История и мы

Прибалтика во Второй мировой

НАКАНУНЕ ВОЙНЫ

 

Тезис о советской оккупации Прибалтики сегодня стал чуть ли не аксиомой. Однако, если поднять статистику за вторую половину 1940-го — первые месяцы 1941 года, придётся признать: то была, наверное, самая необычная “оккупация” в мировой истории!

В новые советские республики стало поступать сырье, необходимое для ускоренного развития промышленности (железо, уголь, горюче-смазочные материалы и т. д.). Одновременно прибыли квалифицированные специалисты для налаживания новых видов производства. В этих условиях промышленность росла невиданными темпами. К примеру, в 1940 году в Латвии промышленное производство выросло на 21% по сравнению с 1939 годом.

В результате подъема производства число рабочих в промышленности Литвы выросло за год (июль 1940-го — июнь 1941 года) с 43 тысяч до 72 тысяч чело­век, или на 67,4%. Если в июле 1940 года в Литве насчитывалось 70 тысяч без­работных, то к 9 мая 1941 года 55 800 из них были обеспечены работой. Оста­­вавшиеся полу­чали высокие пособия. Экономический рост в Эстонии привел к нехватке рабочей силы. В 1941 году эстонские биржи труда были закрыты из-за ликвидации безработицы.

В новых республиках были установлены советские нормы охраны труда. Были введены 8-часовой рабочий день и оплачиваемые отпуска. Заработки женщин и мужчин уравнены. Уже в июле и августе 1940 года заработная плата была повышена низкооплачиваемым трудящимся. Доходы промышленных рабо­чих выросли в три раза. С 1 января 1941 года многодетные семьи стали получать пособия. В городах были заметно снижены квартплата и оплата комму­нальных услуг. В конце 1940 года медицинское обслуживание стало бесплатным.

Радикальные преобразования осуществлялись на селе. Была установлена мак­си­мальная норма землепользования в 30 га. Земли, превышавшие эту норму, передавались в государственные земельные фонды. Значительная их часть перераспределялась среди безземельных или малоимущих, имевших не более 8 га.

 Новоселам выделяли наделы в пределах 10 га. В Литве землю получили 7099 батраков, 13008 безземельных крестьян, 7274 мелких арендатора, 3178 сель­­­ских ремесленников. Прибавку к своим участкам получили 41906 малозе­мельных крестьянских хозяйств. Нуждающимся выделяли кредиты для обзаведе­ния сель­скохозяйственным инвентарем и семенами.

 В Латвии землю раздали 51762 безземельным крестьянам. 63% новых хозяев были батраками и сельскохозяйственными рабочими, 37% — аренда­торами. Аналогичные преобразования проводились в Эстонии.

Были приняты меры для быстрого развития образования всех видов. К 1941 году в Литве имелось 186 тысяч неграмотных и 228 тысяч малограмот­ных в возрасте от 14 до 50 лет. Для распространения грамотности были созданы             8 на­род­ных университетов, а также школы, курсы, охватившие 120 тысяч человек.

Нет сомнения в том, что от этих экономических и социальных мероприятий выиграла значительная часть трудящихся города и деревни, особенно бедные и малоимущие. В то же время реформы вызывали яростное недовольство крупных промышленников и торговцев. Они переводили капитал за рубеж и прекратили пополнять товарные и производственные запасы. Сразу же после июньских событий началась ажиотажная скупка товаров и спекуляция ими. А вслед за этим возникли перебои в снабжении рядом продуктов.

 Сопротивление оказывалось и аграрной реформе. Богатые землевладельцы прибегали к фиктивным разделам хозяйств между своими родственниками. С помощью угроз, запугивания, распространения провокационных слухов они старались удержать батраков и крестьян-бедняков от подачи заявлений на получение земли. Кое-где владельцы крупных хуторов стали разбазаривать или уничтожать скот, сельскохозяйственный инвентарь и урожай.

