История и мы

Предыдущая главка

…Дети князей в те далёкие вре­мена рано прощались с детством, приучались к беспокойному быту воина и политического деятеля и потому стремительно созревали для государствен­ной жизни. Конечно, не без помощи толковых наставников. Но созревание Василия Дмитриевича, старшего сына Дмитрия Донского, даже в их ряду бы­ло слишком стремительным. Я удивляюсь, честно говоря, тому, что его жизнь, полная благородных деяний, авантюрных поступков, драматических ситуаций, даже компромиссов со своей совестью ради Отечества, не стала ещё поводом для замечательного приключенческого романа.

Для полноты понимания нами трагического состояния, в котором находи­лись в то время остатки Киевской Руси, и в том числе Московское княжество, я приведу пристальное наблюдение Николая Карамзина. Писатель и выдаю­щийся историк, говоря об успехах царя Ивана Грозного, справедливо пеняет иноземцам, которые не ведают разницы между Россией Василия Тёмного и Россией Ивана IV. Если великий князь имел только тысячу с половиной вой­ска, то царь уже завоёвывал другое царство отрядом лёгкого войска, не ут­руждаясь действием других полков. “Не только иноземцы, но и мы сами не оценим справедливо государственных успехов древней России, если не вник­нем в обстоятельства тех времен, не поставим себя на место предков и не будем смотреть их глазами на вещи и деяния, без обманчивого соображения с новейшими временами, когда все изменилось, умножились средства, про­зябли семена и насаждения. Великие усилия рождают великое: а в творени­ях государственных начало едва ли не труднее совершения”. (Цит. по книге “Иван Грозный. Личность и судьба”. С. 82 М. “Даръ”, 2005.)

Как помнит уважаемый читатель, в результате стремительного нашествия Тохтамыша земля Московская подверглась разгрому и унижению. Дмитрий Донской, чтобы не потерять Владимирское великое княжение в споре с твер­ским князем Михаилом Александровичем, вынужден был послать в Сарай 23 апреля 1383 года своих бояр во главе с юным сыном Василием (родился 30 декабря 1372 года). Вручив богатые дары, посольству удалось убедить Тох­тамыша не давать право на великокняжеский стол Михаилу Тверскому. По­сольство было отпущено, но одиннадцатилетний княжич был оставлен в за­ложниках до возвращения московской дани в 8000 рублей серебром. По­скольку Донской не мог оплатить такой огромный оброк сразу, то отрок поч­ти три года находился в плену. Дмитрий Иванович оставался данником хана: чеканенные в Москве монеты имели на одной стороне княжеские знаки Дми­трия, а на другой — арабскую надпись “Султан Тохтамыш-хан”.

Сама неволя, тамошние порядки и кровавые междоусобицы пришлись свободолюбивому юноше не по душе. Нашлись доброхоты (скорее всего, из старомонгольского лагеря — противники исламизации Орды ханом Узбе­ком. — Авт.), которые “умысли крепко” и помогли четырнадцатилетнему Васи­лию осенью 1386 года бежать на волю. Действительно, план побега был за­думан умно, ибо княжич бежал во время охоты со своим окружением, не на запад, через рязанские земли, а на юг, в Подолию, где его принял по-дру­жески молдавский воевода Пётр. Затем княжич оказался на Волыни, где встретился с изгнанным из Литвы Витовтом, внуком Гедиминаса. Выдающий­ся политик того времени, будущий герой летописей и белорусской литерату­ры, ровесник Дмитрия Донского, которого высоко ценил за смелость, он по­нимал, что его сын станет наследником Московского княжества, и потому, имея в мудрой голове далеко идущие планы, решил не только подружиться с Василием, но и отдать свою дочь Софью за него замуж, для чего и был под­писан соответствующий договор. После этого в сопровождении польско-литов­ского отряда кружным путём, через Вену — Майнц — Кролевец (Кёнигсберг), Василий вернулся в Москву, где 19 января 1387 года его встретили бояре отца.

Любопытно и то, что история сохранила свидетельство о приезде митро­полита Киприана летом 1387 года в Литву для встречи с Витовтом, с которым у него были добрые отношения. Тогда же он обручил 15-летнего княжича Ва­силия с Софьей, дочерью Витовта, в надежде на будущее приятство двух русских князей. К тому времени, будучи крещён по католическому обряду, Витовт в 1384 году был снова крещён, но уже по православному обряду под именем Александра самим митрополитом Киприаном.

