорили о воз­можном «конце Вестфальского периода» и начале какого-то нового периода истории. И то, что сегодня о тех «общечелове­ческих ценностях» вспоминают не чаще, чем о… «синем платье Моники Левински» (и примерно в похожих тонах), показыва­ет всю серьезность, неслучайность «Вестфальского» рубежа че­ловеческой истории.

 

Эта, очень важная в истории человечества война разбита учены­ми на 4 периода, в зависимости от главного на тот момент со­перника Габсбургов:

1. Чешский 2. Датский 3. Шведский 4. Французский.

Началась Тридцатилетняя война в Праге, когда чехи отка­зались признать наследником чешского престола очередного Габсбурга. И 22 мая 1618 года восставший народ подверг им­ператорских наместников «чешской казни» —дефенестрации. (Дефенестрация, казнь посредством выбрасывания из окна, — чешское изобретение. По-видимому, это связано с успехами многоэтажного строительства в Праге.)

Чехи избрали своего короля, протестанта Фридриха Пфальцского, но в 1620 году в той самой битве у Белой Горы были разбиты и лишились независимости на 300 лет! Вот это ирония! Нидерландам, Швейцарии и почти полусотне не­мецких княжеств Тридцатилетняя война дала независимость, но у чехов, начавших эту великую борьбу, наоборот — заб­рала.

Только крах Габсбургской империи в 1918 году и создание Чехословакии вернуло суверенитет этой нации... На вполне АлександрДюмовский срок: Двадцать лет…

 

То, что в 1938 году запомнилось миру как невообразимый калейдоскоп дипломатических интриг и зондажей Галифакса, Чиано и Боннэ, политических заявлений и опровержений Бе-неша, Чемберлена и Даладье, метаний от Москвы до Вашинг­тона — у Гитлера называлось коротко: План «Грюн».

После аншлюса Австрии Чехословакия, возможно, и выг­лядела на картах как беззащитная, полуокруженная страна. Но это только для любителей разглядыванья одних лишь «по­литических карт Европы». Потрудившийся заглянуть и в фи­зические карты убедится, что коричневые места между Чехи­ей и Германией — это не от «коричневой чумы фашизма». Это горы. Пограничные хребты Шумава, Чешский лес, Рудные горы, Судеты. По совести, их нельзя назвать непроходимы­ми. Последним (до Мюнхена-1938), кто прорвался через эти хребты, был Мольтке Старший, разгромивший в 1866 году австро-венгров (и не-титульных, в основном рядового соста­ва чехов) в битве у Садовой. НО XX век внес свои корректи­вы. Главное — чехи укрепились. Именно сочетание горного рельефа и современных средств фортификации позволило со­здать эту уникальную линию, неизмеримо превосходящую все эти знаменитые «Мажино» и «Зигфриды». Второй фактор: в вермахте 1938 года основная ставка была сделана на танко­вые и моторизованные части. Но то, что давало преимуще­ства на полях Польши и Франции, было, наоборот, суще­ственным минусом в Рудных и Судетских горах. Вывод гер­манских генералов, изучивших потом чешские укрепления, мы помним: «Никогда, ни при вхождении немецких войск в Рейнланд и Рурскую область, ни при аншлюсе Австрии, ни даже при нападении на Польшу в 1939-м и на Францию в 1940-м — никогда не было такого риска поражения». Частич­но чешские горные укрепления были неприступны, частич­но требовали более полугода штурма и совсем другой (отсутствующей у Гитлера) артил­лерии для прорыва.

Из показаний на Нюрнбергском процессе известно, что немецкие генералы категорически возражали против предло­женного Гитлером плана прорыва судетских укреплений, по­скольку эта задача казалась им невыполнимой в военном отношении. Вильгельм Кейтель свидетельствовал:

 - Мы были необычайно рады тому, что дело не дошло до военной опера­ции, поскольку... мы всегда придерживались того мнения, что наших наступательных средств недостаточно для штурма по­граничных сооружений Чехословакии. С чисто военной точ­ки зрения у нас просто не было средств для атаки, которая раз­билась бы как волна о волнолом пограничных укреплений в Судетах(...)

