История и мы

По ступенькам вниз

Предыдущая главка

 

С большим трудом Керенскому удалось сформировать коалиционное правительство. 24-его сентября он его обнародовал, но состав ново-старых министров не встретил одобрения народа. Так “Рабочий путь” писал: “...Возьмите их послужной список:

Церетели — разоружил рабочих, вместе с генералом Половцевым “усмирил” революционных солдат и одобрил смертную казнь для солдат.

Скобелев — начал с того, что пообещал отнять у капиталистов 100% прибыли, а кончил... попыткой разогнать фабрично-заводские комитеты рабочих.

Авксентьев — посадил в тюрьму несколько сот крестьян, членов земельных комитетов, закрыл несколько десятков рабочих и солдатских газет.

Чернов — подписал царистский манифест о разгоне финляндского сейма.

Савинков — вступил в прямой союз с генералом Корниловым и не сдал Петроград этому “спасителю” отечества только по не зависящим от Савинкова обстоятельствам.

Зарудный — вместе с Алексиинским и Керенским засадил в тюрьму тысячи революционных рабочих, матросов и солдат, помог сочинить клеветническое “дело” против большевиков, которое ляжет таким же позором на русский суд, как дело Бейлиса.

Никитин — выступил в роли заурядного жандарма против железнодорожников.

Керенский — но о сем уже умолчим. Его послужной список слишком длинен...”

Да, Керенского люди уже раскусили. Съезд депутатов Балтийского флота в Гельсингфорсе принял следующую резолюцию: “Требовать от Всероссийских комитетов Р., С., Д. и Кр. Д. и Центрофлота немедленного удаления из рядов Временного правительства социалиста в кавычках и без кавычек, политического авантюриста Керенского, как лица, позорящего и губящего своим бесстыдным политическим шантажом в пользу буржуазии великую революцию, а также вместе с нею весь революционный народ”.

Дальнейшая деятельность “временщиков” обернулась очередным кризисом власти ибо в стране царила анархия и разруха. Керенский проделывал всевозможные “перуа”, чтобы удержаться у власти, делая основной упор на силу. Армия колебалась, но пока оставалась на его стороне. По распоряжению Керенского неблагонадежные части выводились из Петрограда, Гельсингфорса и заменялись казачьими, формировались специальные ударные отряды, верные правительству. Керенский рассматривал и вариант сдачи Петрограда немцам, переезд правительства в Москву. Избавившись от Корнилова, он теперь мнил себя единственным спасителем России. Но в реальности он шел по ступенькам вниз.

Штрихи к портрету

Взлет Александра Федоровича, как политика приходится на февраль 17-ого. Интригуя, используя поддержку масонов он умудрился сидеть на двух стульях, занимая пост заместителя председателя Исполкома Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, и Временного комитета Государственной Думы, вопреки решению думцев не входить в состав Петросовета. Став министром Временного правительства он продолжал пребывать в Исполкоме Совета. Одни современники видели в нем “заложника демократии”, “демона революции”, другие — “чучело революции”.

Свидетельство очевидца. В. Д. Набоков, управляющий делами Временного правительства:

“Мне про него говорили (еще до избрания его в Госдуму), что это человек даровитый, но не крупного калибра. Его внешний вид — некоторая франтовитость, бритое актерское лицо, почти постоянно прищуренные глаза, неприятная улыбка, как-то особенно открыто обнажавшая верхний ряд зубов, — все это вместе взятое мало привлекало. Во всяком случае ни в нем самом, ни в том, что приходилось о нем слышать, не только не было ничего, дающего хотя отдаленную возможность предлагать будущую его роль, но вообще не было никаких данных, останавливающих внимание. Один из многих политических защитников, далеко не первого разряда...

Партия его в Четвертой Думе была незначительной и маловлиятельной. Позиция его по вопросу о войне была, в сущности, циммервальдской. Все это далеко не способствовало образованию вокруг его имени какого-либо ореола...

Трудно даже представить, как должна была отразиться на психике Керенского та головокружительная высота, на которую он был вознесен в первые недели и месяцы революции. В душе своей он все-таки не мог не сознавать, что все это преклонение, идолизация его, — не что иное, как психоз толпы, — что за ним, Керенским, нет таких заслуг и умственных или нравственных качеств, которые бы оправдывали такое исторически-восторженное отношение. Но несомненно, что с первых же дней душа его была “ушиблена” той ролью, которую история ему — случайному, маленькому человеку — навязала, и в которой ему суждено было так бесславно и бесследно провалиться.

Я сейчас сказал, что в “идолизации” Керенского проявлялся какой-то психоз русского общества. Это, может быть, слишком мягко сказано. Ведь в самом деле, нельзя же было не спросить себя, каков политический багаж того в ком решили признать “героя революции”, что имеется в его активе”... Если он действительно был героем первых месяцев революции, то этим самым произнесен достаточно веский приговор этой революции.

С упомянутым сейчас болезненным тщеславием в Керенском соединялось еще одно неприятное свойство: актерство, любовь к позе, ко всякой пышности и помпе. Актерство его, я помню, проявлялось даже в тесном кругу Временного правительства, где, казалось бы, оно было особенно бесполезно и нелепо, так как все друг друга хорошо знали и обмануть не могли.

