Наследник - Православный молодежный журнал
православный молодежный журнал
Контакты | Карта сайта

История и мы

И грянул гром. Февральский.

 

Предыдущая главка

 

В первые годы войны Россия, в общем-то, жила относительно спокойно — людей сдерживали законы военного времени. Но нет-нет, да забастовки, стачки случались. В мае 1915 года в Москве произошел антинемецкий погром, в августе 1915 забастовали Иваново-Вознесенские рабочие. Применение властью силы для  подавления забастовки, породило новые стачки солидарности. В январе 1916 года рабочие Петрограда отметили годовщину «кровавого воскресенья» забастовкой, в которой участвовало более ста тысяч человек. В феврале прошли забастовки в столице. Летом того же года восстали туземцы Туркестана, коренное население этого района было возмущено тем, что у него отнимали лучшие земли в пользу русских переселенцев. Во время войны резко возросли налоги, и, наконец, в разгар сельхозработ по царскому указу почти 500 тысяч человек самого трудоспособного возраста мобилизовали на строительство укрепрайонов в прифронтовой полосе.

   Заметно поменялась за годы войны русская армия, она выросла численно, место миллионов погибших, составлявших цвет армии, заняли вчерашние крестьяне. Если раньше офицерами могли быть только дворяне, то сейчас в прапорщики производили отличившихся солдат, в офицерские училища принимали даже "политически неблагонадежных". Участились случаи неповиновения солдат. Антивоенные настроения у них росли под влиянием писем из родных мест. Среди солдат почти легально распространялись революционные листовки.

    К началу 1917 года в Петрограде скопилось около 200 тысяч солдат. Большей частью новобранцев, не нюхавших пороха. Имелись и группы вышедших из госпиталей раненых. Накапливались резервные силы, предполагалось бросить их на фронт в марте, к началу планировавшегося наступления.

      В казармах на нарах в три этажа, в основном рабоче-крестьянская масса жила интересами своих семей, рабочих фабрик и заводов, крестьянских хозяйств. Будто губка, она впитывала все слухи, сплетни. Вышедшие из лазаретов солдаты рассказывали об ураганных потерях, о газах, вшах и других превратностях окопной жизни. Эта масса отнюдь не хотела на фронт, наоборот, она была проникнута ожиданием некоего чуда, которое избавило бы от необходимости “идти на убой”.

Ситуация, сложившаяся к середине февраля  1917-ого, довольно-таки полно отражена прессой тех дней. Газеты сообщали, что 14 февраля, в день открытия очередного заседания Государственной думы, рабочие и солдаты придут к Таврическому, дабы передать наказы народным избранникам. Родзянко через «Биржевые ведомости» обращался к петроградцам: «Я считаю все уличные выступления крайне вредными для нашего общего дела… Искренне надеюсь, что рабочие от этого воздержаться…»        Командующий Петроградским военным округом С.И.Хабалов в тех же «Биржевых ведомостях»14 февраля успокаивал народ: «Благодаря принятым мерам, продовольственный кризис удалось на время ослабить. Железнодорожные пути освобождены  от снежных заносов и в последние дни в столицу прибыли большие партии муки, примерно, в среднем по 25 поездов в день.

Рабочий, проведя весь свой трудовой день за станком, мало интересуется политикой, как таковой, и на этой почве ожидать выступления рабочих масс вряд ли приходиться…»

«20 февраля «Речь» писала: «Истекшая неделя представляет исключительный политический интерес благодаря открытию сессии Государственной думы…Надежды на сознательное отношение рабочего класса к важности переживаемого момента вполне оправдались…»

До революции оставалось несколько суток, но, как видим, прихода ее  пресса и общество не чувствовали.

Волнения, забастовки, многотысячные митинги и манифестации и даже мелкие стычки с полицией были, а революции не было. Почему? Не было движущей силы, не определилась армия. А армия—это многомиллионная масса, и хотя    она состояла из вчерашних рабочих и крестьян, которые несли на своих плечах тяжелое  бремя нужды,  но солдатские массы колебались.  Во-первых, они все еще верили в доброго царя-батюшку, а  все  зло видели  в его окружении, во-вторых, семьей и церковью     они были воспитаны в повиновении, а армия приучила к дисциплине. Перешагнуть это было не так просто. А еще был и страх —они знали, как карают смутьянов.