В то же время некоторые стороны новой жизни вызывали недовольство и среди тех, кто на первых порах горячо поддерживал свержение прежних режимов. Поскольку в условиях предвоенного 1940 года в СССР были приняты жесткие меры борьбы с нарушениями трудовой дисциплины, они были рас­пространены и на Прибалтику. Как отмечали американские историки Р. Мисиунас и Р. Таагепера, на ряде предприятий происходили выступления рабочих против новых порядков. Так, в декабре 1940 года сотрудники фабрики “Красный Крулл” в Таллине объявили трехдневную забастовку протеста против нехватки товаров, жесткого распорядка труда и сверхурочных работ. Рабочие добились двух­дневных рождественских каникул, которые к этому времени были повсеместно упразднены.

Хотя, как свидетельствовали Р. Мисиунас и Р. Таагепера, в Прибалтике “цер­ковь не трогали”, были отменены религиозные праздники. “Начались втор­жения в церковные службы “атеистических бригад”, очевидно, перевыполнявших свои планы”. В ответ многие католические священники развернули антисо­ветскую пропаганду. К ним присоединилась и часть местной интел­лигенции.

Глухое сопротивление, переходившее в прямой саботаж, оказывали и многие государственные служащие, остававшиеся в системе управления со времен авторитарных режимов Пятса, Ульманиса и Сметоны.

Такая обстановка облегчала работу германской агентуры, активизировав­шейся по мере подготовки к войне против СССР. 17 ноября 1940 года в Берлине был создан “Летувю активисту фронтас” (Фронт литовских активистов, или ФЛА). Руководство ФЛА засылало своих агентов в Литву. Признавая эти факты, Р. Миси­унас и Р. Таагепера писали: “Фронт планировал восстание к моменту начала советско-германской войны. В 1941 году ФЛА насчитывал 36 тысяч человек. В марте 1941 года были созданы антисоветские подпольные центры в нескольких литовских городах”.

 Как сообщалось в “Истории Литовской ССР”, “весной 1941 года органы госу­дарственной безопасности раскрыли несколько гнезд гитлеровских шпионов и диверсантов, в том числе в частях 29-го (литовского) территориального стрелко­вого корпуса Красной Армии. За несколько дней до начала войны была обезвре­жена группа офицеров, поддерживавшая связь с Вильнюсским центром ФЛА”.

 Аналогичные меры осуществлялись и в других прибалтийских республиках. Леонид Барков в своей книге “В дебрях абвера” писал: “В 1940 году и первом квартале 1941 года советские органы государственной безопасности нанесли ряд чувствительных ударов по осевшей в Эстонии немецко-фашистской аген­туре… Чекисты в этот период ликвидировали также многие подпольные анти­со­вет­ские группы: “Легионерское движение Востока”, “Комитет спасения”, “Эстонская военно-разведывательная организация” и другие. И все же, несмотря на принятые меры, нашим органам государственной безопасности не удалось в полной мере очистить Советскую Эстонию от немецко-фашистских шпионов и диверсантов. Большая часть фашистской агентуры продолжала наносить ощутимые удары”.

Огрехи работы контрразведки были вызваны во многом тем, что работники НКВД, командированные из центра или спешно набранные из местного населе­ния, плохо владели обстановкой. Р. Мисиунас и Р. Таагепера имели основание писать о том, что “скорее всего, чиновники НКВД выполняли свою работу наугад... Главный порок НКВД... состоял в подготовке списков на основе плохой и не обязательно аккуратной системы разведки”.

Объясняя меры, принятые советскими властями для обезвреживания антисоветского подполья, авторы “Истории Литовской ССР” писали: “Активиза­ция контрреволюции потребовала от правительства Литовской ССР принятия самых решительных мер. За несколько дней до вероломного нападения гитле­ровской Германии на СССР часть контрреволюционных элементов была выслана за пределы Литвы, что ослабило, но не ликвидировало их полностью. Некоторые ярые контрреволюционеры успели укрыться и продолжали свою подрывную деятельность. Переселение классово чуждых элементов ввиду непосредственной угрозы войны было проведено спешно. Поэтому в число высланных попали и люди, чье поведение не требовало применения к ним такой меры”.