Через два года, в мае 1389-го, Дмитрий Донской, умирая, передал стар­шему сыну Василию Великое княжество Владимирское (то есть впервые в исто­рии дома Калиты произошло присоединение целого княжества к территории Москвы. — Авт.). Он завещал сыновьям своим во всём слушать мать Евдокию Дмитриевну (дочь суздальского князя Дмитрия Константиновича) и старшего брата. Лично Василию он оставил Москву и в особенный удел — дорогую его памяти Коломну, а между остальными сыновьями поделил города и волости своего княжества. В предсмертном завещании он настаивал: “А по грехом отымет Бог сына моего князя Василья, а хто будет под тем сын мой, ино тому сыну моему княжь Васильев удел”. Это означало, что Василий Дмитриевич оказался первым князем, получившим великое княжение в наследство по заве­щанию отца, “как отчину московских князей”, а не по ханскому ярлыку, кото­рый надо было с дорогими подарками в руках выпрашивать в ханской ставке.

Заглядывая вперёд, мы скажем, что на основании этих слов второй сын Дмитрия, Юрий, считал себя наследником своего старшего брата как в мос­ковской земле, так и в Великом княжестве Владимирском. Возможно, он был не прав, потому что Дмитрий Донской, скорее всего, имел в виду только од­но: смерть старшего сына бездетным, а не передачу наследия по лествично- му обычаю. Тем не менее, это юридическое недоразумение вызовет в Мос­ковском государстве через тридцать лет мощное потрясение его начальных основ и закончится только в 1446 году.

Приняв в семнадцать лет отцовский трон, Василий Дмитриевич был поса­жен во Владимире на великокняжеский стол ханским послом Шахматом. Он по­нимал, что получил в свои руки не только Московское великое княжество, но и великие трудности внутри московской земли и за пределами её. Обстоя­тельства его княжения с самого начала оказались сложнейшими и могли бы разрушить созданное с такими трагическими усилиями Московское государст­во, чей попечительский статус среди других русских княжеств стал общеприз­нанным. Неожиданно для него претензии на стол великого князя Московского заявил дядя юного князя, знаменитый герой Куликовской битвы Владимир Храбрый, хотя перед своим уходом из жизни Дмитрий Иванович обговорил с двоюродным братом старшинство своего сына. После недолгих переговоров с Владимиром Серпуховским был заключён договор (Собрание государствен­ных грамот и договоров, т. 1). Получив в свой удел города Волок-Ламский и Ржев, он признал старшинство юного князя.

Почему так произошло? Потому что за спиной Василия Дмитриевича было верное Московскому княжеству боярство, которое умело отстоять и свои инте­ресы, и потребности Москвы. Неслучайно, умирая, опытный политик Донской сказал своему сыну, чтобы он держался московских бояр: его советники ста­нут верными друзьями Василию. Вот как об этом писал уже известный читате­лю историк Николай Герасимович Устрялов: “...ещё не совсем погибли плоды Иоанна Даниловича: умные бояре, воспитанные в его школе, руководили сы­ном, следуя указанию великого и мудрого святителя, митрополита Алексея, который духовною властью смирял крамольников тем успешнее, что сам он пользовался особенной милостью хана”.

Эта мысль не только верная, но и справедливая. Во времена разора, не­строения, дробления на мелкие части Руси и воинам, и крестьянам нужна бы­ла внутренняя устойчивость власти, предсказуемость её поведения. Иоанн Данилович своей умелой политикой создавал такую устойчивость. Вот почему бояре из разных крупных и мелких княжеств, видя благоустройство Москвы, тянулись к сильной и ласковой руке Калиты. При сыне его Иване Красном это тяготение усилилось. Бояре из поколения в поколение сближались с Домом Калиты, становились верными слугами и союзниками, советниками, а то и ближайшими родственниками, как мы видели это с родами Вельяминовых или Бяконтов. Постепенно образовалась категория “думцев”. И княжеское ре­шение укреплялось “общею думой всех наличных советников”. Осознавая се­бя содеятелями усиления Московского княжества, они выполняли роль дели­катных дядек-воспитателей при юных княжичах. Так было при возрастании Дмитрия Донского, так стало при возмужании Василия Дмитриевича, так бу­дет и в последующем. Им явно не хотелось, чтобы какая-то боковая ветвь Рю­риковичей захватила власть прямых наследников. Вот почему они спустя го­ды будут смертно стоять за отрешённого от власти Василия Тёмного!

У Василия Дмитриевича ещё в молодости проявились незаурядные дип­ломатические способности: он умел, когда было необходимо, и отступить с достоинством. Умел, когда обстоятельства изменялись, и наступать с поль­зой для своей земли. К сожалению, его княжество окружали крупные и силь­ные государства — Золотая Орда и Великое княжество Литовское и Русское, — и потому возможности для действий были сужены обстоятельствами времени. Но и в этой обстановке молодой князь держал ухо востро. В одно он неукос­нительно верил — в помощь своих бояр, проверенных в сражении на поле Ку­ликовом под руководством Дмитрия Донского.