В.Шульгин, вспоминая те дни, воспроизводит рассказ представителя Петросовета  Н.Д.Соколова: «Перед тем, как  должна была собраться Государственная дума, произошло совещание  революционных организаций Петрограда, как рабочих, так и солдатских. Представители  рабочих    предложили    организовать уличные демонстрации. Солдатские же представители ответили: «Для чего вы нас зовете?  Если для революции, то мы выйдем на улицы, но если  для манифестации,-- то не выйдем, потому что, вы,  рабочие, после  уличных манифестаций можете вернуться к себе на фабрики, а мы, солдаты, не можем —нас будут расстреливать. Представители рабочих признали эти соображения правильными и заявили, что к революции они не готовы…

Они, революционеры, не были готовы, но она, революция, была готова. Ибо революция только наполовину создается из революционного напора  революционеров. Другая ее половина, а может быть три  четверти, состоит в ощущении властью своего собственного бессилия», -заключает  Шульгин.(115)

Шульгин прав, власть металась, не знала, как быть. И без того сложную ситуацию в стране обострила суровая зима 1916—1917-ых. В январе стояли трескучие морозы, в феврале — снежные заносы буквально парализовали пол России, останавливались поезда, в Петрограде остро встал вопрос с топливом, продовольствием. По городу поползли слухи, что хлеба скоро вообще не будет, вот-вот грянет голод. И слухи имели под собой основания. На железнодорожных станциях сосредоточилось более 150 тысяч вагонов и паровозов, подвоз продовольствия к Петрограду  практически приостановился. На Урале, на Дону  специально задерживались эшелоны с хлебом для Центральной России (см. "Известия", 01.02.07 г.). Люди начали делать запасы, сушить сухари. Точно такие же проблемы возникли и с топливом. Эшелоны с углем до Петрограда не доходили.(116)

 Эти факты в истории России до сих пор остаются белым пятном.

 Чьей могущественной рукой останавливались поезда с хлебом, углем?

 Кто отдавал команду?

 Чем руководствовался?

Кто распускал  слухи?

  Ответа на эти вопросы не и доныне. Ясно одно — это осознанные действия. Они преследовали одну цель--  вызвать недовольство народа. Некоторые авторы делают туманные намеки на некие могущественные силы. Так, С. Ольденбург приводит выступление Н. А. Маклакова 26 ноября 1916 года в Государственной Думе. "С самого начала войны, — сказал он, — началась хорошо замаскированная святыми словами, тонкая и искусная работа... Русскому народу стали прививать и внушать, что для войны и победы нужно то, что в действительности должно  было вести к разложению и распаду... Это была ложь, господа, для большинства бессознательная, а для меньшинства, стремившегося захватить руководство политической жизнью страны, ложь сознательная. И, едва ли не преступная..." (117 )

Маклакова дополняет  Шульгин: «Сионские протоколы очень талантливо рисуют такую схему. Революционной, демагогической пропагандой разрушив современные общества, перво-наперво ввергнуть людей в ужасы голода, нищеты и всяких бедствий. Когда это будет сделано, люди через некоторое время потеряют всякую силу сопротивления.  Они превратятся в метущееся жалкое стадо, молящее только о хлебе насущном, крове и тепле. Всякая гордость человеческая будет утеряна в сердцах. И вот тогда, на эту психологию, придет человек, который    даст им  элементарные возможности жизни. Естественно, что этого человека морально сломленные, примут как спасителя, как вождя, как владыку, как царя…

Человек, который имеет некий достаток, жалуется, что ему плохо. Надо ввергнуть его в горчайшую нищету, и тогда половина того, что он имел раньше, покажется ему раем.»(118)

Маклаков, занимавший накануне революции должность  министра внутренних  дел, знал больше других. Не мог не знать о решениях уже упоминавшегося съезда масонов в Париже, об активных действиях социал-демократических партий, не мог не знать и о заявлениях еврейского авторитета Шиффа, который обещал свергнуть российское правительство, финансировал революцию 1905-го года, продолжал это делать и все последующие годы, содержа на свои деньги не одного только Л. Троцкого, который в это время был в Америке и готовился с сотоварищами ехать в Петроград для воплощения задумок того же Якова Шиффа и других еврейско--финансовых воротил, для свершения революции в России. При этом действовал тот же сценарий, что и в 1905 году, но с учетом допущенных ошибок и возникающих новых реальностей. Он повторен будет и в 1991, 1993 годах.