 

Теперь бы и узнать, почему эта самая совершенная обо­ронительная система оказалась так и не испытанной практи­чески?

Главным политическим инструментом взлома Чехо­словакии стали возглавляемые Генлейном «судетские немцы». Как легко догадаться, проживали они в Судетских горах. И по­тому-то все разговоры (в основном английские) о возможнос­ти передачи этих районов Германии «в обмен на мир и гаран­тии» — это совершенно особый уровень цинизма и предатель­ства. Судетский горный укрепрайон – это была материальная (и 100%-ная!) гарантия чешской безопасности! А англичане предложили обменять её – на другую гарантию: словесно-договорную – сами у себя, (этому будут приведены свидетельства) - признавая, (в лице военного министра Хор-Белиша), что у Британии нет никаких возможностей (и желания!) – эти гарантии чем-либо подкрепить!

 

Гитлер создал в Судетах послушное ему политическое руководство, лидер которого Конрад Генлейн определил свою задачу следующим образом:

 - Мы должны всегда требовать так много, чтобы наши требования невозможно было удовлетво­рить.

Намеченные на 22 мая 1938 года муниципальные выборы Генлейн потребовал засчитать как референдум о вхождении в Германию. Президент Чехословакии Бенеш объявил частич­ную мобилизацию, и майский кризис совершенно благополуч­но для чехов миновал. Генлейн сбежал в Германию.

(Интересный факт попался мне во «Всемирной истории че­ловечества» Гельмонта, русское издание 1904 года: ранее Судет­ские горы назывались «Исполиновые горы». Точнее, тогда выде­лялись и Судеты, и Исполины. Позднее произошло объединение под первым из имен. Получается, то спорное нацменьшинство мож­но называть и... «Исполиновыминемцами».)

 

Следующим этапом давления можно считать поездку лич­ного адъютанта Гитлера Видемана в Лондон и его переговоры с главой Форин офис лордом Галифаксом. Далее последовали и встречи самого фюрера с премьер-министром Чемберленом

Почему обрабатывались прежде всего англичане? Договор о взаимопомощи у Чехословакии был с Францией и СССР, и французы попросили английского содействия в склонении че­хов к уступке Судет. Видеман оставил интересные записки (из­данные на английском как Private Papers, они есть в библиоте­ке Конгресса США). Итак, англичане «ждут и верят»: большие переговоры наконец умиротворят Гитлера, «канализируют» энергию и динамику рейха.

Видеман: «Фюрер пойдет на полномасштабные перегово­ры с Великобританией и заключение долгосрочного договора — но только после разрешения центрально-европейской пробле­мы (присоединения Судет, как следовало из контекста раз­говора. – И.Ш.)».

Галифакс: «Передайте ему (фюреру), я надеюсь дожить до момента, когда осуществится главная цель моих усилий: увидеть Адольфа Гитлера с королем Англии на балконе Букингемского дворца!»

Какая патетика! Тут, по-моему, есть место даже и для чис­то фрейдистских исследований. Этот выход на «балкон». Как известно, главная, центральная любовная сцена в сюжете шекспировской пьесы «Ромео и Джульетта» — это знаменитая «сцена на балконе». И у воспитанного на Шекспире лорда мог­ли отложиться образы... и т.д.

Видеман так пересказывает идеи Галифакса: «Бомбы на Прагу — это война. Нужна другая тактика по Чехословакии. Не надо выстрелов — душите их».

Конечно, это слишком большая ответственность — пола­гаться в вопросе такой важности (дипломатическая стратегия Великобритании 1938 года) лишь на записки Видемана. Но вот и мнение германского посла в Лондоне Дирксена: «Британцы желали решения вопроса этапами: от автономии к плебисциту, от плебисцита к отделению (Судет). Но при условии отсутствия будоражащих общественное мнение насильственных действий Германии».

 

А кто, собственно?

 

А кто, собственно, предавал Чехию? Британия или бри­танское правительство Чемберлена?