...Чрезвычайно любопытно было отношение Керенского к Исполнительному Комитету Совет рабочих и солдатских депутатов... Он относился с враждой и презрением к Стеклову-Нахамкесу, который в течение первого месяца был pоrte-porolе Исполнительного Комитета в заседаниях Временного правительства и контактной комиссии. Нередко после конца заседания и в а parte во время заседания он негодовал на слишком большую мягкость кн. Львова в обращении с Стекловым. Но сам он решительно избегал полемики с ним, ни разу не пытался отстоять позицию Временного правительства. Он все как-то лавировал, все как-то хотел сохранить какое-то особенное положение “заложника демократии” — положение фальшивое по-существу и ставившее Вр. правительство нередко в очень большое затруднение...

Я не стану отрицать, что он сыграл поистине роковую роль в истории русской революции, но произошло это потому, что бездарная, бессознательная стихия случайно вознесла на неподходящую высоту недостаточно сильную личность... Он органически не мог действовать прямо и смело, при всем его самомнении и самолюбии, у него не было той спокойной и непреклонной уверенности, которая свойственная действительно сильным людям. Самое черное пятно в его кратковременной карьере — это история его отношений с Корниловым...” (Архив русской революции. Т. 1. С.31, 37)

Не подумайте, что В. Д. Набоков так отзывается о Керенском из-за какой-либо обиды. Нет, после Февральской революции они даже несколько сблизились, и Керенский приглашал Набокова в свое правительство, но тот вежливо отказался. Его популярность была велика: манера поведения (простота, даже аскетизм, подчеркнутый демократизм, приветствие всех рукопожатием и т. п.), неизменный стиль одежды (защитная куртка и кепи без козырька) стали в некотором смысле символами русской революции. Керенский — умелый оратор, мог держать толпу в напряжении, заводить ее управлять ею. Его психика была, подобно психике Гитлера, неустойчивой, он был склонен к истерии. Но со временем отношение людей к Керенскому менялось, они разочаровывались в нем.

Читаем письма в газетах тех дней

“Берите назад свободу с революцией. Нам лучше жилось прежде, без свободы и товарищей”. Пусть лучше ограниченная монархия...”

“Устройте порядок, душа исстрадалась Армия ваша убивает и гробит своих, милиционеры ваши — убийцы и грабители. Дайте власть, пустите немца, и вся сволочь угомонится. Тоска и мрак кругом, грустно, У меня нет партии, я хочу порядка”...

“Мое предложение — выберите военного диктатора. Только скорее”...

Выбирайте кого-нибудь хотя бы на три месяца, лишь бы только порядок установить, ну к чему эта вся ваша болтовня приведет?”

“Товарищи рабочие! Куда вы смотрите? Новое правительства ведет Россию по сторону пути” ...

“Свергните всех министров Временного правительства во главе с министром Керенским...”

Даже этот небольшой социологический анализ показывает настроение масс. Как заметил А. Деникин, власть падала из слабых рук Временного правительства, и по всей стране не оказалось, кроме большевиков, ни одной организации, которая могла бы предъявить свои права на тяжкое наследие во всеоружии реальной силы” (Цит. по Курс отечественной истории. IX—ХХ веков. М. 2002. С. 215) Главная газета московских кадетов “Русские ведомости” 20 сентября причитала о распаде демократии и усилении власти толпы “взбунтовавшихся рабов”.

Учитывая ситуацию, большевики готовились к решительному штурму. Из под пера Ленина, находящегося на нелегальном положении в августе—октябре (за 110 дней) вышло 65 статей, писем, циркуляров ЦК РСДРП(б) с указаниями, что и как делать. И хотя не все указания безоговорочно принимались, все же партия чувствовала направляющую руку и видела цель. Большевики дали бой Керенскому на первом заседании Предпарламента, 7 октября вечером. Заседание проходило в Мариинском дворце, где прежде заседал Государственный Совет, этим еще раз подчеркивалась, если не преемственность, то значимость новорожденного органа. С патриотическими речами и призывами к поддержанию законности и порядка выступили Керенский, “бабушка русской революции” Брешко-Брешковская, председатель Предпарламента Авксентьев. Заседание уже шло к концу, когда на трибуну вышел Троцкий. От имени большевиков он заявил, что Временное правительство, как и порожденный им Предпарламент есть орудие контрреволюционной буржуазии и что революции грозит смертельная опасность: кайзеровские войска угрожают Петрограду , ВРП готовится бежать из столицы. Объявив, что большевики покидают Предпарламент, Троцкий призвал революционные силы к бдительности, мужеству и обратился к народу: “Да здравствует немедленный, честный, демократический мир!” Вся власть Советам! Вся земля народу! Да здравствует Учредительное собрание!”

Уход большевиков с заседания предпарламента вызвал настоящую сенсацию. По Петрограду поползли слухи о готовящемся свержении Временного правительства. Эти слухи не были лишены основания. “Военка” воссоздавала новые отряды Красной гвардии, в Петрограде заработали курсы по подготовке инструкторов военного дела, рабочих обучали владеть оружием. На каждом крупном корабле появились боевые взводы, готовые по призыву большевиков в любой момент прибыть в столицу. На фронтах большевики тоже обирали надлежащих людей и формировали, не афишируя, боевые части, чтобы оказать помощь восставшим.