Незадолго до свержения самодержавия в Петроград прибыл один из     лидеров мирового масонства—еврейский банкир лорд Мильнер. Его миссию ирландский представитель     в британском парламенте прокомментировал так:  «Наши лидеры послали лорда Мильнера в Петроград, чтобы подготовить эту революцию.» Накануне Февраля посольства Англии и Франции в России стали местом      совещаний  масонов-заговорщиков. На одном из них присутствовал и командующий Северным фронтом генерал Рузский, сыгравший важную роль при отречении  Николая 11 от престола. На этом совещании,- пишет  журнал «Наш современник» (1995 г., № 11,с.202-203),- обсуждался план свержения  русского царя. Собравшиеся    назвали даже конкретную дату,когда сие случиться—22 февраля 1917 года Получается, что отнюдь не случайно начались волнения в Петрограде.

Читаем прессу. “Правда”, 5 марта 1917 года:

“...18 февраля на Путиловском заводе забастовала одна мастерская... Избрана делегация к дирекции для предъявления требований. Делегация ходила к директору, который грозил расчетом.

21-ого митинги были по всему заводу. 22-ого  объявлен локаут. Рабочие к работе не приступили, а 22-ого, когда они явились на работу, увидели объявление о том, что завод закрыт на неопределенное время...”

Путиловцев поддержали рабочие других предприятий. 23 февраля бастовало 78,5 тысяч. Народ хлынул на улицы. Толпа требовала: “Хлеба!”, “В 3 часа дня, — доносил начальник Петроградского охранного отделения генерал Глобачев министру МВД Протопопову, — после заявления администрации булочной Филиппова о том, что нет хлеба, оставшиеся неудовлетворенными 300 человек стали бросать в окна магазина глыбы снега и льда, после чего, проникнув в магазин, провели  там полный разгром”. (119)

В этот же день на улицах, заводах и фабриках, в казармах появились первые листовки Петербургского межрайонного комитета РСДРП. В них говорилось: “...Уже третий год тянется эта ужасная бойня. Отцы наши, мужья и братья гибнут. Близкие приходят домой несчастными и калеками. Царское правительство послало их на фронт и искалечило, убило, а о пропитании не заботится. Оно без конца лило и льет рабочую кровь... Страшная дороговизна растет во всех городах, голод стучится во все окна. В деревнях отнимают последний хлеб и скот на войну. Мы часами стоим в очередях. Дети наши голодают. Сколько их вовсе осталось без присмотра и потеряло родителей...” В конце листовка призывала: “Долой самодержавие! Да здравствует революция! Да здравствует Временное революционное правительство!”. Долой войну! Да здравствует Демократическая Республика!”.(120)

Волнения, возникшие в Петрограде и других городах из-за перебоев с хлебом и топливом, начали принимать угрожающие размеры. Гром грохотал над Россией все раскатистей. Власти пытались не допустить бури.

Читаем прессу. Новое время, 24 февраля 1917 года:

Объявление  Петроградского  градоначальника  генерала  Хабалова.

"В последние дни отпуск муки в пекарни и для выпечки хлеба в Петрограде производится в том же количестве, что и прежде. Недостатка хлеба в продаже не должно  быть. Если в некоторых лавках хлеба иным и не хватало, то потому, что многие, опасаясь его недостатка, получали в запас на сухари. Ржаная мука имеется в Петрограде в достаточном количестве, и ее подвоз идет непрерывно".

Документ

Из донесения начальника Петроградского охранного отделения директору департамента полиции генералу Васильеву о событиях в столице.

"Происходившие вчера (24 февраля—Авт.) забастовки рабочих по поводу недостачи хлеба сегодня продолжались, причем в течение дня не работало 131 предприятие с 158 583 человеками.

Явившись с утра на заводы, мастеровые решивших бастовать предприятий, после непродолжительных совещаний,  расходились частью по домам, а часть выходили на улицы и производили беспорядки.