Первым великокняжеским действием Василия I было подписание мирно­го договора с богатым Великим Новгородом, который очень опасался нападе­ний со стороны Витовта. Вторым делом его стала женитьба на дочери Витовта Софии. Свадьба состоялась в праздник Рождества 1391 года в Коломне, где венчался в своё время и его отец Дмитрий Иванович. Москвичи не очень лю­безно отнеслись к браку с литвинкой. Сам же Витовт на свадьбе не был. Он в очередной раз бежал от двоюродного брата Ягайлы во владения Тевтонско­го ордена. К сожалению, в будущем брак между московским князем и доче­рью литовского князя не привёл к прочному союзу между странами.

Третьим — и очень важным — делом было расширение сферы влияния Московского княжества. Он понимал, что в этом ему может помочь не тесть, а хан Золотой Орды. Василий Дмитрович в своих думах был недалёк от исти­ны. Владетелю Золотой Орды необходимы были безотказные союзники, а точнее — их полки для походов. После зрелых размышлений выбор Тохта- мыша пал на Василия Дмитриевича, который, среди четырёх русских великих князей выделялся здравым умом и своей казной. Он решил обласкать своей милостью Великого князя Московского. Хану Золотой Орды для расходов на войну против Тимура были срочно нужны огромные деньги. Ими могла его обеспечить Москва.

Когда открылись новые обстоятельства, то Великий князь Московский незамедлительно воспользовался ими и смело попросил у хана ярлык на присоединение к Москве Великого княжества Нижегородского. Тем более что московские бояре уже подготовили почву для такого необычного действа: они провели тайные переговоры с нижегородскими боярами, которые давно тяготели к Москве, недовольные политикой своего князя Бориса. Василий Дмитриевич лично появился в ставке Тохтамыша и щедро одарил хана и всю его знать.

Летописец так говорит об этом важном для истории событии: “Того же лета сложил князь великий Василий Дмитриевич крестное целование к вели­кому князю Борису Константиновичу (Нижегородскому)... и пошёл в Орду к царю Тохтамышу со многою честью и с дарами; и начал просить великого княжения Нижнего Новгорода... к своему великому княжению к Москве, и умзди (в данном случае: оплатил. — Авт.) князей царёвых, чтобы печаловались о нём царю Тохтамышу; они же взяли многое злато и серебро и вели­кие дары, так же и царь их Тохтамыш взял многое злато и серебро, и великие дары. И дал царь Тохтамыш... великое княжение Новгородское к Москве ве­ликому князю Василию Дмитриевичу, и пошёл князь великий Василий Дмит­риевич из Орды от царя Тохтамыша с радостью, с послом царёвым, на Русь...” Получив ярлык на нижегородский стол, он вернулся в Москву в со­провождении чрезвычайных послов хана, которых затем послали в Нижний Новгород с ведущими московскими боярами. Великого князя Бориса, поки­нутого единомышленниками, быстро схватили. Нижний Новгород вынужден был принять в качестве наместника сподвижника Василия. Князя Московско­го снова пригласил в ставку Тохтамыш и обращался с ним “...с великой чес­тью, какой не видал ещё ни один русский князь... и много любезно его жа­ловал и отпустил его на Русь”. Кроме Нижнего Новгорода хан отдал ему ещё уделы Городецкий, Мещерский и Тарусский. В ответ Великий князь москов­ский согласился продолжать считать Тохтамыша своим покровителем. Это бы­ла умная сделка. Его прадед Иван Калита был бы доволен им. После устояв­шегося присоединения эти города подпали под юрисдикцию московского митрополита Киприана и вошли в его епархию. Епископ нижегородский пожа­ловался на это подчинение греческому Патриарху. В 1393 году патриаршие послы приехали разбираться с жалобой, но церковный спор всё-таки решил­ся в пользу митрополита Киприана.

Получив эти земли, Василий Дмитриевич приобрёл контроль над средин­ным течением Волги. И, в первую очередь, над торговым движением по реке судов. Это стало сильно смущать Новгород, ибо его Двинские да “иные” зем­ли, неблизкие по расстоянию от их материка, становились под сильную опеку московитов. Их тревожные ожидания вскоре воплотились в великокняжеское требование к торговой республике платы чёрного бора (побора с крестьян. — Авт.), княжчины и митрополичьего суда. Ранее, в 1391 году в Новгород при­езжал митрополит Киприан и пожелал себе права митрополичьего суда над новгородцами, от которого они отказались ещё в 1385 году. В 1392 году Вели­кий князь Московский потребовал от Новгорода неукоснительного исполнения всех его пожеланий. А по неисполнении своей воли совершил воинственный поход на Торжок, Волок-Ламский и Вологду. В отместку Василию Дмитриеви­чу новгородцы разрушили владения Московского княжества — города Устюг и Белоозеро. Но уже в следующем году запросили мира “по старине”, то есть полностью выказали смирение. Господин Великий Новгород обязывался вы­платить все долги свои Москве, а великому князю и митрополиту лично до­платить ещё 350 рублей.