Отслеживая это, Временное правительство, подтягивало поближе к себе верные части, одновременно пытаясь вывести из Петрограда революционно настроенные подразделения. На фронтах, ненадежные части под видом передислокации, брались в кольцо.

Стремясь быть в центре событий, Ленин покидает Выборг и перебирается на окраину Петрограда. 10 октября он принимает участие в заседании ЦК РСДРП(б), которое состоялось на квартире меньшевика Н. Суханова. Его жена, Г. Флаксерман, большевичка с 1905 года, работала в секретариате ЦК, отправила мужа из дома под благовидным предлогом и тот понятия не имел о заседании в его квартире ЦК большевиков. Председательствовал на заседании Свердлов. Главный вопрос, конечно же, — о текущем моменте. Почти час говорил о нем Ленин. Он заявил, что политическое положение вполне созрело для перехода власти к пролетариату и крестьянской бедноте, речь теперь должна идти о самом восстании, ждать до Учредительного собрания, которое “явно будет не с нами”, бессмысленно.

Протокольные записи в прениях по докладу кратки и не дают ясной картины происходившего. Выступления Каменева и Зиновьева вообще не отражены в протоколе. (См. Протоколы Центрального комитета РСДРП(б). (Август 1917 — февраль 1918, М. 1968. С. 80—86). Как впоследствии вспоминала В. Яковлева, которая вела протокол этого заседания, ей посоветовали в целях безопасности, не делать подробных записей. Но именно Каменев и Зиновьев возражали против восстания, считая, что рабочий класс не способен пока осуществить социалистическую революцию, что Ленин переоценивает силу большевиков и, что еще очень далеко до поддержки революции международным пролетариатом.

Призыв браться за оружие одобрили десятью голосами против двух. Принятая резолюция стала документом, свидетельствующим об отказе партии от установки на мирное развитие революции. Эта резолюция направлялась во все партийные организации страны, как руководство к действию.

Зиновьев и Каменев продолжали отстаивать свое мнение и официально изложили его в газете “Новая жизнь”. В советской исторической науке это преподносилось, как предательство и выдача Временному правительству решения ЦК о времени вооруженного восстания.

16 октября ЦК РСДРП(б) собрался вновь. На этот раз на совместное заседание с большевистской фракцией Петросовета, Петербургского Комитета и представителей завкомов, фабкомов, гарнизона и Балтфлота Ленин подтвердил необходимость начинать восстание. Был избран Военный революционный центр по руководству восстанием в составе А. С. Бубнова, Ф. Э. Дзержинского, Я. М. Свердлов, И. В. Сталин, М. С. Урицкого.

Первоначально Ленин предлагал приурочить начало восстания к открытию Съезда Северной области — 11—13 октября. Предполагалось, что делегаты его объявят себя властью и дадут импульс Советам всей страны. Доклад на съезде сделал Сокольников и подчеркнул: “Настал момент, когда нужно идти в бой за победу Советов... Проведение съезда в Петрограде не случайно, так как, может быть, именно он начнет восстание”. (Цит. по В. Бреслов. Канун октября. 1917. М.1934. С. 21—22) Но съезд заколебался и, почувствовав это, большевики не стали форсировать события — 13 октября съезд принял весьма сдержанную резолюцию, по сути перенося взятие власти к Всероссийскому съезду Советов. Но дело не столько в колебании делегатов этого съезда, сколько в неготовности самих большевиков к восстанию. Хотя повсеместно создавались и боевые отряды, и в армии шла работа, но она еще была далека от завершающей стадии.

После съезда Советов Северной области Ленин начал настаивать, чтобы восстание началось обязательно до II съезда Советов, намеченного на 25 октября. Но и тут не все ладилось. На заседании Петербургского Комитета РСДРП(б) 15 октября выступил один из руководителей “Военки” — Невский и заявил, что часть членов военной организации вдруг сделались правой, они против свержения ВРП и вообще настроение масс сменилось. В деревне агитация только началась, в некоторых губерниях крестьяне говорят, что если случится восстание, они не дадут хлеба. Необеспечена пока и крайне необходимая поддержка железнодорожников, 4-ой армии Северного фронта. В целом, утверждал Невский, нет уверенности в победе над ВРП, поэтому выступать рано. Невского поддержали Зиновьев и Каменев. Ситуацию попытался переломить Бубнов, предлагая сосредоточиться на организаторской работе по подготовке восстания, быстро разрубить все нерешенные проблемы.

Спешно созванное следующим вечером расширенное заседание ЦК, имело целью определить стратегию партии большевиков с учетом трудностей, которые выявились в последнее время. С докладом выступил Ленин. Он утверждал, что изменение настроения масс дело временное. Массы поверили большевикам и ждут не слов, а дел, если сидеть сложа руки, то доверие масс, безусловно, не будет. “Власть нужно брать тот час, — убеждал Ленин, — каждый потерянный день может оказаться гибельным. История не простит, если мы теперь не возьмем власти”. (Протоколы Центрального Комитета. С 94)

Выступавший вслед за ним Крыленко от имени “Военки” говорил, что настроение солдат падает, и не надо форсировать восстания. С ним согласился Зиновьев, некоторые другие. На голосовании поставили две резолюции — ленинскую и зиновьевскую. За ленинскую высказались 19 человек, за Зиновьевскую — 6. Каменев в “Новой жизни” опубликовал свою точку зрения, подал заявление о выходе из ЦК в знак протеста. Ленин объявил Каменеву и Зиновьеву войну и начал добиваться исключения их из рядов партии, но 20 октября ЦК отклонил это требование, хотя принял отставку Каменева, а Зиновьева обязал не выступать больше в печати ни с какими заявлениями против решений ЦК.

