История и мы

Трудный выбор Александра Невского

Предыдущая главка

Слава, которую за два года обрёл молодой князь, была заслуженной и справедливой. Но и она не остановила литовцев, которые “умножились” и, по слову летописца, “начаша пакостити в области великого князя Александ­ра”. Новгородский полководец несколько раз их отваживал, но в 1245 году ли­товцы большой силой напали на Торжок и Бежецк и разграбили близлежащие земли. Отряды тверичей, дмитровцев и новгородцев настигли грабителей под стенами Торопца, за которыми те успели укрыться. Вскоре к ним присоеди­нился со своей дружиной Невский. Торопец был взят. Части литовцев во гла­ве с князьями удалось ускользнуть живыми. Русские воины преследовали их и догнали близ озера Жизца: в ожесточённом сражении все князья литовские были уничтожены. Не довольствуясь этим, Александр Ярославич выступил со своей дружиной в поход на Литву и близ озера Усвята разгромил литовский отряд наголову. Таким образом, не стремясь захватить чужие земли, он су­мел упредить новые разбойные выступления своих неразумных соседей.

На фоне только что опустошённых и разграбленных Батыем южнорусских княжеств и Владимиро-Суздальской Руси подвиги его воинов оставляли на­дежду на то, что не всё ещё потеряно для восстановления русской самобыт­ности. Но несмотря на молодость, Александр обострённым умом своим пони­мал, что положение северных русских земель было необыкновенно сложным: в случае неповиновения сильный восточный враг мог разорить их основатель­но, и тогда гибель всей Руси была бы неизбежна. Надо было искать разум­ный выход из этой ситуации.

Отец его, мужественный воин, великий князь владимирский, вынужден был поехать в ставку Батыя и признать и себя, и своё княжество данниками монголов, то есть потерять свою независимость полностью, а взамен этого он был признан главою всех князей русских с правом великого княжения в Кие­ве. После этого Ярослав Всеволодович выехал по настоянию хана в Карако­рум, столицу империи монголов. 30 сентября 1246 года, на седьмой день по­сле того, как он принял из рук вдовы великого хана Туракины в знак великого благоволения пищу, возможно, отравленную, Ярослав Всеволодович скончал­ся на пути в Россию.

Участь отца грозила и сыновьям его, ибо Александру и Андрею Ярославичам ханские послы вскоре вручили приказ из Каракорума прибыть в ставку великого хана, но перед этим они должны были предстать пред очами пове­лителя Золотой Орды. Батый, наслышанный об уме и подвигах молодого кня­зя, извещал его резко и нелицеприятно: “Князь Новогородский! Известно ли тебе, что Бог покорил мне множество народов? Ты ли один будешь независи­мым? Но если хочешь властвовать спокойно, то явись немедленно в шатре мо­ём, да познаешь славу и величие Моголов”.

И Александр Невский оказался перед трудным выбором: западный враг отнимал у русичей не только веру, но и жизнь; восточный враг не покушался на веру предков, но требовал беспрекословного подчинения, а с признавши­ми его власть был милостив. Северной Руси предстояло выбрать свою, особую дорогу. Чтобы защитить западные границы, необходимо было обезопасить от нападения восточные. Слишком многое зависело от воли Батыя, чтобы прене­бречь его повелением. Думается, что перевесившим чашу сомнений доводом была веротерпимость монголов. Чингисхан, не понаслышке знавший о христи­анской вере, которую исповедовали родственные монголам племена найманов и кереитов, уважал чужих богов и запрещал обижать их. А несторианских мис­сионеров (последователей константинопольского патриарха Нестория, усом­нившегося в божественной природе Христа) было много тогда, в Х11-Х111 веках и в Китае, и в Монголии, и в Индии.

Н. И. Костомаров, беспокойный русский историк, справедливо заметил: “Александр совершил своё путешествие с таким успехом, что оно послужило образцом и примером для поведения князей”.

Мудрый и наблюдательный Батый сразу понял, что двадцатисемилетний новгородский полководец своим умом, мужественной красотой и смелым по­ведением резко выделяется среди других русских князей. Летописец так передал удивление повелителя Золотой Орды: “Воистину поведаша ми, яко несть подобна мужу сему князю”. За время долгого пребывания в Сарае Алек­сандр (монголы его звали Искандер Грозны Очи) основательно узнал нравы и обычаи степного народа, оценил его веротерпимость и дружелюбие друг к другу, отсутствие воровства среди них, но отметил природную жадность и любовь к подаркам. Он подружился с наследником Батыя, старшим сыном его Сартаком, который склонялся тогда к принятию Православия. И принял, видимо, не без влияния бесед с Александром. Батыя устраивала такая друж­ба, ибо он, наблюдая много лет за событиями, происходящими в Киевской и Галицкой Руси, в Литве, Венгрии, Польше, в немецких землях, понимал, что и среди русских князей и ему, и сыну его нужен надёжный союзник для проведения необходимой Орде политики.