 

В иных случаях разде­лять страну и правительство — чистая софистика, но тут же явно, на каждом шагу видны опасения самого для Галифак­са страшного: падения кабинета, отставки. «Первая бом­ба—и война». То есть опускалось промежуточное звено: первая бомба — и... придет Черчилль (на год раньше), и тог­да, действительно, война (он-то церемониться и рисовать «любовные сцены под балконом» не станет!) Только надо было этой «первой бомбой» рискнуть...

Коллега Дирксена, британский посол в Праге Ньютон до­бавляет исторической концептуальности: «Чехословакия — ис­кусственное создание, не имеющее корней в прошлом». И, как, наверно, подразумевается, «не имеющее прав на будущее».

Не надо лишний раз напоминать о мере влиятельности в Британии и мире лондонской газеты «Тайме». А вот ксероко­пию ее номера от 7 сентября 1938 года со статьей тогдашнего главного редактора Доусона нужно бы иметь в каждом чешс­ком музее:

«Мы рекомендуем принять предложения, цель которых — сде­лать Чехию более однородным государством, путем отделения от него чуждого ему населения, живущего по соседству с народом, с которым оно связано расовыми узами».

Официальное заявление Лондона 18 сентября 1938 года: «Следует отдать (Германии) те районы, где немцев более 50 % от общего населения. Без этого невозможны гарантии Чехии в ее новых границах». Оно прекрасно дополняется признанием на следующий (19 сентября) день английского военного министра Хор-Белиша: «У нас нет никаких средств выполнения наших га­рантий». (То есть: Смелей, Адольф!)

Английский посол в Лондоне (это уже своеобразная РR-аранжировка): «Если понадобятся оправдания перед определен­ными кругами, расценивающими это как постыдную капитуляцию перед германскими угрозами, то это можно объяснить на­шей постоянной приверженностью принципу самоопределения наций».

Итоговая оценка — пускай и не самого высокопоставлен­ного лица, всего лишь заместителя министра иностранных дел (Галифакса) О.Харви:

«Фактически за Германию ультиматум чехам предъявляли мы».

22 сентября правительство агрария Годжи ушло в отстав­ку. Ставший во главе кабинета генерал Сыровы объявил мо­билизацию. Внешне эти меры кажутся вполне достойными, но... внутренняя сущность действия может быть совершен­но разной. Так и слово «мобилизация» может означать, что 2 миллиона чехов (это величина их отмобилизованной ар­мии) получат винтовки и станут поджидать на своих уникаль­но укрепленных перевалах 2,2 миллиона немцев (а это пол­ная численность немецкой армии). А может «мобилизация» означать и простой словесный аргумент, чтоб попробовать в лондонской прихожей Форин офиса выторговать еще хоть что-нибудь.

Справка:

К осени 1938 года Германия довела численность армии до 2 миллионов 200 тысяч человек, при 720 танках и 2500 само­летах. Отмобилизованные вооруженные силы Чехословакии насчитывали 2 миллиона солдат и офицеров, при 469 танках и 1582 самолетах. Эта армия базировалась на мощных оборони­тельных сооружениях и вполне могла оказать более чем дос­тойное сопротивление, но отдала страну без боя.

 

А как, собственно, все было в этом Мюнхене?

 

К истории собственно последних «мюнхенских дней» мож­но добавить еще буквально пару строк:

Собрались как-то в Мюнхене англичанин, француз, не­мец и итальянец (вполне анекдотический зачин), и немец сразу же объявил, что его войска войдут в Судеты вне всякой за­висимости от переговоров: 1 октября (через день). И в ночь на 30-е англичанин, француз, немец и итальянец подписали договор, что, действительно, «пускай входит». А чешские представители ждали действительно в прихожей. А еще немец и англичанин, там же, в Мюнхене, раз уж приехали, подпи­сали отдельный договор, который некоторые въедливые ис­торики называют «фактическим германо-британским пактом о ненападении»...

А еще известно, что за три дня до того, 26 сентября, не­мец получил от американца (Рузвельта-президента) письмо с одной очень интересной фразой, которая, в общем-то, к Мюнхену отношения не имела, но была все-таки очень важ­ной фразой, которую мы рассмотрим в главе «Право боль­шой войны».