Казалось большинство на стороне Ленина, но оставалось не ясным поддержат ли выступление другие социалистические партии. Высказывалась и такая мысль — власть должны взять Советы, а вооруженное выступление — это защита Советов от контрреволюции. Эти взгляды, в частности, высказывали Троцкий, Сталин.

По вопросу начала восстания Троцкий расходился с Лениным. В советской истории утверждалось, что Ленин настаивал начать восстание именно 25-ого, ибо гениально выбрал момент. Гениальности тут особой нет. 25-ого открывался II съезд Советов, Троцкий, как руководитель Петроградского Совета полагал, что съезд и должен сказать последнее слово о восстании. Но у Ленина не было стопроцентной уверенности, что съезд примет такое решение, ведь в Советах еще сохранялось влияние эсеров и меньшевиков. А вот если восстание начать, то съезд будет поставлен перед фактом, и вынужден будет признать это де-факто. Тем более, что на 1 ноября было назначено Учредительное собрание, а оно ничего хорошего большевикам не сулило, ибо там у них большинства не просматривалось, так как Собрание избиралось по старым спискам.

Центром подготовки восстания стал Военно-революционный комитет, созданный 16 октября Петросоветом. В Положении о нем, написанным левым эсером П. Лазимиром, предусматривалось, что ВРК устанавливает количество боевых сил и вспомогательных средств, определяет необходимые для обороны столицы и не подлежащие выводу из города, воинские части, разрабатывает план обороны, принимает меры по укреплению революционной дисциплины среди рабочих и солдат и др. Главная задача ВРК определялась решениями ЦК РСДРП(б) и состояла в том, чтобы проводить мобилизацию революционных сил на вооруженное восстание, обеспечить его военно-техническую подготовку, объединить в оперативном отношении Красную Гвардию, солдат гарнизона и матросов Балтийского флота. Съезд Советов Северной области, проходивший 11—13 октября в Петрограде, солдатская секция 13 октября и пленум Петроградского совета 16 октября одобрили создание ВРК. Он был образован из представителей ЦК и Петроградского комитета РСДРП(б), военных партийных организаций, президиумов пленума Петроградского Совета и его солдатской секции, руководителей Красной Гвардии, Центробалта, Центрофлота, профсоюзов, фабзавкомов, железнодорожного союза, почтово-телеграфного союза, Финляндского областного комитета армии, флота и рабочих, левых эсеров и других революционных организаций. Словом, это был представительный орган из нескольких десятков человек. С одобрения большевиков председателем его был вначале левый эсер Павел Лазимир, старший помощник военного врача. Но не по Сеньке оказалась шапка — Лазимира с первых же дней оттеснили от штурвала корабля. Управлял ВРК больше Троцкий, опираясь на Антонова-Овсеенко и Подвойского.

Утром 24 октября Подвойский и Антонов-Овсеенко подписали “Предписание № 1” Петроградского ВРК о проведении в боевую готовность частей, верных большевикам, назначении А. Белышева комиссаром крейсера “Аврора”, подготовки пулеметных команд для охраны мостов через Неву. ЦК РСДРП(б) ввел в состав ВРК в качестве его политического органа Военно-революционный центр, который, как отмечалось выше, вошли Бубнов, Дзержинский, Свердлов, Сталин и Урицкий. Большинство историков отмечают, что как самостоятельный орган ВРЦ не сыграл особой роли в подготовке и проведении революции, во всяком случае нет протоколов его заседаний, подтверждающих руководящую роль.

Состав же и структура аппарата ВРК неоднократно изменялись. В разное время функционировали отделы: печати и информации (во главе — В. Аванесов), вооружения — А. Садовский, В. Фомин, снабжения и продовольствия — Н. Скрыпник, Д. Евсеев, агитаторский — В. Молотов, справочный стол и отдел внутренней и внешней связи — Ф. Голощекин, приема донесений — П. Лазимир, следственно-юридический — П. Стучка, медико-санитарный — М. Барсуков, автомобильный — В. Юдзентович, И. Балашов, позднее — транспортный А. Садовский; штаб ВРК — Н. Подвойский, В. Антонов-Овсеенко, Н. Крыленко. Бюро комиссаров — М. Лацис секретариат — С. Гусев и др.

ВРК с момента его организации вступил в единоборство с Временным правительством за установление полного контроля над Петроградским гарнизоном. Во все части и на склады с боеприпасами ВРК направил своих комиссаров. 21 октября послал группу своих представителей (Лазимир, Садовский, Мехонишин) в Генштаб с тем, чтобы официально заявить о правах на верховную власть в войсках и городе. Однако командующий Петроградским военным округом Полковников отказался от сотрудничества с комиссарами, более того — пригрозил их арестовать. После некоторого замешательства, ВРК, по инициативе Троцкого, пошел напролом — обратился к гарнизонскому совещанию, которое намечалось на вечер 22 октября. Этот документ западные историки считают одним из основных документов Октябрьской революции и, по существу, ее началом. Ведь именно он, по сути, лишал Временное правительство власти над гарнизоном. В обращении говорилось, что на собрании 21 октября революционный гарнизон Петрограда сплотился вокруг ВРК, как своего руководящего органа. Несмотря на это, штаб Петроградского военного округа не признал ВРК, в ночь на 22 октября отказался вести работу совместно с представителями солдатской секции Совета. Этим самым штаб порвал с революционным гарнизоном и Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов, стал прямым оружием контрреволюционных сил. “Охрана революционного порядка от контрреволюционных покушений ложится на вас под руководством ВРК, указывалось в документе. Никакие распоряжения по гарнизону, не подписанные ВРК, не действительны... Революция в опасности. Да здравствует революционный гарнизон!”. (Петроградский военно-революционный комитет. Документы и материалы в 3-х томах. М. 1966. Т. 1. С. 63)