В современных публикациях, в том числе, к сожалению, и российских, дело представляют так, будто депортации начались сразу же после вступления совет­ских войск в Прибалтику. Дескать, большевики обнаружили “свое звериное нутро”. Возмутительная ложь! Аресты и депортации начались в ночь с 13 на 14 июня 1941 года — за неделю до нападения Германии на СССР. Совершенно очевидно: это была превентивная мера, призванная обезопасить ближние тылы советских войск накануне возможного вторжения. Из Эстонии было выслано 60 тысяч человек, из Латвии — 35 тысяч, из Литвы — 34 тысячи. Как писали Р. Мисиунас и Р. Таагепера, “членов семей разлучали. В то время как мужчин, которых считали арестованными, направляли в трудовые лагеря... женщин и детей просто ссылали... Депортации... усилили ненависть к режиму со стороны тех, кто в противном случае остался бы нейтральным”.

Теперь об этих событиях постоянно говорят в Прибалтике, когда выдвигают требования к России о компенсации за “оккупацию”. Однако в ту пору они не привлекли внимания мирового общественного мнения. Это не удивительно, так как подобные массовые аресты и ссылки в лагеря “подозрительных лиц” осуществлялись в то время повсеместно в Европе. Сразу же после начала гитлеровского блицкрига в мае 1940 в Голландии, Бельгии, Франции развер­нулись повальные аресты среди тех, кто вызывал у полиции сомнения в их благо­надежности.

Утром 10 мая в Голландии было арестовано 2300 человек, обвиненных в пособничестве с Гитлером. На самом деле большинство из них были политичес­кими эмигрантами из Германии. Аресты дали толчок к развитию массовой шпиономании. В это время в Голландии, как писал американский историк Луи де Ионг, “всякий считал себя вправе задержать любого подозрительного немца”. По словам очевидцев, “в эти пять дней разыгрывались жуткие сцены. Некоторых арестованных расстреливали конвоировавшие их солдаты”.

Аресты нескольких тысяч человек были произведены 10 мая 1940 года и в Бельгии. Как свидетельствовал де Ионг, “через несколько дней развернулась новая огромная волна репрессий, главным образом под влиянием настроений возбужденного населения; в результате дополнительных арестов многие тюрьмы вскоре оказались переполненными... Одновременно было принято решение вывезти (предосторожности ради) наиболее опасных из подозрительных лиц на территорию Франции... Большинство из них являлось немецкими поддан­ными, среди которых имелось много евреев”. Вызывали подозрения любые иностранцы: “поляки, чехи, русские, канадцы, итальянцы, французы”.

Высланные испытывали в пути немалые страдания. Де Ионг писал: “Запер­тые в вагонах с надписями “члены пятой колонны” и “шпионы”, люди лишь время от времени получали немного воды; раз в сутки им выдавали по куску хлеба. Стояла невыносимо жаркая погода. В пути несколько человек умерло, одна женщина родила. На станции Тур перед эшелоном с арестованными, который остановился напротив здания вокзала, собралась возбужденная толпа. “Нефти, — кричали из толпы, — дайте нам нефти, чтобы облить ею и сжечь подлецов; надо уничтожить эту нечисть!” Из 2000 немецких подданных, выве­зенных из Бельгии во Францию… “двадцать один человек был убит или умер в результате плохого обращения”.

Наконец, после многих дней мытарств заключенные прибыли в район концентрационных лагерей у предгорьев Пиринеев. Эти лагеря и без того уже были заполнены до отказа, так как во Франции десятки тысяч людей были к этому времени арестованы по подозрению в принадлежности к “пятой колонне”.

Уже в сентябре 1939 года все немецкие подданные, проживавшие во Фран­ции, были интернированы. Среди них были и 30 тысяч лиц, бежавших от пресле­дований из нацистской Германии. В один из подобных лагерей бросили видного писателя и антифашиста Лиона Фейхтвангера. Свои злоклю­чения он описал в книге воспоминаний “Чёрт во Франции”.