Конечно, этой анекдотической версией «Мюнхенского саммита» ограничиться нельзя. Вот воспоминания очевидца, переводчика Гитлера, Шмидта. (Хотя не исключено, что и в этой хронике вы почувствуете что-то анекдотичное.):

 - ... в Мюнхене произошла также небольшая стычка с Чемберленом. Он настойчиво поднимал один вопрос, который в целом не имел большого значения. Он касался передачи Гер­мании чехословацкой общественной собственности на уступа­емой территории. Чемберлен настойчиво добивался ответа на вопрос, кто компенсирует чехословацкому правительству сто­имость зданий и сооружений, которые перейдут Германии вме­сте с территорией Судет. Было очевидно, что в этом случае го­ворит не премьер-министр и политик, а бывший министр фи­нансов и деловой человек. Гитлер становился все более беспокойным. Наконец Гитлер взорвался. "Наше время слиш­ком драгоценно, чтобы тратить его на такие банальности!" — крикнул он Чемберлену. Это произошло, когда Чемберлен в до­вершение всего поднял также вопрос, останется ли и скот на судетской территории или некоторое количество домашнего скота не следует уводить на ту территорию, которая останется от Чехословакии...

Проект соглашения, предложенный Муссолини, был тем временем переведен натри языка конференции, и на его осно­ве, с несколькими незначительными изменениями, было вы­работано знаменитое Мюнхенское соглашение, которое и было наконец подписано между 2 и 3 часами утра 30 сентября...

Около девяти часов вечера Гитлер пригласил всех поужи­нать с ним в банкетном зале. Чемберлен и Даладье извинились, сказав, что должны позвонить своим правительствам; они были явно не в том настроении, чтобы присутствовать на банкете. Они обеспечили мир, но ценой серьезной потери престижа. Под нажимом Гитлера они пришли к соглашению о том, что союзник Франции должен уступить Германии часть своей тер­ритории. Как мы теперь знаем, и Франции, и Англии пришлось оказать на Чехословакию значительное давление, поэтому было вполне понятно, что Чемберлен и Даладье выглядели очень по­давленными тем вечером.

Следовательно, исключительно итало-германская компания сидела с Гитлером за одним банкетным столом, который оказал­ся довольно длинным. Именно тогда Муссолини сделал свое за­явление о возможности катастрофических последствий для Ита­лии в период Абиссинской войны, если бы Лига Наций распрос­транила свои санкции на нефть даже всего на одну неделю(…)

То есть чуть ранее и Эфиопия имела свой «Мюнхен».

30 сентября Чешская армия начала отступление из Судетской области. Покидались горные цитадели, крупные промыш­ленные центры, составлявшие основу оборонной мощи стра­ны. А Гитлер, аннексировав Судеты, представил Чехословакии новый список требований. И снова инсценировки инцидентов, распространение слухов о преследовании немецкого этничес­кого меньшинства, оставшегося теперь уже на урезанной тер­ритории Чехословакии. 15 марта 1939 года немцы вошли в ос­тавшуюся часть Чехословакии. Лишенные укрепленных оборо­нительных рубежей чехи были не в состоянии оказать сопро­тивление. Гитлер сказал: «С самого начала для меня было ясно, что я не могу удовлетвориться немецкой территорией в Судетах. То было лишь частичное решение»...

Обо всех коллизиях того самого франко-чешско-советско­го союзного договора сказано и написано столько, что если че­ловеку среднего возраста сейчас бросить все и только изучать мемуары и диссертации по этой теме, чтением он будет обес­печен на две жизни вперед.

Важно лишь повторить общепризнанное:

а) французы всеми силами стремились избежать выполне­ния главного, финального пункта договора: оказания военной помощи. Их просьбы английского посредничества и итоговая подпись Даладье в Мюнхене — это каинова печать, нанесен­ная несмываемыми чернилами;

б) от советской военной помощи Чехия отказалась сама — из опасений не справиться без одновременной французской поддержки.