Некоторые зарубежные историки (А. Рабинович, М. Рейман) считают, что с этого момента и запущен механизм свержения Временного правительства. ВРК, по-существу, взял на себя руководство гарнизоном. “Его действия считались бы в любом государстве актом прямого восстания, свержения существующей власти”, — заключает М. Рейман. (М. Рейман. Русская революция. Прага. 1968. Т. 2. С. 385)

22 октября Троцкий, Володарский, Лашевич, некоторые другие его единомышленники проводят на заводах Петрограда массовые митинги. На одном из таких митингов Троцкий заявил, что Петроград находится на грани сдачи немцам и рабочие, солдаты должны взять на себя защиту его от немцев, призвал свергнуть Временное правительство и взять власть в свои руки, закончить войну, отменить частную собственность, раздать крестьянам землю. По словам корреспондента “Речи”, других очевидцев, выступление Троцкого крайне наэлектризовало аудиторию.

Послушаем очевидца. Н Суханов, член ЦК меньшевиков:

“Вокруг меня было настроение, близкое к экстазу, тола запоет сейчас без всякого сговора и указания какой-нибудь революционный гимн... Троцкий формулировал какую-то общую короткую резолюцию... Кто — “за”? Тысячная толпа, как один человек подняла руки... Троцкий продолжал говорить. Несметная толпа продолжала держать руки... Троцкий чеканил слова: “Это ваше голосование пусть будет вашей клятвой всеми силами, любыми средствами поддержать Совет, взявший на себя великое бремя довести до конца победу революции и дать землю, хлеб и мир!”

Масса людей в едином порыве прокричала: “Клянемся”. (Н. Суханов, Записки о революции. Берлин. 1922—1923. Т. 7. С. 90—91)

Увидев, что не только гарнизон, но и практически весь Петроград поддерживает ВРК, командующий Петроградским военным округом Полковников направляет к Троцкому посланцев с целью примирения и поиска компромисса по вопросу визирования приказов командующего комиссарами ВРК. Но Троцкий, почувствовав слабину Полковникова, оставался непреклонным. Но и тот не собирался выбрасывать белый флаг —отдает приказ штабу Северного фронта о быстрой отправке в столицу пехотной бригады, кавалерийского полка и артиллерийской батареи. В ответ получает заявление, что отправка воинских подразделений без указания целей, абсолютно невозможна. Керенский на заседании своего правительства вносит предложение арестовать членов ВРК и ликвидировать этот орган, но тот же Полковников убеждает его не спешить, ибо на защиту ВРК встанут некоторые воинские части, что приведет к столкновению.

Комиссары же действовали в войсках все активнее. На сторону ВРК полностью перешла Петропавловская крепость, орудия которой смотрели на Зимний. Комиссары взяли под свой контроль главный склад оружия и боеприпасов — Кронверский арсенал, который несколько дней назад отказался признавать ВРК. Тогда, 23 октября ВРК призвал на массовый митинг в арсенал самокатчиков и других солдат гарнизона. Когда на митинге появился Троцкий, его встретили овацией. Несколько часов длилось его выступление и закончилось, по воспоминаниям Лашевича, переходом большинства собравшихся на сторону ВРК. С установлением контроля над Кронверским арсеналом практически все основные оружейные склады оказались в руках ВРК. И вдруг в этой ситуации под давлением части меньшевиков и эсеров, части большевиков, которые угрожали выходом из ВРК, меньшевики-центристы Гоц и Богданов (представители ЦИК, вышли из ВРК, настаивая на отмене его решения о визировании распоряжений командиров воинских частей комиссарами ВРК. Чтобы не обострить ситуацию, ВРК пошел на это. Расценив данный факт, как слабость ВРК, Керенский стал настаивать на аресте всех комитетчиков. Однако, не нашел поддержки коллег. Тем не менее кабинет министров согласился начать уголовное преследование членов ВРК за подстрекательства населения и армии к неповиновению властям. Прежде всего, решили заключить в тюрьму тех большевиков, кто выпущен был под залог, в том числе и Троцкого, распорядилось закрыть газеты “Рабочий путь”, “Солдат” и некоторые другие большевистские газеты.

Ночью юнкерам Павловского, Владимирского и Константиновского училищ, школе прапорщиков в Петрограде и Гатчине, батарее конной артиллерии в Павловске, стрелковому полку в Царском Селе, женскому ударному батальону в Левашове, приказом начальника штаба ПВО Багрутини, предписывалось прибыть на Дворцовую площадь для выполнения мер, предпринимаемых Керенским по наведению порядка. По пути отряд юнкеров совершил налет на типографию “Труд”, где печатался “Рабочий путь”.