Даже в странах, не подвергшихся вторжению германских войск, царили панические настроения. Естественные в условиях войны повышенные меры по охране безопасности страны после начала гитлеровского блицкрига сменились массовой шпиономанией. Если осенью 1939 года в Англии были интернированы 600 “ненадежных” иностранцев, а в мае 1940 года — около 3 тысяч человек (которые в 1939 году еще не считались “подозрительными”), то в июне — свыше 50 тысяч человек (практически все иностранцы). Многих из них затем вывезли в лагеря в Канаду. Часть судов, которые перевозили людей через океан, были потоплены немцами.

Хотя массовые депортации 1941 года в Прибалтике были осуждены еще при Советской власти, никто и никогда не осудил огульные аресты и расправы над людьми 1939—1940 годов в Великобритании, Франции, Бельгии и в Голландии. Никто не требовал и компенсации за тогдашние репрессии.

Позже аналогичные события разыгрались и в США. Вскоре после нападения Японии на Пёрл-Харбор в Америке развернулась истерическая кампания с требованием немедленного ареста всех граждан японского происхождения. В феврале 1942 года в течение недели 120 тысяч человек, чьи предки давно покинули Японию, были отправлены в “центры перемещения”, расположенные в горных штатах (Вайоминг, Монтана, Айдахо), где они и пробыли в тяжелых условиях всю войну.

  Однако все эти события не произвели глубокого впечатления на современ­ников, потрясенных в годы войны значительно более масштабными злодеяниями гитлеровцев. К лету 1941 года немцы уже второй год осуществляли политику геноцида в отношении польского населения. В своей беседе с корреспондентом “Фёлькишер беобахтер” Клайссом 6 февраля 1940 года Г. Франк объяснял, чем отличается жизнь в “протекторате Богемия и Моравия” от Польши, превра­щенной в генерал-губернаторство: “Образно я могу об этом сказать так: в Праге были, например, вывешены красные плакаты о том, что сегодня расстреляно  7 чехов. Тогда я сказал себе: “Если бы я захотел отдать приказ о том, чтобы вывеши­вали плакаты о каждых семи расстрелянных поляках, то в Польше не хватило бы лесов, чтобы изготовить бумагу для таких плакатов”.

  Франк не преувеличивал. Уже к концу 1939 года в Польше было уничтожено свыше 100 тысяч человек. На территории Польши были созданы лагеря смерти: Освенцим, Майданек, Треблинка и другие. К концу своего хозяйничанья немцы уничтожили около 6 миллионов поляков.

А вскоре гитлеровская политика массовых репрессий и геноцида стала осуществляться и на прибалтийской земле. При этом активную помощь в реали­зации этой политики оказывали местные сторонники германских оккупантов.

 

НАШЕСТВИЕ

 

Великая Отечественная война, начавшаяся 22 июня 1941 года, стала тяжелей­шим испытанием для всех народов СССР. Удары, нанесенные нашей стране гитлеровской Германией, были усилены вероломными действиями подпольных националистических формирований, вступивших в сговор с германским фашиз­мом. В “Истории Литовской ССР” сказано: “Националистическое руководство ФЛА накануне… войны перебрасывало в Литву своих эмиссаров и диверсантов, обученных в специальных гитлеровских школах. К ним присоединялись участники банд, созданных ещё до войны подпольными центрами ФЛА в Вильнюсе, Каунасе и других местах Литвы. Начиная с рассвета 22 июня, банды буржуазных националистов нападали на мелкие группы красноармейцев, обстреливали отряды милиции и советско-партийных работников, убивали новоселов, советских активистов, нарушали нормальную работу связи и транспорта”.