Слава богу, эти факты никем пока не оспариваются, только замалчиваются. И уж полной справедливости ради надо признать, что военная помощь Советского Союза на стратегических весах 1938 года действительно значила мень­ше, чем французская. Даже много меньше — но не по при­чине недостаточной решимости советского правительства, а лишь по причине удаленности, отсутствия общей границы с Германией и крайне подлой позиции польского правитель­ства Бека (категорический запрет на пропуск советских войск, вплоть до угрозы войны). В марте 1939 года Польша получит из чешского наследия высокоразвитый Тешинский округ, как поощрение Гитлера за эту услугу, а буквально че­рез полгода, в сентябре того же года, получит и все осталь­ное причитающееся.

Советскую решимость 1938 года пытаются обесценить бу­дущим пактом Молотова — Рибентропа — но это ведь самый настоящий фокус. Есть такой разряд фокусов, основанных на особенностях оптического восприятия («этот шар вам кажется больше этого — а если замерить...»). Из 2006 года действитель­но 1938-й и 1939-й кажутся одним днем. Но на самом-то деле в 1938-м СССР еще вел с Гитлером настоящую войну на полях Испании, и победа там долго оставалась под вопросом. Подоб­ная же война (авиация, присылка корпуса через Румынию) и с гораздо большей интенсивностью (поправка на близость) могла бы вестись и в Чехословакии даже при польской блокаде.

Еще 17 сентября 1938 года чешский министр иностранных дел Крофта признал: «СССР делает для Чехословакии больше, чем можно требовать по договору».

Но в русско-чешском сюжете 1938 года есть и еще уникальные повороты. … Генерал Сергей Николаевич Войцеховский, участник Белого движения, но недолгий участник. Именно его войска взяли Екатеринбург в июле 1918 года, через несколько дней после убийства царской семьи. Но (возможно – психологический гнет братоубийственной войны становится нестерпим), генерал Войцеховский вскоре уезжает в Чехию, создавать армию нового славянского государства. «Работал для своей новой родины на границе физических возможностей», - чешский историк Иржи Фидлер. Именно командующий Пражским военным округом генрал Войцеховский создавал ту уникальную укрепленную Судетскую линию. По воспоминаниям чехословацкого дипломата Яромира Смутного, 30 сентября 1938 года на совещании у президента с участием политиков и армейского командования было решено принять условия Мюнхена. Из присутствовавших на совещании, помимо самого Смутного, за сопротивление высказались только: начальник канцелярии президента Прокоп Дртина и генерал Войцеховский…

В августе 2008 года мне посчастливилось познакомиться с внучатой племянницей генерала Войцеховского – живущей в США Татьяной Темниковой. Она сообщила, что потомки героя России и Чехословакии живы и бережно хранят его архив…

 Против сдачи Гитлеру восстала и еще одна русская, долгое время жившая в Чехии… Марина Цветаева:

 ...Богова! Богемия!

 Не лежи, как пласт!

 Бог давал обеими

 И опять подаст!...

 

«Бог давал обеими» (давать обеими руками – значит по пословице: щедро одарить). Цветаева буквально их тормошила, веря в судьбу щедро одаренного народа...

 

Самый неприятный автору (и ложный) вариант истолко­вания этой книги — «античешский памфлет». Избирательное, недобросовестное цитирование может представить дело имен­но так, поэтому...

 

Упреждающий комментарий

 

Действительно, главное внимание в разворачивании миро­вой войны уделено Чехии. Внимание фиксируется не только на том, что это был крупнейший военно-экономический «по­дарок» Гитлеру, но и на том, что тогда, в 1938 году, он был бо­лее всего близок к поражению и свержению. Известная «заба­стовка» (по выражению Марабини) одной части немецкой ар­мии и готовность к восстанию другой была обусловлена, среди прочего, и осознанием нереальности предстоящей задачи: по­пытки прорыва через укрепленные Судетские горы.

Вот виток истории, превращающий чешскую трагедию – в общемировую:

Именно осознание германскими военными НЕРЕАЛЬНОСТИ ВОЕННОЙ победы над Чехией, и недопустимости войны – привела к созданию военной оппозиции («выстрелившей» только в 1944 году).

То есть - Гитлер с Чемберленом смогли, образно говоря, показать немец­ким военным занудам и педантам язык...