Сообщение о действиях Керенского Троцкий получил поздней ночью с 23 на 24 октября. И тут же дал команду: “Керенский выступил... Все в Смольный!” С этого момента Троцкий, Подвойский, Свердлов, Антонов-Овсеенко, Чудновский, Лашевич, по-существу, и начали восстание. Первым делом составили и разослали своим комиссарам во все полевые комитеты военных частей и на важные объекты приказ под заголовком “Предписание № 1”.

Документ

“Петроградскому Совету грозит прямая опасность. Ночью контрреволюционные заговорщики пытались вызвать из окрестностей юнкеров и ударные батальоны в Петроград. Газеты “Солдат” и “Рабочий путь” закрыты. Настоящим предписывается привести полк в боевую готовность. Ждите дальнейших распоряжений. Всякое промедление и замешательство будет рассматриваться как измена революции”. (“Петроградская правда”, 5 ноября 1922 г.).

Между тем в Петроград съезжались делегаты II съезда Советов. Ситуация складывалась непростая.

Послушаем историка. А. Рабинович, профессор Индианского университета (США):

“К утру 24 октября в столицу прибыло значительное число делегатов съезда Советов, настроение которых позволяло сделать вывод о том, что при поддержке левых эсеров можно рассчитывать на прочное большинство голосов за передачу власти Советам и создание съездом полностью социалистического правительства. Однако выступление правительства Керенского против левых сил кардинально изменило ситуацию. Если бы Керенский не получил отпора, если бы ему удалось мобилизовать значительные военные силы, верные правительству, и вновь упрятать левых лидеров за решетку, вполне возможно, съезд Советов мог бы вообще не состояться. Даже если бы он состоялся, то продуманные и до сих пор успешные усилия ВРК, направленные на свержение правительства, либо непосредственно перед съездом, либо сразу после его открытия, были бы серьезно подорваны.

С учетом этих соображений некоторые члены ВРК теперь выступили за немедленное начало вооруженного восстания”. (А. Рабинович. С 276)

Вызвав самокатчиков, Троцкий поручил им наладить связь с заводами, фабриками, воинскими частями, поддерживающими ВРК, а Литовскому полку и 6-ому саперному батальону, велел обеспечить открытие типографии “Труд” и взять ее под свою охрану. С типографией дело решилось быстро. Оказалось, что юнкера всего лишь опечатали двери типографии обыкновенным воском. Через годы Троцкий будет вспоминать с чего началась очередная революция в России — “с того, что было сломано несколько миллиметров воска на опечатанных дверях редакции”. (Цит. по Р. Пейн. С. 380)

Через несколько часов возобновился выпуск газеты “Рабочий путь”. Дабы впредь не лишаться газет, Троцкий издает от имени ВРК декрет, запрещающий закрывать редакции и типографии большевистских газет. Это был первый декрет большевиков. Второй последовал тут же и разослан во все подразделения Петроградского гарнизона. Он гласил: “Этой ночью враг народа предпринял попытку наступления. Военно-революционный Комитет возглавил сопротивление вылазке заговорщиков”.

“Таким образом Троцкий желал создать видимость, будто восстание явилось актом самозащиты, вынужденной мерой, направленной против коварного, ненавистного правительства, — делает вывод американский историк Р. Пейн. — Смысл всего этого был в том, чтобы большевики смогли оправдать начатые ими боевые действия, необходимые как бы из соображений революционной морали. Это был ловкий ход, в результате которого законное правительство России за одну ночь превратилось в кучку контрреволюционеров — заговорщиков.

Решение выслать вооруженный отряд охранять здание, где размещались редакция и типография большевистской газеты “Рабочий путь”, вывело Военно-ревоюционный комитет на новый этап борьбы. До сих пор никто и не думал выставлять вооруженную охрану вокруг Смольного. Теперь же Смольный превратился в крепость, ощетинившуюся штыками ружей и дулами пушек. У главного входа был выставлен патруль, прилегающие улицы тоже патрулировались. В Смольный завозили мешки с картошкой, овощами и фруктами, чтобы физически поддержать осажденную крепость. Во дворе из дров возводили подобие баррикад ... За высокими колоннами вдоль фасада были выставлены минометы, а на лестницах, ведущих в главные помещения, установили пулеметы системы “Максим”. Для всех был введен пароль”...(Р. Пейн. С. 380—381)

Утром же, 24 октября, Свердлов созвал в Смольном заседание ЦК РСДРП(б). На нем присутствовали Троцкий, Свердлов, Ломов, Дзержинский, Бубнов, Ногин, Милютин, Иоффе, Урицкий, Берзин, Каменев, хотя он объявил о выходе из ЦК. Не было Ленина, который находился на квартире Фофановой на окраине Петрограда, не было и Сталина, как главный редактор “Рабочего пути”, он занимался выпуском газеты. Отсутствовал и Зиновьев. Собравшиеся первым делом порешили: поскольку ситуация обострилась до предела, членам ЦК не покидать Смольный без особого разрешения. Далее ЦК обсудил ход переговоров между ВРК и командующим ПВО Полковниковым о требованиях Петросовета контролировать военные операции, увязав его с выступлением Керенского против левых сил. Были одобрены, принятые Троцким, меры по обеспечению регулярного выхода партийных газет, обсуждены так же вопросы обеспечения столицы продовольствием и поддержания тесных контактов с левыми эсерами.