Став в 1392 году пожизненным великим князем Литвы, Витовт через три года прибыл в Смоленск и пригласил к себе смоленских князей якобы с це­лью примирения. Прибывшие князья были схвачены и лишены своих владе­ний, и только одному Глебу был дан в княжение небольшой городок Полон- ное. Вместо изгнанных местных князей Рюриковичей Витовт поставил своих наместников Василия Борейковича и Ямонта. С этого момента начались актив­ные целеустремлённые нападения Великого князя Литовского на юго-запад­ные земли русских князей. Начал он со своих родичей. Первым пострадало Витебское княжество Свидригайла, потом, после смерти двоюродных брать­ев Вигунда и Нариманта Ольгердовичей, он забрал себе их земли. Дальше — больше: аннексировал у Скригайло Киевское княжество, у князей Кариатови- чей — Подольскую землю, у Дмитрия Корибута — Северское княжество... Ап­петит его рос не по дням, а часам.

Василий Дмитриевич, хотя его и расстроил дерзкий захват Смоленска Ви­товтом, не мог выступить против своего тестя, не имея достаточных для по­беды сил. Он также понимал, что на западе ему не удастся расширить поле деятельности. Он знал о планах своего тестя по объединению территории бывшей Киевской Руси в одно государство. Витовт желал вырвать из объятий Польши все западные русские земли, а из объятий Золотой Орды — все вос­точные русские земли. Не единожды тесть предлагал объединиться с ним в походе против татар. Но умный князь Московский осознавал, что усилив­шийся великий правитель Литвы не пощадит Москвы и подомнёт в своём вла­столюбии её территорию. Не для того по крохам собирали Московское княже­ство его предки, чтобы стало оно частью Литовского, которое к тому времени называлось так:        Великое княжество Литовское, Русское, Жемайтское (по имени племени жмудь. — Авт.) и всех прочих. Конечно, он соглашался с дерзкими идеями своего тестя по уничтожению Золотой Орды, но уклонял­ся от присоединения своих сил к литовско-русским походам. Не имея воз­можностей самому воевать против Витовта, он вынужден был отмалчиваться до поры до времени. За эту осмысленную тактику сдерживания своих поры­вов его упрекали многие историки. На самом деле это была вынужденная так­тика реального жизненного выжидания своего выхода на историческую сцену. Таких редких политиков, как Василий Дмитриевич, очень справедливо оха­рактеризовал Николай Михайлович Карамзин:  “Смелость оправдывается только успехом; безвременная неудача губит державы — и часто благодар­ность Отечества принадлежит тому, кто без крайности не держал опасности, не искал имени великого”. Потомки князя смогли понять его поступки, ибо они знали то, о чём не могли ведать современники: на восточном горизонте замаячило новое великое нашествие. И оно грозило быть более разрушитель­ным, нежели Батыево!

Притянул к себе эту беду хан Тохтамыш. Как он возник на политическом горизонте Золотой Орды? Будучи по рождению чингизидом, он принадлежал к потомкам Тукай Тимура, тринадцатого сына Джучи, и потому имел право на трон в улусах, созданных его великим предком. В начале своей карьеры Тох­тамыш служил полководцем у своего родственника Урус-хана, о котором мы говорили выше. Последний был ханом Синей Орды и в тот момент воевал с эмиром Тимуром (Тамерлан, Тимурленк — хромой Тимур. — Авт.). Когда Урус-хан ушёл в поход против Тимура, Тохтамыш, тайно получив военную поддержку от эмира, напал на столицу Урус-хана город Сугнак (на территории нынешнего Казахстана). Но неожиданно для себя был разгромлен и чудом спасся от гибели. Воины Тамерлана вытащили раненого Тохтамыша из реки, обогрели и доставили в ставку эмира в Самарканде. Появление беглеца в став­ке Тимура накануне войны с Урус-ханом было весьма кстати. Тамерлан, как всякий восточный правитель, любил выполнять свои планы методом привлече­ния обиженных своими врагами. А Тохтамыш был сыном Туи-Ходжи-оглана, правителя Мангышлака, казнённого Урус-ханом за неповиновение. И потому Тамерлан оказал изгнанному воину пышный приём и поддерживал его в борь­бе с Урус-ханом до тех пор, пока Тохтамыш не встал во главе Золотой Орды.

Сам Тимур, вопреки утверждению некоторых историков, не был чинги­зидом. Он родился в монгольском тюркизированном племени барлас в се­мье бека Таргая, получил религиозное образование. Военачальники, видя его незаурядное умение управлять войсками, избрали Тимура “великим эмиром” и доверили ему быть единоличным правителем Мавераннахра со столицей в Самарканде. Женившись на дочери эмира Хусейна, чингизида, Тимур стал величаться гураганом (зятем хана). Мы помним о том, что и Ма­май был гургеном.