Русские летописи ничего не рассказывают о поездке братьев в столицу монгольской империи. Три месяца ехали они по следам своего несчастного отца в полном неведении о том, что с ними будет, и готовились к самому худ­шему. К счастью для них, Каракорум жил тревожной борьбой за трон велико­го хана и ему было не до молодых русских князей. Видимо, Гуюка они уже не застали. Назначение хана Батыя некому было утвердить, ибо замятня мон­гольская продлилась до 1251 года, а братья уехали из столицы поздней осе­нью 1249-го и в самом начале следующего года прибыли домой.

Александр стал старшим среди русских князей. Раньше это назначение было формальным, но, утвержденное сильной властью Батыя, приобрело ре­шающий вес. В разрушенный и опустошённый Киев Александр не поехал, а вернулся, отягчённый новой властью, в ставший родным ему Новгород. Ле­тописец делает краткую, но многозначную запись: “Того же лета прииха князь Александр Ярославич из Орды в Новгород, и рады быша новгородцы”.

За три с лишним года, что он провёл в Монголии, изменилось немногое. Князей ждала трагическая весть: погиб в сражении с литовцами брат Михаил, но Ярославичи сполна отомстили врагам за его смерть. На следующий год по­кинул Киев и приехал в Суздаль, а оттуда через Владимир в Новгород митро­полит Киевский и Всея Руси Кирилл. Его приезд был не случаен: он поставил епископа Далмата управлять новгородской епархией. Это укрепляло позицию Новгорода по сравнению с другими русскими городами.

Долгожданный мир в последующие годы нарушался неурожаем вследст­вие непогоды, пожарами и болезнью Александра. Но голода удалось избе­жать рачительными действиями, пожары потушить, а болезнь, благодаря за­ботам новгородцев, молившихся за своего заступника, вылечить. В 1252 году 24 июля произошло событие из ряда вон выходящее: как сообщает нам лето­писец, великий князь владимирский Андрей Ярославич покинул свой престол и вместе с женой и боярами тайно бежал. Н. И. Костомаров объясняет слу­чившееся так: “Этот князь не мог так скоро изменить понятий и чувствований, свойственных прежнему русскому строю и шедших вразрез с потребностями новой политической жизни”. Судя по всему, не желая быть данником Золотой Орды, он не выплачивал ясак, не возил дорогих подарков в Сарай, чем и вы­звал раздражение Батыя и его сына Сартака, управлявшего делами вместо стареющего отца. А скорее всего, в Сарае узнали о его планах восстания против ордынской власти, которые он обсуждал со своим тестем Даниилом Галицким.

Разгневанный Батый послал карательную экспедицию на Владимир. Ка­рамзин пишет: “Неврюй, Олабуга, прозванием Храбрый, и Котья, воеводы татарские, уже шли в сие время наказать его за какое-то ослушание: настиг­нув Андрея у Переславля, разбили княжескую дружину, и едва не схватили самого князя. Обрадованные мстить россиянам как мятежникам, толпы Не- врюевы рассыпались по всем областям Владимирским: брали скот, людей; убили в Переславле воеводу, супругу юного Ярослава Ярославича, пленили его детей и с добычею удалились...” Так уж велось тогда: за вину князя рас­плачивалось всё его княжество. Сам же Андрей бежал в Новгород, который его не принял, и через Псков, Колывань (Ревель, нынешний Таллинн) ушёл с женой в Швецию.

Александр, ещё не зная о Неврюевой рати, но предвидя эти события, от­правился в конце мая 1252 года в Золотую Орду. Опередить нашествие ему не удалось, а побратима своего Сартака он сумел успокоить и хоть частично уменьшить репрессивные меры: “Но полагаю, — убеждал он хана, — если не будем прощать людям согрешения их, то и Всевышний не простит нам согре­шений наших”. Урок неудавшегося восстания был жесток: единства среди русских князей ещё не было, русские земли были обессилены и опустошены нашествиями, и не было сил, чтобы отстоять свою независимость. Необходи­мо было смириться и медленно, но неуклонно готовиться к восстановлению своей свободы. Предстояла более чем двухсотлетняя работа по собиранию Руси в единое целое и по искоренению рабства, которое начинало уже прони­кать в кровь и плоть народа.