Вел заседание ЦК Свердлов, а большинство предложений вносил Троцкий. Он же распределил обязанности между членами ЦК: Дзержинский должен взять под контроль почту и телеграф. Бубнов — железные дороги и вокзалы. Свердлов — наблюдать за действиями правительства, Ногин и Ломов отвечали за связь с Москвой, Милютин — за снабжение восставших продовольствием, Каменев и Берзин — налаживать отношения с левым крылом эсеров. Роль военного руководителя восстанием взял на себя не колеблясь Троцкий. Он же определил и запасной штаб большевиков, если придется покинуть Смольный — Петропавловскую крепость. Каменев дополнил Троцкого: еще один запасной штаб восстания — крейсер “Аврора”, где есть мощный радиоузел.

Видимо, из-за отсутствия Ленина, оставался не до конца решенным жизненно-важный вопрос: следует ли немедленно начать свержение Временного правительства или подождать до Съезда Советов?

Днем 24-ого по Петрограду распространялась газета “Рабочий путь” со статьей Сталина, призывавшей рабочих и солдат формировать делегации в целях оказания прямого давления на Съезд Советов для замены правительства Керенского революционной властью. После полудня, выступая на заседании Петросовета Троцкий заявил, что начинать восстание сегодня или завтра не входит в наши планы у порога Всероссийского Совета... Но если правительство захочет использовать тот срок, который ему осталось жить, — 24, 48 или 72 часа — и выступить против нас, то мы ответим контрнаступлением, ударом на удар, сталью на железо”. (“Известия”, 25 октября 1917 года)

Однако, Керенский не сдавался — отдал приказ о немедленном отстранении всех комиссаров ВРК от дел, всем частям гарнизона не покидать казармы без особого разрешения штаба ПВО. Придя к выводу, что экипаж крейсера “Аврора” на стороне ВРК, повелели ему выйти в море, якобы для пробы машин. Однако моряки, по настоянию Центробалта, не выполнили этот приказ. Не спешили выполнять указания ВРП и другие формирования.

Временное правительство начало понимать, что ему не приходится рассчитывать на прибытие в Петроград верных Керенскому частей. Прока силы были более чем слабенькие. Около полудня к Зимнему прибыла рота ударного женского батальона (около 200 человек). Чуть позже к ним присоединилось 68 юнкеров Михайловского артиллерийского училища. На дежурстве находилось около двух тысяч человек из школ прапорщиков Петергофа, Гатчины, Оренбаума и 134 офицера. Вот и все войско Керенского.

Глава ВРП днем поехал в Мариинский дворец убедить Предпарламент дать ему карт-бланш для принятия строгих мер к левым силам. Эта была последняя публичная речь Керенского в России.

Послушаем А. Ф. Керенского:

“Имея на руках эти документальные подтверждения начинающегося восстания, я в 11 утра, 24 октября, отправился на заседание Совета Российской республики и попросил председательствующего Авксентьева немедленно предоставить мне слово.

Я произносил речь, когда ко мне подошел Коновалов и протянул мне записку. Ознакомившись с ней, я после паузы продолжал: “Мне сейчас представлена копия того документа, который рассылается сейчас по полкам: “Петроградскому Совету рабочих и солдатских депутатов грозит опасность. Предписываю полк привести в полную боевую готовность и ждать дальнейших распоряжений. Всякое промедление в неисполнении приказа будет считаться изменой революции. За председателя Подвойский, секретарь Антонов”. Таким образом, в столице в настоящее время существует состояние, которое на языке судейской власти и закона именуется состоянием восстания. В действительности это есть попытка поднять чернь против существующего порядка и сорвать Учредительное собрание, раскрыть фронт перед сплоченными полками железного кулака Вильгельма”. (А. Ф. Керенский. С. 307)

У отдельной части аудитории, речь Керенского вызвала бурную овацию. Он покинул Предпарламент в надежде, что получит решительную поддержку. Но, после его ухода, дебаты о предоставлении Керенскому неограниченных полномочий для подавления левых сил, по-существу, только начались.

Послушаем очевидца. В. Камков, левый эсер, член Предпарламента:

“Когда председатель Совета Министров приходит сюда и объявляет, что поднимается какая-то чернь, и требует от нашего собрания санкцию для расправы с нею, то, может быть, подавляющая часть эту санкцию даст. Но я не знаю: даст ли ее русский народ, революционная армия и трудовое крестьянство? Не будем играть в прятки. Разве есть сейчас кто-нибудь, кто бы доверял правительству?.. Оно не опирается на революционную армию или пролетариат, и против него идет сейчас не чернь, а как раз самые сознательные элементы революционной демократии. Если мы хотим серьезно уничтожить почву, на которой назревают ужасы гражданской войны, мы должны открыто сказать, что единственный выход из положения — создание единородной, революционной демократической власти, в которой не будет элементов, устраивающих демонстрации в честь Корнилова”. (Протоколы первого съезда партии левых социалистов-революционеров (интернационалистов). М. 1918. С. 40)

В девятом часу вечера на голосование поставили три резолюции. Кооперативное движение и партия кадетов ратовали за полную власть Керенского. Вторая, казачья, резко критиковала левые силы, а Керенского — за слабость, но давала ему карт-бланш и требовала не останавливаться ни перед чем. Третью резолюцию подготовили левые силы во главе с Даном, она критиковала ВРП за медленное проведение реформ и требовала немедленного провозглашения радикальной программы “Земли и мира” и создание Комитета общественного спасения для восстановления порядка. Прошла третья резолюция (123 — “за”, 102 — “против”), фактически отказавшая в доверии Керенскому. Захватив данную резолюцию, Дан и Гоц тут же отправились в Зимний дворец, чтобы потребовать от правительства выполнения этого волеизъявления Предпарламента. Керенский указал визитерам на дверь, заявив, что правительство не нуждается в наставлениях и указаниях и само справится с восстанием.