Это было время, когда стала разрушаться империя Великого Могола. Ма­лочисленные монгольские племена подпадали под влияние культуры много­численных тюркских народов и постепенно перерождались. Тимур был сме­лым и расчётливым воином, сумевшим создать свою армию, состоявшую из наёмников-профессионалов. Он оснастил её даже огневым оружием — вели­кой редкостью для воинских отрядов народов Востока. Он прекрасно говорил на персидском языке, одном из благородных языков мира, был начитан, знал восточную поэзию и сам был мудрым поэтом. Он говорил, что “благоразумие завоёвывает царства, не поддающиеся мечу”. Своими завоеваниями на Вос­токе Тимур создавал новое государство. У него была навязчивая идея постро­ить свою империю, в которой он правил бы единолично. “Всё пространство на­селенной части мира, — говорил он, — не стоит того, чтобы иметь двух царей”.

Но этой мечте помешал его бывший офицер, ставший ханом Золотой Ор­ды. У Тохтамыша были свои запредельные планы, и империи Тамерлана ме­ста в них не было. Первым его шагом после невероятной удачи с покорением Москвы было нападение на Хорезм, но оно закончилось неудачей. Выждав время и основательно подготовившись, зимой 1385-1386 годов Тохтамыш за­хватил Тебриз, пообещав жителям города, как и москвичам три года назад, мир и согласие. Но войдя в город, он поступил так же подло и жестоко. Го­род был разграблен и разрушен так же тщательно, как Москва. Этот набег раскрыл Тимуру глаза на серьёзность опасности, угрожающей ему со стороны Золотой Орды. Как только Тохтамыш ушёл на север, Тимур с сильной армией появился в Азербайджане. Зимой 1386-1387 годов в Дагестане передовые от­ряды Тимура вступили в битву с армией Тохтамыша. Хан приказал отступить.

Кстати, именно в то время, воспользовавшись походом Тохтамыша на Восток, бежал из своего плена юный княжич Василий Дмитриевич.

На следующий год Тохтамыш решил повторить своё нападение. Вот как об этом говорит оригинальное мусульманское сказание: “Рассказ о выступле­нии Тимура на войну против Токтамыш-хана и об одержании победы при по­мощи Божией”.

“Так как злая судьба, которую непреложное перо начертало на челе несча­стий и бедствий, привела Токтамыш-хана к тому, что он, забыв все милости и попечения Тимура, отважился на неблагодарность, то он собрал со всего улу­са Джучи, доставшегося ему лишь благодаря помощи и содействию Тимура, огромное войско... С такою неподдающейся счёту армией, превосходившей число древесных листьев и дождевых капель, в конце 790 года (1 января — 30 декабря 1388 года. — Авт.), соответствующего году крокодила, вначале зи­мы двинулся он против Тимура...”

И далее с замечательной образностью описывается битва и разгром про­тивника. Несмотря на подобные поражения, Тохтамыш постоянно набегал (чаще всего, когда Тимур был в походах) на земли империи и грабил города и кишлаки. Конечно, великий эмир Самарканда понимал, что победить врага можно только на его территории. Но перед этим нужно было уничтожить его союзников. Тамерлан последовательно разгромил войско Хорезма, букваль­но сравнял с землёй Ургенч и разбил кыпчакскую орду, входившую в состав Золотой Орды. На следующий год он напал на владения узбеков, которые были союзными этому государству. И только в 1391 году двинулся со своей армией на Волгу. Тамерлан собрал лучшие свои силы в мощный кулак. Он по­нимал, что прокормить войско ещё можно, охотясь на степных зверей, а ко­ней — невозможно, ибо в таком долгом походе корма не напастись. Но и здесь ум его нашёл талантливый выход. Час похода был пробит тогда, когда трава зазеленела и стала в росте своём продвигаться медленно на север. Вместе с зелёной весной двигалось и мощное войско Тамерлана.

Понятно, что Тохтамыш не ожидал такого “коварства” от Тамерлана и был застигнут врасплох. Он стал спешно собирать свои отряды. Просил хан о по­мощи и Великого князя Московского. Со своим отрядом Василий Дмитриевич участвовал в походе против войск Тамерлана на берега Сыр-Дарьи. Когда князь Московский увидел поражение Тохтамыша, то он вспомнил обман жите­лей Москвы и последующее разрушение родного города в 1382 году и без со­жаления развернул свой отряд в низовья Камы. Вовремя перейдя на правый берег, он избегнул поражения. Кстати, суздальским отрядом в этом долгом походе командовал Великий князь Борис Константинович Нижегородский. По­ражение золотоордынских войск на реке Кондурче (приток Волги) в 1391 году было неминуемо. В этой битве Едигей, зять Тохтамыша, изменил своему ха­ну и перешёл к Тамерлану вместе со своими воинами. Но Тохтамыш и на этот раз сумел избежать плена. В гневе своём за предательство Едигея, назло сво­ей дочери Джанике-ханум, он убил её мать, свою супругу — ханшу Тогай-бек.