Из ставки Невский уезжал, получив ярлык на великое княжение Влади­мирское. Батый поставил во главе богатой русской земли авторитетного дея­теля, полководца, который знал силу монгольского государства и сумел бы собрать необходимую Золотой Орде дань вовремя и полновесно.

Въехав в стольный град Владимир при всеобщем одобрении, Александр Ярославич первым делом “люди распуженыа собра в дома своя”, а потом стал в своём княжестве восстанавливать разрушенные и испоганенные церкви, строить новые дома и селения, то есть налаживать жизнь. Владимирцам нра­вились в новом князе спокойная рассудительность, уверенность в собствен­ных силах, уважение к ним и неброская самоотверженность. Слово с делом у него не расходилось никогда.

С получением ярлыка на великое княжение изменились и задачи правле­ния великого князя. К обязанностям талантливого полководца, охранителя своей земли, прибавлялись обязанности правителя. Для руководства княжест­вом требовались иные способности, иной, государственный кругозор. Наблю­дательный историк конца девятнадцатого столетия М. Хитров так охарактери­зовал великого князя в этот период его жизни: “Александр имел достаточно си­лы и самоотречения, чтобы воплощать в своей деятельности идеалы будуще­го и сообразно с ними устраивать судьбы своего народа тем способом, какой только был возможен по обстоятельствам того времени, благодаря чему но­вые, намеченные им порядки, несмотря на ошибки его преемников, пустили корни в народной жизни и получили возможность дальнейшего развития и применения. И в этот момент своей жизни, который должен был повлиять на судьбу целых столетий, он является перед нами великим правителем и ге­роем, который жертвует своим спокойствием, всеми выгодами и почестями своего положения, всеми личными интересами для того, чтобы заложить прочные основы великого здания будущего, отличаясь в этом отношении от всех современных ему князей”.

Замыслы Александра Невского, размах его деяний явно превышали раз­меры небольшого русского княжества и были рассчитаны на иной масштаб государства. Он был явно человеком будущего, выпадающим из эпохи раз­дробленности, разобщенности русских князей, а потому понимал пределы своей деятельности и соизмерял свои планы со своими возможностями. Но шаги его были великаньи. Об этом говорит его столкновение с Великим Новгородом в 1255 году. Строптивые новгородцы изгнали из города юного князя Василия, сына Александра Невского, и сместили посадника, дружест­венного князю. Полководец не мог стерпеть такого позора и явился со сво­ей дружиной к Новгороду. Долго шли переговоры, но всё-таки Александр на­стоял на своём: Ананий, новый посадник, был смещён и назначен Михаил, доблестный воин, участвовавший в Невской битве, а Василий был восста­новлен на княжении. Впервые за долгие годы Господин Великий Новгород вынужден был уступить. Великий князь владимирский, старший среди рус­ских князей, показал, что и над народной республикой есть его воля, кото­рую необходимо учитывать и уважать.

Правда состоит и в том, что он, войдя в город, обласкал новгородцев, но в его настойчивости звучала твёрдая решимость будущей государственной дисциплины. Пройдёт ещё 220 лет, прежде чем его потомок Иван Великий уп­разднит независимость вольного города. О масштабности государственной деятельности Александра Невского говорит и задуманный им с перспективой поход (для всех он был вначале вооружённым ответом на попытку шведов по­строить крепость на русской территории) в глубину Финляндии, захваченной тогда шведами. Эта экспедиция готовилась в тайне, а когда цель была объ­явлена, то не все воины согласились в зимних условиях идти к Полярному кругу, далеко не всем была понятна идея такого трудного похода, но резуль­таты его были удивительны. Шведы были ошеломлены дерзким походом русских и не оказали никакого сопротивления. Кстати, по свидетельству швед­ских историков, немало финнов поддержало русских, ибо они были недо­вольны шведским насилием. Более того, военная экспедиция Александра Невского так подействовала на воображение правителя страны Биргера, что он заказал своим нападать на Россию, и прошло 37 лет, прежде чем шведы отошли от шока и попытались вторгнуться в русские пределы.

Один из биографов Александра Невского так оценил действия великого князя: “Мы положительно ничего не знаем, что имел в виду Александр Яро­славич, предпринимая поход против шведов. Быть может, кроме желания на­казать их за нарушение прав народа, он имел ещё что-нибудь и другое в ви­ду: может быть, в его светлой голове зародилась та же мысль, которая через четыре с половиной столетия была осуществлена Петром Великим...”