В 9 часов утра, вышедшая с завода Кона, толпа рабочих соединилась на Б. Пушкарской улице с вышедшими ей навстречу рабочими завода Эриксон и направилась по району 1-го участка Петроградской части, и по пути снимала с работ не нарушивших до их появления порядка мастеров. Таким образом, толпа вскоре разрослась до 2—3 тысяч человек..."(120)

Генерал Голобачев подробно, на 5 листах, информировал шефа о всем происходящем. Из донесения следует, что рабочие начали громить лавки, произошли первые стычки с полицией. Но в основном рабочие в городе шли митинги, ораторы призывали к ниспровержению существующего строя. Кто-то из ораторов призывал идти за поддержкой и справедливостью к Государственной Думе. Рабочие верили депутатам, тем более, что накануне Дума инициировала спешный запрос 30 депутатов Председателю Совета Министров, Военному и Морскому министрам по поводу забастовок  на Путиловском и Ижорском заводах. В дополнение к этому запросу в конце заседания Думы, Милюков от имени Прогрессивного блока, внес следующий проект резолюции: “Признавая необходимыми: 1) чтобы правительство немедленно приняло меры для обеспечения продовольствием населения столицы, так же, как и других городов, 2) чтобы, в частности, были немедленно удовлетворены продовольствием рабочие заводов, работающие на оборону, 3) чтобы для распределения продовольствия были теперь же широко привлечены городские самоуправления и общественные элементы и организованы продовольственные комитеты”.

От имени трудовиков Керенский предлагает еще один пункт: “Все уволенные рабочие Путиловского завода должны быть приняты обратно и деятельность завода немедленно восстановлена”...(122)

Но резолюция эта никакого эффекта не имела, напряжения не сняла, наоборот, оно нарастало. Расшатывались скрепы, надламывались спайки, слышался везде зловещий треск — весь государственный уклад  России разваливался.

Правительство не ставило себе принципиальных задач: идти вперед было ему страшно (да, пожалуй, и поздно), идти назад — было стыдно, да и царь не велел. У правительства был еще один изьян: оно ни на кого не опиралась; оно не удовлетворяло ни крестьян, ни рабочих, ни торгово-промышленные круги, ни чиновничество, ни общественных деятелей, ни землевладельцев, не удовлетворяло оно ни фронт, ни тыл, ни левых, ни правых. Оно оказалось как бы под колпаком, ничего особенного не опасаясь, хотя, как уже говорилось выше, в Петрограде начались забастовки. Шеф охранки, генерал Голобачев продолжает слать секретные доклады "наверх", в которых сообщает о нарастающем недовольстве населения, высказывает опасение, как бы это не явилось последним этапом на пути к началу беспощадных эксцессов самой ужасной из всех революций. Правительство его не слышит. Не придает особого значения начавшимся забастовкам и царь.

Придя в духовное равновесие после похорон “друга семьи» Распутина, 22 февраля 1917 года, он уезжает на фронт, в Ставку, которая находилась в Могилеве.

 Американский историк Р. Пайпс отмечает, что революция разворачивалась на фоне несмолкающей трескотни антиправительственных речей в Думе. И повели наступление на власть все те же,  знакомые нам лица: Милюков, Керенский, Чхеидзе… Обвиняя, требуя, угрожая…(123)

25 февраля депутаты ставят вопрос о передаче продовольственного дела в столице органам самоуправления. В Думу с разъяснениями приезжает министр земледелия Риттих. Он говорит, что ситуация серьезная, подход продовольственных грузов к Петрограду с самого начала февраля упал и упал очень серьезно. Причина этого — те стихийные явления, которые в течение почти трех недель задержали движение тех поездов, тех вагонов, которые были назначены с продовольствием для Петрограда. Далее Риттих, как и генерал Хабалов, утверждал, что тем не менее в городских хлебопекарнях муки достаточно для удовлетворения населения в полном объеме и запасы составляют от нескольких дней до нескольких недель. А недостаток хлеба в булочных, породили ажиотаж и паника населения — все берут хлеб впрок, сметая все с прилавков... Полемизировавший с Риттихом депутат Шингарев, задав вопрос “Кто виноват?”, в создавшейся с продовольствием ситуации, приходит к выводу, что министерству давно надо было взять в свои руки распределение продуктов, а главный удар продовольственному делу, по его мнению, был нанесен колебанием твердых цен и постоянной сменой министров и правительства...