Арабский историк Низам-ад-дин-Шами так описывал происшедшее сра­жение: “Взвилась на воздух пыль от копыт и лилась кровь от мечей. Кони смерти не переставали носиться и крутиться, и погрузились в море крови все — и знатные, и простые. Длился этот рой и погром три дня. Пыль и кровь застилали очи бившихся, и казалось им, что земель стало шесть, а небес, как морей, восемь”.

В итоге произошедшего стало ясно, что Тамерлан не смог окончательно победить своего противника и противостояние двух самолюбивых полковод­цев продолжается. Тохтамыш вернулся в Сарай. Мурзы, изменившие ему, вернулись к хану. Тот, желая удержать их, дал им привилегии. В последую­щие годы Тохтамыш снова окреп на всей территории Золотой Орды. Подби­рая себе союзников, хан в 1393 году обратился к польскому королю Ягайле. Высылая ему ярлык, он сообщает: “Бог нас пожаловал опять, наших непри- ятелей-врагов дал нам всех в наши руки. Мы их казнили так, что опять не бу­дут нам пакостить...”, — и просит “брата Ягайло” заключить с ним не только военный союз, но и надеется на восстановление торговых отношений между государствами “без приим”, то есть без пошлин.

Есть в этом послании и любопытная деталь. Хан просит Ягайлу собрать выходы с “подданных нам волостей”, захваченных Литвой, и вручить “идущим послам для доставления в казну”. Это красноречиво говорит о том, что литов­цы всё-таки платили тогда дань с Киева, Подолии и некоторых других запад­норусских районов Золотой Орде. В следующем 1394 году послы Тохтамыша побывали даже у египетского султана Фарадта, но сведений об этих перего­ворах не имеется. Был заключён договор о помощи и с турецким султаном Ба- язетом. Известно также, что союзнические отношения были налажены и с ца­рём грузинским.

Собрав за три года огромное войско и обучив его, амбициозный Тохтамыш решил продолжить войну с империей Тамерлана. Уже осенью того же года, пройдя по кромке Каспийского моря мимо Дербента, его войска появились в районе Ширвана (северный Азербайджан. — Авт.], жестоко воюя с населе­нием. Тимур потребовал, чтобы Тохтамыш признал его власть над этой терри­торией, но тот не согласился. Когда же своими военными действиями хан по­казал неукротимый и дерзкий характер, великий эмир вынужден был ответить ударом на удар. 15 апреля 1395 года в долине реки Терек завязалось крупней­шее из сражений того века. Две армии, насчитывавшие более двухсот тысяч че­ловек каждая, схлестнулись в яростной атаке. Пробив центр войска Тохтамыша, воины Тимура в горячке боя вырвались вперёд, но неожиданно были атакова­ны свежим отрядом татар. В критической обстановке боя великий эмир пока­зал хладнокровие и умение биться с врагами. Его богатыри, создав оборону из татарских телег, дождались подкрепления. В кровопролитной битве войско Тохтамыша было разбито, победителю достались несметные сокровища хана, как и после победы на реке Кондурче. Сам Тохтамыш бежал в Литву. После не­большого отдыха отряды Тамерлана огнём и мечом прошлись по территории Золотой Орды, уничтожая селения, разрушая города, в том числе и столицу Золотой Орды Сарай-Берке, основанную внуком Чингисхана и братом Батыя ханом Берке. Великий воин Тамерлан нанёс поволжскому государству такие раны, от которых ему уже невозможно было подняться на ноги. Но агония его продолжалась ещё восемьдесят лет, пока внук Василия Дмитриевича Иван III Великий не покончил с ним окончательно у чистых вод реки Угры.

Великий князь литовский с распростёртыми объятиями встретил бывшего хана Золотой Орды и его сильно поредевшую армию. Его не смущало сего­дняшнее положение Тохтамыша. По себе он знал, что время переменчиво. К тому же у литовского полководца были далеко идущие планы по использо­ванию способностей бывшего татарского повелителя. Он отдал ему в качест­ве резиденции красивый замок в Лиде.

За грозными событиями века с тревогой следили в Москве. Василий Дми­триевич и митрополит Киприан готовились к нашествию азиатского полковод­ца на русские земли. В течение летних месяцев было собрано войско для от­пора армии Тамерлана. Василий I, оставив в столице сильный гарнизон под руководством великого воина Владимира Храброго Донского, основные силы сосредоточил в Коломне ещё в начале августа. По западному берегу Оки мож­но было быстро организовать заслон от нападения неведомого эмира. Моск­вичи знали, что азиаты разгромили Елецкое княжество, подчинённое Золотой Орде, и тревожно ожидали похода их на Москву. Тимур, в свою очередь, раз­решив грабить окрестности, ждал от своих разведчиков вестей о положении русских северных земель. Получив сведения, он решил, что лучше вернуться с награбленным добром на родину, нежели искать удачи в неведомой стране, одолевшей полководца Мамая и уже готовой сразиться с ним самим. К то­му же интересы Тамерлана лежали не в северной, а юго-восточной стороне.