Вне всякого сомнения, Невский был не только выдающимся полковод­цем, но и политиком твёрдых убеждений. Об этом красноречиво говорит та­кой факт. Когда католическая церковь поняла, что силой оружия невозможно подчинить своей воле русский народ, Римский Папа Иннокентий IV послал в 1251 году к Александру Невскому во Владимир двух доверенных послов сво­их, кардиналов Гальда и Гемонта. В своей булле (послании), которая датиро­вана февралём 1248 года, Папа именует князя герцогом Суздальским, хотя, как мы знаем, братья Ярославичи только через два года вернулись из Кара­корума. Он, играя на сыновьих чувствах, уверяет Невского, что его отец Яро­слав Всеволодович, будучи в Монголии (Татарии, как писали тогда. — А. П.), по собственному желанию или по совету какого-то боярина дал слово стран­ствующему монаху Плано-Карпини принять веру латинскую. И, конечно же, исполнил бы своё обещание, если бы не скончался внезапно. Сын же должен следовать заветам отца, если хочет душевного спасения и мирского счастья. Ещё не зная о его поездке в Каракорум, Папа призывает Александра, кото­рый якобы будет облагодетельствован Католической Церковью, известить о новом нашествии монголов и хвалит его за то, что не принял власть хана. Заканчивается же это послание к Александру многообещающе: “Да будет те­бе ведомо, что коль скоро пристанешь ты к людям, угодным нам, более то­го — Богу, тебя среди других католиков первым почитать, а о возвеличении славы твоей неусыпно радеть будем”.

Ответ великого князя был ёмок и красноречив: “Мы знаем истинное уче­ние Церкви, а вашего не приемлем и знать не хотим”. Александр Невский хо­рошо изучил католического волка по его зубам. Он прекрасно понимал, как православный человек, что католическая вера не будет принята русским на­родом. А вступить даже во временный союз с Римом означало для него отка­заться от Православия.

Вскоре пример отважного воина, благородного князя, но не очень да­лекого политика, Даниила Галицкого, принявшего унию, доказал, что убеж­дённость в вопросах веры идёт на пользу русскому народу и русскому госу­дарству.

Очень необычна своим жизненным опытом судьба этого южнорусского князя, который был удачливее своих северных соплеменников, пытаясь зало­жить основы русского государства: он получил от Римского Папы королев­скую корону, заслужил своей отчаянной смелостью уважение Золотой Орды, но всё же стал данником её. Всю оставшуюся жизнь Даниил Галицкий тяго­тился рабством, пытался стать независимым, почему и пошёл на союз с Ев­ропой. Южная часть русского народа всё далее отдалялась от других частей некогда единой Руси. Если северные и восточные земли тянулись друг к дру­гу, скреплённые единой верой, то юго-западная Русь всё более теряла свою самобытность и несмотря на то, что на полтора века раньше освободилась от золотоордынского ига, так и не смогла освободиться от унии, уничтожившей Православие на древних русских землях. В этом смысле судьба Александра Невского в его потомках была более счастливой, нежели судьба отважного и благородного Даниила Романовича, русского витязя.

А самому Александру Ярославичу пришлось испытать горькое унижение ради будущего, более тяжкое, чем поражение в бою. Кстати, Александр Нев­ский, как и Александр Суворов, не проиграл ни одного сражения за всю свою жизнь! В 1257 году великий князь владимирский узнал о том, что Каракорум решил переписать всё население своей обширной империи, чтобы привести в порядок сбор дани. И он поторопился в Золотую Орду с богатыми дарами. Понимая, что невозможно отменить ясак полностью, Александр Ярославич предлагает передать его сбор в руки русских князей. Жестокий опыт взаимо­действия с бесерменами, перекупавшими сбор у монголов, а потом сдирав­шими три шкуры с населения, продававшими неимущих в неволю за недоим­ки, заставил его пойти на такое предложение. И оно было принято в ставке хана Берке, но на князя было наложено обязательство помогать монгольским “численникам” в переписи населения русских земель.

В Суздальской, Рязанской, Муромской и других областях перепись про­шла спокойно, были назначены чиновники: десятские, сотники, тысячники, темники для сбора дани. Но в Новгороде и Пскове такое известие было встре­чено в штыки. В Новгороде, несмотря на уговоры духовенства подчиниться решению властей, грозило вспыхнуть восстание. Особенно негодовали “младшие люди”, гордившиеся своей независимостью от монголов. Был убит посадник Михаил Степанович, который пытался утишить недовольных. Более того, родной сын Александра Невского князь Василий, разделяя чувства вольного народа, выступил против отца, когда тот явился со своей дружиной наводить порядок в городе.