Дума выносит для одобрения депутатами законопроект о передаче Союзам городов и земств (Земгору), организации продовольственного снабжения. Родзянко обратился к главе правительства князю Голицыну с настоятельной просьбой изъять это дело из рук Протопопова (МВД) и отдать муниципальным властям. (124)

Между тем напряжение в Петрограде нарастает под действием революционных партий, всевозможных листовок, митингов. Лозунг "Мира и хлеба!", доминировавший на первых порах, тонет среди транспарантов с призывом: "Долой войну!", "Долой самодержавие!". Казаки и другие воинские части, вызванные на помощь полиции, пытаются разгонять манифестантов. Но тщетно. Рассеянные на одной улице, они тут же собираются на других. Заволновалось правительство, занервничала императрица, требуя от супруга  наказать не только зачинщиков, но и депутатов. 24 февраля она сообщала царю о беспорядках на Васильевском острове и на Невском, о том, что люди приступом брали булочные и высказывала пожелания повесить  Керенского  за его ужасную речь  в Думе, что послужит уроком для других смутьянов.

25 февраля она снова информирует Николая II, что хулиганские действия продолжаются, но считает, что это все пройдет и успокоится, если только Дума будет хорошо вести себя.  Снова высказывает пожелание строго наказывать участников, ибо теперь военное время.

Некоторые зарубежные историки (Мэсси, Фрэнкэнд, Пайпс, Харкэйв) полагают, что в этот момент волнения можно было пресечь, но Хабалов, как и Протопопов, премьер Голицын, проявили нерешительность. Так- то оно так, но джина уже выпустили из бутылки и обратно загнать его не так просто, усмирить народ, доведенный до отчаяния, едва бы удалось. И все-таки у Николая II шанс был –армия еще колебалась. Согласись он, как требовала Дума, на создание ответственного министерства, сделай некоторые другие уступки по расширению полномочий народного представительства, прими меры по улучшению снабжения Питера мукой, то, как показывает опыт той же Англии, возможно и сохранил бы свою корону. Но история сослагательного наклонения, как известно, не имеет. Тем более Николай II не собирался делиться с кем-то своей властью.

Сообщения о том, что беспорядки в столице разрастаются, он получил только 25 февраля и тут же по телеграфу повелел командующему Петроградским военным округом  Хабалову:  завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны. Повелеть то можно, но как исполнить это повеление? 25 февраля началась всеобщая политическая забастовка, не работало 173 предприятия, на работу не вышло свыше 200 тысяч человек. Во исполнение царских повелений против народа были брошены дополнительные казачьи отряды и пехотные подразделения. Но они не особенно ретиво стали выполнять приказ…

Тем временем на сцене истории, вернее на Олимпе власти, появилось и все более утверждались новые действующие лица — Петербургский  межрайонный комитет РСДРП(б) и Петроградский Совет Рабочих депутатов. Последнего как такового еще не было ни 23, ни 24, ни 25 февраля, как помнит читатель его членов арестовали  в 1905 году и отправили в ссылку. Но 25 февраля  от его имени по заводам  и фабрикам, воинским частям наряду с лозунгом "Долой царское самодержавие!" начал активно распространяться призыв: "Да здравствует Совет Рабочих депутатов!". Характерно, что социал-демократов было не так уж и много, но как известно, “города берут не количеством, а умением”.

Пока Дума думу думала и размышляла, что ей делать, пока правительство выжидало, Петрокомитет  РСДРП(б) потихонечку брал руководство стихийным движением масс в свои руки, направляя его в революционное русло. Петроградское охранное отделение своевременно информировало об этом МВД, но там к донесениям отнеслись с недоверием. А в донесениях, между прочим сообщалось, что 26 февраля комитет РСДРП(б) на очередном своем заседании будет обсуждать вопрос, как лучше управлять уже возбужденными, но еще недостаточно организованными массами, предлагая рабочим 27 февраля приступить к устройству баррикад, прекращению подачи городу электроэнергии, создавать на заводах и фабриках заводские комитеты, организовывать “Информационное бюро", которые послужат связующим звеном между организацией и заводскими комитетами и будет руководить последними, передавая им директивы Петроградского Комитета. 

Государственная Дума на заседании, о котором говорилось выше, пыталась утвердить законопроект о передаче продовольственного снабжения объединенной комиссии Союзов городов и земств. Дебаты шли с 11  утра и прерваны после полудня. Очередное заседание намечалось на 28 февраля , но ему уже не суждено было открыться...