Сделав вид, что начинает наступление на Москву, Тамерлан разворачи­вается и уходит в сторону Крыма в надежде пограбить богатейших купцов Азо­ва и Кафы (Феодосии). Возможно, что его разведчики доложили о движении войска Витовта на помощь своему зятю. Возможно, на это решение повлияло восстание на Кавказе среди черкесов, татар и осетин. Возможно влияние не­бесных сил, ибо именно в этот благословенный день Успения Богородицы москвичи встретили образ Владимирской иконы Пресвятой Богородицы, при­несённый из Владимирского кафедрального собора по просьбе митрополита Киприана и Василия Дмитриевича. Это была та чудотворная икона Богороди­цы, которую князь Андрей Боголюбский, основатель Залесской Руси, в 1155 году по пути во Владимир забрал из Вышгородского монастыря. По преданию, она была написана евангелистом Лукой и вывезена им из Кон­стантинополя. Торжественная встреча духовно повлияла на жителей столицы великого княжества. Такой поворот событий был для Московской Руси спаси­тельным: участь великого погрома на этот раз миновала Москву. Великого князя устраивало сложившееся положение на Волге. После разгрома Золотой Орды он перестал присылать в Сарай дань. Деньги нужны были и в москов­ском хозяйстве: в 1395 году сгорело несколько тысяч домов на посаде (буду­щий Китай-город). И пять лет назад тоже “сгоре неколико тысяч дворов”. По­сле этого пожара Василий Дмитриевич задумал построить укрепление перед посадом. Летописец записал так: “Замыслиша ров копати и почаша с Кучкова поля (от Сретенского монастыря), а конец в Москва-реку, шириною в сажень, а глубиною в рост человека”. И далее с большим сочувствием к горожанам продолжал: “Много бысть убытка людям, потому что поперег двора копаша и много хором размоташа”, то есть было разрушено.

А впереди русичей-московитов ожидали новые испытания.

Вскоре в растерзанной погромами Тимура Золотой Орде появились два властителя, бывшие офицеры, воевавшие в армии завоевателя. Один из них — царевич Корейчак — был сыном Урус-хана, потомком Чингисхана, а дру­гой — Едигей Мангит — был мурзой. Полководец Едигей не был чингизидом, поэтому после ранней смерти царевича предложил Темир-Кутлугу, двоюрод­ному брату Корейчака, стать новым ханом. Узнав об этом, Тохтамыш пытался вернуться на трон в Сарае, но Темир-Кутлуг разбил его войско. Едигею же, который был владетельным ханом Ногайской Орды (от него пошёл род рус­ских князей Юсуповых. — Авт.), он предложил стать правителем двора (гла­вой правительства). Подобный ход событий не устроил Витовта, который хо­тел вернуть власть в Золотой Орде своему ставленнику Тохтамышу. Великий князь Литовский стал собирать армию для вторжения. Узнав об этом, Темир- Кутлуг потребовал от Витовта выдачи бывшего хана. Витовт отверг его требо­вание и ускорил сбор войска для нападения на Сарай.

Василий I знал об этих приготовлениях, догадывался о конечных резуль­татах этой авантюры своего тестя, даже поддержал его мысль о возврате на трон Золотой Орды Тохтамыша, но участвовать не стал. Он берёг своих вои­нов и не хотел, чтобы они погибали на чужих полях за чужие интересы. Впро­чем, у него и своих забот хватало. После коварного захвата Смоленска в 1395 году Витовт стал внимательно присматриваться к Великому Новгороду. Его давно привлекал этот богатый город, но и раздражал своей независимо­стью, особенно дружбой с немецкими торговыми городами. При встрече Ви­товта и Василия в Коломне они договорились убедить новгородцев разорвать отношения с немцами. Московский князь выслал своих послов, но гордые новгородцы отделались посланием: “Господин великий князь, у нас с тобой мир, с Витовтом — иной, и с немцами — иной”. В 1397 году началась война: москвичи захватывали новгородские земли, новгородские воеводы грабили и сжигали великокняжеские Белозерскую и Кубенскую волости, Вологодскую землю, Белоозеро и Устюг...