Возражение может быть одно: англичане вольны давать че­хам гарантии безопасности, вольны забирать их обратно. Ведь, как гласит их фундаментальный внешнеполитический посту­лат, «у Англии нет постоянных союзников, у Англии есть по­стоянные интересы». Но дело в том, что в Мюнхене они гово­рили чехам не это, а нечто совсем другое: «Отдайте Судеты, и в новых границах вы получите новые гарантии».

Первой бомбы на Прагу Чемберлен с Галифаксом боялись больше, чем чехи, потому что «они там за горами может и от­сидятся, а нашему кабинету — точно отставка». Собственно, этот политический прогноз Чемберлена был верен. Когда на­чалась настоящая война, их действительно отставили и назна­чили Черчилля. И не по способности к военному руководству.

Как раз Черчилль, военно-морской министр, сам и сразу же крупно про­играл в Норвегии. Но, наверное, от премьер-министра в по­добную эпоху требуется не военное умение, а только решимость воевать. Плюс «незапятнанность». Чемберлен был ответстве­нен не только за Мюнхен, но и за всю ту лживую политкор­ректную атмосферу, ради поддержания которой (всего-то на лишние двадцать недель!) — и «порвали» Чехословакию. Ведь чехам объяснили, что, упорствуя из-за Судет, они противо­стоят НЕ ТОЛЬКО Германии, но и всему европейскому согла­сию, мировому общественному мнению... Страна, ставшая на этот путь, превратилась бы в государство-изгоя, говоря уже в современных терминах. И возможное принятие помощи от другого изгоя, Советского Союза, только усугубит чешский вызов и вину. Не имей чехи английских гарантий вообще, они, скорее всего, выстояли бы. Это, конечно, то самое «сослага­тельное наклонение, которого не терпит история», но все же сочетание двух факторов — некоторого военного преимущества (2 миллиона в горных крепостях раз в пять сильнее, чем 2,2 миллиона штурмующих), плюс выяснившаяся после вой­ны готовность вермахта сбросить Гитлера, как четыре года до того вермахт в союзе с Гитлером ликвидировал СА — в сумме делают такой исход наиболее вероятным.

Черчилль как раз яростно критиковал ту политику, пони­мая ничтожную цену тогдашнего европейского согласия. Он и указывает на важнейшую отправную точку той «Европейской эпохи», скатывания к новой войне: 1925 год, Конференция в Локарно, за которую первый Чемберлен — Остин — получил орден Подвязки и Нобелевскую премию мира. Мюнхен второго Чемберлена — Невилла — просто результировал ту политику, доведя ее до всем понятных последствий.

Даже если бы английская политика была откровенно про­германской, чехам было бы легче готовиться к войне. Так и Пшемысл Одокар на Моравском поле — помните? — наверняка предпочел бы, чтобы союзники, напавшие на него сзади - лучше были бы на стороне Габсбурга еще в начале битвы… Нацию Яна уса и Георгия Подебрада предала Европа кавалеров Ордена Подвязки и лауреатов Нобелевской премии мира.

Ну что ж, братья-славяне, и нас тоже предал один лауреат Нобелевской премии мира. А недавно, в 2005-м, эту прослав­ленную взятку приберегали и для Ющенки. Но — недооправдал! Или стимуляция атомного Эль Барадея показалась на тот политический момент важнее…

 

Вот была бы прекрасная тема журналистского расследова­ния. Нобелевские премии, как известно, выплачиваются с процен­тов. Попечительский совет вложил наследство изобретателя динамита в какой-то: крупный, доходный, но главное, устойчи­вый бизнес. Недвижимость и полезные ископаемые лучше всего со­ответствуют всем трем критериям. (А норвежской нефти в 1930-х годах еще не было.) И если... окажется, что это «вложение нобелевского капитала» — добыча и перевозка скандинавской железной руды, то вся исто­рия примет просто классическую законченность и ясность. Тог­да станет зримо видна вся траектория и шведского железа — вплоть до осколков в телах ветеранов войны, и золота — вплоть до карманов Чемберлена и Горбачева.

 

 

Из книги Игоря Шумейко "Вторая мировая. Перезагрузка"

← Вернуться к списку