26 февраля, в воскресенье, люди вышли на улицы несколько позже обычного. Это ввело в заблуждение Хабалова, утром он телеграфировал царю, что в столице наблюдается спокойствие. Но вскоре на улицах появились манифестанты, зазвучали выстрелы — полиция и войска, пытаясь разогнать толпы народа, открыли стрельбу. Полилась кровь... Около 4-х часов дня случилось и неординарное происшествие, повернувшее ход истории в иное русло: 4-я рота запасного батальона Павловского полка, в которой основательно поработали агитаторы, столкнувшись на улице с казаками и полицией, разгонявшими толпу, открыла огонь по ним, став на сторону народа. Район был быстро оцеплен, спешно прибывшему на место происшествия священнику и командиру удалось "урезонить" стрелявших павловцев и увести в казармы. 19 зачинщиков арестовали и увезли в Петропавловскую крепость. Это еще больше взбудоражило павловцев.

Депутаты бросились к Родзянко — воздействовать на военные власти для предотвращения кровопролития мирно  митингующих людей, а в значительной степени, идущих по делам обывателей, среди которых было много женщин и детей. Проехав по Петрограду, Родзянко схватился за голову: город походил на военный лагерь. Это уже не просто народное волнение, — приходит к выводу он,-  начинается настоящая революция, и нужно принимать безотлагательно  надлежащие энергичные меры. О чем и говорит Военному министру Беляеву, предлагает кн. Голицину срочно созвать Совет Министров с участием представителей законодательных Палат, Земского и Городского самоуправления, дабы совместными усилиями выработать те меры, которые могли бы, хотя и временно, успокоить народ. Его не слышат.

В Думе Родзянко  поделился впечатлениями, вынесенными им из бесед с  Голицыным и Беляевым, другими министрами. Состоялось совещание Прогрессивного блока, на котором кадеты выдвинули вопрос о необходимости экстренного заседания Государственной Думы, а очередное заседание назначено лишь на вторник. Предложение это не встретило сочувствия среди октябристов, и вопрос остался открытым. Когда в кулуарах стало известно о предложении кадетов, прогрессисты подали письменное заявление с таким же требованием. Немногочисленные правые, приехавшие в Государственную Думу, открыто высказались против созыва чрезвычайного заседания, указывая, что у Думы нет темы для обсуждения.

Вечером в Таврическом планировалось заседание сеньорен-конвента, однако, не собралось достаточного количества депутатов. Родзянко пре6длагает созвать в понедельник, в 12 часов дня, совещание старейшин,  а по полудни  — совещание всех думских фракций.

Петроград бурлит. Родзянко пытается повлиять на ход событий, телеграфирует в Могилев царю: “Положение серьезное. В столице анархия. Правительство парализовано. Транспорт пришел в полное расстройство. Растет общественное недовольство. На улицах идет беспорядочная стрельба, части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы в этот час ответственность не пала на Венценосца”.(125)

Читаем прессу, газета “Утро России”, 27 февраля 1917 года:

"Государственная Дума сегодня служит главным местом, куда стекаются все слухи, толки и факты о Петроградской жизни. Несмотря на праздник, в кулуарах Таврического дворца масса депутатов. Настроение нервное, напряженное. Чувствуется растерянность. Приходят известия, что М. В. Родзянко посетил кн. А. Д. Голицына и военного министра. Одновременно становится известным, что М. В. Родзянко отправил сегодня чрезвычайно важную телеграмму царю.»

Вместо ответа на свою телеграмму Николаю II Родзянко получает от кн. Голицына “бланковый указ”, гласящий: “На основании статьи 99 Основного государственного законодательства повелеваем: занятия Государственной Думы  прервать с 26 февраля сего года и назначить срок их возобновления не позднее апреля 1917 года..." (126)

 Словесная борьба кончилась. Она не предотвратила революцию. Может быть, даже ускорила…Обратите внимание на очень существенную деталь — царь не распускает Государственную Думу, а прерывает ее работу на время, причем короткое, и указывает возобновить занятия “не позднее апреля 1917 года”.

 

Александр Черняк

Из книги: Александр  Черняк.  РЕВОЛЮЦИИ  В  РОССИИ

 

← Вернуться к списку

115172, Москва, Крестьянская площадь, 10.
Новоспасский монастырь, редакция журнала «Наследник».

«Наследник» в ЖЖ
Яндекс.Метрика

Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru

Телефон редакции: (495) 676-69-21
Эл. почта редакции: naslednick@naslednick.ru