Пришлось во избежание новой “неврюевой рати” применить силу. Непо­слушного сына он сослал в Низовскую землю, а зачинщиков мятежа жестоко наказал. Обращаясь к новгородцам, он, по слову Сергея Глинки, сказал: “В чём упорствуете? Жизнь братий ваших гибнет, а вы жалеете золота и сере­бра... Смиримся на время: недолго будет торжествовать власть иноплемен­ная, если укрепимся Богом, верой и единодушием”.

Но отчаянные новгородцы не смирились и только в 1259 году, узнав о том, что во Владимире стоит монгольское войско, готовое идти на Новгород, сво­бодолюбивое вече после бурных споров сообщило великому князю, что со­гласно на ордынскую перепись. Летописец отметил это событие одной стро­кой: “Бысть тишина великая христианам”. Следующий, 1260 год отмечен ещё более краткой, но отрадной записью: “Мирно бысть”.

Миротворческая деятельность Александра Невского стала приносить свои плоды. Тишина пришла на русскую землю. А это означало, что можно стро­ить дома, рожать детей, заниматься торговлей, тем более что монголы всяче­ски поощряли её развитие.

А в 1261 году великая радость пришла и в дом владимирского князя — у не­го родился сын Даниил. Именно от этого мальчика и пойдёт могучий род мос­ковских князей — создателей Российского государства, снова собравшего все разрозненные русские земли в единое целое. К сожалению, не навсегда.

Но мир оказался недолгим. Хан Берке, заподозрив своих сборщиков да­ни в утаивании большей её части, отдал прожжённым ростовщикам — хивин­ским торговцам — на откуп её выход, а те, будучи мусульманами, своими из­девательствами над христианами и непомерными поборами восстановили против себя всё население великого владимирского княжества.

Восстание 1262 года вспыхнуло, как по команде, под звон церковных ко­локолов сразу во многих городах: Ярославле, Ростове Великом, Владимире, Суздале, Переяславле, Муроме, Устюге...

Самых наглых бесерменов восставшие избивали, а остальных выгоняли из своих городов. Монаха-расстригу Зосиму, бесчинствовавшего при сборах дани, убили. И наоборот: баскака Бугу, который не обижал горожан и принял Православие, пощадили.

Александр Ярославич понимал, что народ был доведён до отчаяния про­изволом баскаков. Известна его грамота устюжанам с призывом “бить татар”. Ясно, что необходимо было разрушить неправедную систему бесконтрольно­го грабежа населения.

Приехав в Сарай, Невский смог убедить хана Золотой Орды в необходи­мости отдать сбор дани в руки русских князей. И ещё одно великое дело ему удалось сделать: освободить русские земли от воинской повинности. С этого момента наши воины не шли защищать чужие интересы, не гибли в каратель­ных походах. Кстати, Берке, как и Батый, с уважением относился к Правосла­вию. Его племянник, ордынский царевич, как и Сартак, сын Батыя, принял крещение и получил христианское имя Пётр. После смерти своей супруги он принял постриг. Жизнь его была истинным служением Богу и людям, посему его прозвали Ростовским чудотворцем. По кончине своей он был причислен к лику святых.

Целый год не отпускал хан Александра Невского из Сарая. Берке любил беседы с умными людьми, ценил учёных и художников. Под влиянием русско­го князя он разрешил учредить в 1261 году Сарскую епархию в своей столице, и митрополит Кирилл освятил её. Но видя, что Александр Ярославич тяжело заболел, Берке отпустил его домой. Видит Бог, как торопился домой влади­мирский князь, чтобы сообщить народу добрую весть: не будет новой “неврю- евской рати”, не будет поборов, учиняемых бесерменами, не будут набирать на службу хану русских воинов. Такие новости были бесценны для русского сознания, тем более из уст народного заступника.

В ноябре 1263 года добрался Александр Невский до родных пределов и “доиде до Новгорода Нижнего и пребыв ту мало и иде на Городец”. Здесь же, в келье Фёдоровского монастыря совершенно больной сорокатрёхлетний великий князь Владимирский принял постриг, и с именем инока Алексия 14 но­ября умер при свете лампады, горевшей пред иконой Божией Матери.

23 ноября прах его был предан земле в соборе Владимиро-Рождествен­ского монастыря. За похоронными санями шли его соратники и любивший князя простой народ. Митрополит Фазумен выразил общую боль, сказав о нём: “Чадо мои! Яко уже зашло солнце земли Суздальской”.

Завершилось его земное служение Богу и Отечеству. И вот уже более се­ми веков продолжается служение его в чине Предстателя русского народа на небесах.

Счастлив народ, имеющий таких защитников!

(Продолжение следует)

Анатолий Парпара

Впервые опубликовано в журнале "Наш современник"