В общем, повоевали от души. А потом прислали послов в Москву для за­ключения мира “по старине”. Василий Дмитриевич согласился на этот мир, поскольку он уже не доверял тестю. Для него не стало новостью недавнее за­ключение обоюдовыгодного договора Витовта с магистром Ливонского орде­на. Литовский князь обещал помочь ордену в нападении на Псков, а тот обе­щал поддержку в захвате Новгорода. Летописец так описал мысли великого князя литовского: “Похвалялся Витовт, говоря: пойдём и победим царя Темир Кутуя, возьмём царство его, посадим на нём царя Тохтамыша, а сам сяду на Москве, на великом княжении, на всей русской земле”.

Тучи над головой Великого княжества Московского стали снова сгущать­ся. Но, как говорится в народе, “не было бы счастья, да несчастье помогло”. Витовт, собрав стотысячное войско, пошёл войной на Золотую Орду. Он был в полной уверенности, что победит. Но Господь не любит самомнительных. В августе 1399 года у реки Ворсклы мощная армия Витовта, состоявшая из от­борных полков Киевского, Смоленского, Волынского, Рыльского и других юго-западных русских (белорусских) воинов, большого польского отряда с пушками, а также из немецких рыцарей, татар Тохтамыша и литовцев, потер­пела жестокое поражение от умелых татарских полководцев Темир-Кутлуга и Едигея. В этом великом сражении, равном по масштабу Куликовской бит­ве, погибли участники её Андрей и Дмитрий Ольгердовичи, знаменитый вое­вода Боброк-Волынский, а также князь Смоленский Глеб Святославович, князь Киевский Иван Борисович и другие выдающиеся витязи. Победителям достался княжеский обоз с несметными богатствами. Литовский князь и Тох­тамыш позорно бежали. Татары гнались за ними до самого Киева. Горожане, чтобы татары не уничтожили город, откупились традиционными тремя тысяча­ми рублей. А Витовту пришлось заплатить победителям ещё и требуемую ими сумму от себя. Таким образом, мечта литовско-русского князя стать объеди­нителем всех русских земель вокруг Вильно не состоялась. Победа Золотой Орды лишила Витовта выхода к Чёрному морю. Один из пунктов договора с Едигеем был самый унизительный: выдворение Тохтамыша с территории Великого княжества Литовского и Русского. Но Витовт не был бы великим де­ятелем Западной Европы, если бы отказался от всех амбициозных планов. Именно думая о них, стратег, подготавливая будущее, вскоре заключил с новгородцами мир, как и зять его, по старине. А на следующий год состо­ялась Виленская уния — формальное включение Литвы и её владений в состав Польского королевства. На самом деле это была дипломатическая ловушка: Витовт и его подданные были вынуждены принести письменное обещание о верности Польше. И хотя он был признан Великим князем литовским, но все переданные ему во владение земли, в том числе завоёванные им, после его смерти отходили к действовавшему королю и королевству Польскому...

Не прошло и пяти лет, как Витовт почувствовал снова в себе силу и креп­ко взялся за восстановление своего достоинства. В 1405 году он вернул под свою власть Смоленск, который выскользнул из его рук, и снова занял Вязь­му. После этого он захватил малые княжества Перемышльское, Новосильское, Одоевское, Воротынское, которые располагались в верховьях Оки... Васи­лий I, понимая, чем эти захваты грозят его княжеству, объявил войну тестю. Переговоры состоялись под Можайском и закончились перемирием. Трижды Великий князь Московский выводил своё войско по просьбе Пскова и Новго­рода против Витовта: первый раз — в 1406 году близ Крапивны, второй раз — в 1407 году у Вязьмы и, наконец, — против Витовта с Ягайло в 1408 году на ре­ке Угре). К счастью, до кровопролитной битвы дело ни разу не дошло. А река Угра, где был заключён вечный мир, стала узаконенной границей между Лит­вой и Русью. Пройдёт ещё 72 года, и при внуке Василия I Иване Васильеви­че III Великое противостояние на Угре хану Ахмату станет символом оконча­тельной независимости России от наследников Золотой Орды.

Но перемирие — это не мир. Чтобы обезопасить Москву от притязаний Ви­товта, Василий Дмитриевич пригласил к себе младшего брата польского коро­ля Ягайло Свидригайло Ольгердовича, который враждовал с великим князем Литвы Витовтом. На тот момент Свидригайло был владетелем Чернигово-Се- верского княжества со столицей в Брянске. В 1408 году он с большой свитой князей и православных священников приехал в Москву к Василию I и получил от него ряд городов “на кормление”: Владимир, Переяславль-Залесский, Юрьев-Польский, Волок-Ламский и Ржев, а также половину Коломенского кня­жества. Но ему не повезло: в том же году эти города были разорены ордынца­ми во время нашествия Едигея на Москву. В следующем году Свидригайло, по сообщению летописца, “от тех Едигеевых татар утомился зело” и вернулся в Литву. Витовт продолжал своё политическое давление на Василия Дмитрие­вича, заключая договора против него с враждебными Москве княжествами Тверским, Рязанским и Пронским, вмешивался в дела Новгорода и Пскова.