23 июня отряды ФЛА захватили радиостанцию Каунаса. По радио прозвучал призыв ко “всем национальным силам” придти на помощь германским армиям, было провозглашено “восстановление независимости Литвы и создание вре­менного правительства” во главе с клерикальным деятелем Юозасом Амбазеви­чусом. Вооруженные выступления против Советской власти происходили и в других частях Литвы. Утверждается, что в них приняло участие около 100 тысяч человек. Мисиунас и Таагепера писали: “25 июня вермахт вошел в Каунас почти парадным строем и обнаружил, что им управляет временное правительство”.

Ряд бывших латвийских военных подразделений выступил после начала войны в полном боевом порядке на стороне немцев. К моменту вступления немцев в Ригу были созданы две организации, претендовавшие на роль пра­вительства: Центральный организационный комитет за освобожденную Латвию и Временный государственный совет.

По мере того как германские части приближались к территории Эстонии, подпольные националистические формирования активизировали вооруженные действия против советских войск. Как отмечали Р. Мисиунас и Р. Таагепера, “некоторые из них насчитывали несколько сот человек и были организованы в довольно дисциплинированные части бывшими армейскими офицерами. В зна­чительной части южной Эстонии советская администрация была заменена эстонской за несколько дней и даже недель до прихода основных германских сил. Тарту оказался под полным или частичным эстонским контролем с 10 по 28 июля”. В Эстонии был создан самозванный совет, претендовавший на роль правительства. Его возглавил бывший премьер Улуотс.

Германское командование планировало с помощью своей “пятой колонны” в считанные дни окружить части Красной Армии в Прибалтике и уничтожить их. Несмотря на вероломство нападения Германии и удары в спину, которые наносила тайная агентура Германии в Прибалтике по советским войскам, с первых же дней войны бойцы Красной Армии при поддержке местного населения давали отпор агрессорам и их сообщникам. С 22 июня вступили в сражение с врагами бойцы 29-го (литовского) территориального стрелкового корпуса. После отступления из Литвы бойцы корпуса продолжали сражаться за пределами своей родной республики. Лишь после двух месяцев упорных боев, в течение которых корпус понес значительные потери, он был отведен на перефор­мирование. Затем оставшиеся от корпуса 3 тысячи бойцов вошли в состав вновь образованной 16-й литовской дивизии.

С 30 июня в бои против наступавших немецко-фашистских войск вступили бойцы латышского территориального корпуса, созданного в августе 1940 года. Несколько тысяч граждан Латвии вступили в ряды добровольческих и рабочих полков. Созданный в эти дни латышский добровольческий истребительный полк 18 июля 1941 года был назван “1-м латышским стрелковым”. Затем был создан и 2-й латышский стрелковый полк.

Упорно защищали Советскую Родину и эстонские красноармейцы. Одним из первых Героев Советского Союза после начала Великой Отечественной войны стал заместитель политрука радиороты 415-го батальона связи А. К. Мери, защи­щавший со своей частью станцию Дно.

С начала августа вместе с частями Красной Армии в обороне столицы Эстонии приняли участие рабочие Таллина, сформировавшие добровольческие полки. В боях за Таллин погиб председатель Президиума Верховного Совета Эстонской ССР И. Лауристин.

Несмотря на героизм защитников столицы Эстонии, противник прорвался в город 26 августа. Но и после падения Таллина советские войска продолжали оборону на островах Моонзундского архипелага. Героическая оборона острова Сааремаа (Эзель) продолжалась до 5 октября, а острова Хийумаа (Даго) — до 18 октября. Планы гитлеровского командования, предусматривавшие окружение советских войск в Прибалтике и их быстрый разгром, были сорваны. Однако после упорных боев, продолжавшихся до глубокой осени, вся Прибалтика оказалась под властью оккупантов.

 

ПОД ВЛАСТЬЮ СВАСТИКИ

 

В первые дни после начала оккупации представители классов и слоев населения, пострадавших от национализации и аграрной реформы, а также те, чьи родственники были огульно репрессированы, приветствовали приход оккупантов. 11 июля 1941 года от имени латвийского народа была направлена теле­грамма Гитлеру с выражением благодарности за “освобождение” и изъяв­лением готовности служить делу строительства “новой Европы”.