Узнав, что в ряде районов Петрограда идет концентрация вооруженных рабочих отрядов, ВПР через Генштаб отдало приказ развести Литейный, Троицкий и Николаевский мосты через Неву, установить строгий контроль над единственным не разведенным — Дворцовым мостом. Однако, этот приказ, как и другие, оказался трудновыполнимым. Во-первых, Троцкий играл с Керенским в кошки-мышки: как только узнавал об очередном приказе ВРП или Генштаба, тут же от имени ВРК издавал встречный, который сводил на нет волю кабинета министров. Во-вторых, Троцкий подкреплял свои приказы действиями. Вот и в данном случае для защиты мостов поднял людей. Юнкерам пришлось сдать свое оружие и по требованию масс вернуться в казармы. К вечеру удалось развести всего два моста. Изъявили желание вернуться в свои казармы самокатчики, охранявшие Зимний.

К пяти часам вечера комиссар С. Пестковский, выполняя приказ ВРК, без единого выстрела занял Центральный телеграф. При этом, среди более чем 2 тысяч его работников, не было ни одного большевика. Солдаты Измайловского полка, первого крупного подразделения, протянувшего руку помощи “временщикам” в июле, на этот раз изменили Керенскому и перейдя на сторону ВРК, заняли Балтийский вокзал, куда должны были прибывать с фронта верные правительству войска. Один из наиболее значимых шагов левых сил — направление из Гельсингфорса в Петроград миноносцев, готовых послужить делу революции. В целом, к исходу дня 24 октября, чаша весов явно склонилась в сторону поддержки ВРК и Петроградского Совета и его программы. При этом не наблюдалось каких-либо народных волнений, массовых демонстраций, как это происходило в феврале, июле. Движущей пружиной перемен являлся Троцкий. Он занимался всеми делами столь активно, замечает Е. Сикорский, что в ночь с 24 на 25 октября с ним даже случился эпилептический припадок, обычно являющийся у него результатом перенапряжения физических и духовных сил. (Е. Сикорский. С. 336)

Послушаем очевидца, Джон Рид, американский журналист:

“...На углу Невского я купил ленинскую брошюру “Удержат ли большевики государственную власть?” и заплатил за нее бумажной маркой; такие марки ходили тогда вместо разменного серебра. Как всегда, ползли трамваи, облепленные снаружи штатскими и военными... Вдоль стен стояли рядами дезертиры, одетые в военную форму, торговавшие папиросами и подсолнухами.

По всему Невскому в густом тумане толпы народа разбирали последние выпуски газет или собирались у афиш, пытались разобраться в призывах и прокламациях, которыми были заклеены все стены... Горячо спорили солдаты и студенты ... Мы зашли в кинематограф у Казанского собора. Шла итальянская картина, полная крови, страстей и интриг. В переднем ряду сидело несколько матросов и солдат. Они с детским изумлением смотрели на экран... (Д. Рид. Избранное в 2-х книгах. М. 1987. Т. 1. С. 77—78. Далее Д. Рид...)

Хотя в столице внешне пока было относительно спокойно, внутри же вулкан клокотал все более и более приближаясь к извержению. В Смольном беспрерывно заседал Военно-революцоинный комитет. В комнату входили и выходили связные и комиссары. В коридоре дежурили добровольцы, готовые в любую минуту помчаться в самый отдаленный район города. Слово Д. Риду, заглянувшему вечером 24-ого в Смольный.

“Проходили: Подвойский — худой, бородатый штатский человек, в мозгу которого созревали оперативные планы восстания; Антонов, небритый, в грязном воротничке, шатающийся от бессонницы; Крыленко, коренастый, широколицый солдат с постоянной улыбкой, оживленной жестикуляцией и резкой речью; Дыбенко, огромный бородатый матрос со спокойным лицом. Таковы были люди этой битвы за власть Советов и грядущих битв.

Внизу, в помещении фабрично-заводских комитетов, сидел В. Шатов. Он подписывал ордера на казенный арсенал — по полтораста винтовок каждому заводу. Перед ним выстроились в очередь сорок делегатов.

...Когда я вошел в большой зал, Троцкий как раз заканчивал свою речь. “Нас спрашивают, — говорил он, — собираемся ли мы устроить выступление? Я могу дать ясный ответ на этот вопрос: Петроградский совет сознает, что наступил, наконец, момент, когда власть должна перейти в руки Советов”. (Д. Рид. Т. 1. С. 79—80.)

 

Александр Черняк

Из книги: Александр  Черняк.  РЕВОЛЮЦИИ  В  РОССИИ

 

← Вернуться к списку