Однако оккупанты не были намерены предоставлять покоренным землям хотя бы видимость свободы и независимости. Хотя “правительство” И. Амбра­зявичуса успело выпустить более 100 законов, оно было распущено немцами  5 ав­густа  1941 года. Были ликвидированы и другие “правительства”, созданные сто­рон­ника­ми оккупантов в Прибалтике. Эстония, Латвия, Литва и Белоруссия были объеди­нены в рейхскомиссариат “Остланд” и превращены в “бецирки” (генеральные округа). Главой “Остланда” по приказу Адольфа Гитлера 1941 года был назначен рейхскомиссар Генрих Лозе. Его помощниками являлись гене­ральные ко­мис­сары “бецирков”: обергруппенфюрер СА К. Лицман — в Эстонии, Дрекслер — в Латвии, фон Рентельн — в Литве.

Еще до начала военных действий на советско-германской границе в нацист­ском руководстве были подготовлены планы эксплуатации Прибалтики и пора­бо­ще­ния ее населения. За несколько недель до начала осуществления плана “Бар­ба­росса” А. Гитлер назначил редактора центрального органа нацистской партии “Фёлькишер беобахтер” уроженца Прибалтики Альфреда Розенберга комис­­­саром по восточноевропейскому региону. Полученная им инструкция гла­си­ла: “Целью имперского уполномоченного для Эстонии, Латвии, Литвы, Бело­­рус­сии должно являться создание германского протектората с тем, чтобы впослед­ствии превратить эти области в составную часть великой германской империи путем герма­низации подходящих в расовом отношении элементов, колонизации пред­ставителями германской расы и уничтожения нежелательных элементов”. Генеральный план “Ост” предусматривал депортацию почти 50 процентов эстон­цев, всех латгальцев, более 50 процентов латышей, 85 процентов литовцев. Эстонцев, например, собирались выселять на берег Белого моря. Оставшаяся часть оценивалась в 1942 году Антропологической комиссией рейха расово нор­дической (а поэтому достойной германизации).

Официальным языком для делопроизводства во всех учреждениях “Остлан­да” был объявлен немецкий. В служебной переписке разрешалось употреблять лишь немецкие названия местных городов и поселков. От служащих требовали, чтобы они говорили только по-немецки.

Вскоре после оккупации началась колонизация Прибалтики. Был учрежден специальный орган — Ansiedlungsstab с центром в Каунасе, занимавшийся выселением местных жителей из их хозяйств и размещением немецких колонистов. Только в Литву прибыло около 30000 поселенцев из Германии. Тем, кто оседал в сельской местности, были переданы лучшие земли. Для немецких детей были созданы 29 школ и гимназия. Для немцев существовали особые суды. Для их обслуживания открывались специальные магазины и столо­вые, куда местному населению доступ был закрыт. Появились и железнодорож­ные вагоны с надписью “только для немцев”.

В ходе превращения Прибалтики в свою колонию оккупанты уничтожали национальную культуру ее народов. Закрывались театры, Дома культуры, клубы-читальни. Оккупанты разрушали систему образования в прибалтийских республиках. В 1943 году все высшие заведения в Литве были закрыты. Историк И. В. Добровольскас писал: “С началом оккупации гитлеровцы закрыли в Литве все русские школы, а формально разрешили продолжать учебу в литовских школах, но делали все, чтобы прекратилась и их работа. Они занимали помеще­ния школ под казармы, арестовывали учителей, разгоняли учеников”. В Литве германские войска и полиция заняли помещения 60% школьных зданий.

Было прекращено преподавание русского, английского и французского языков, а за их счет вводилось усиленное изучение немецкого языка. В гимна­зиях немецкому языку отводилось больше уроков, чем родному. Местному населению постоянно внушалась мысль о превосходстве германской культуры и второсортности культур прибалтийских народов. В школы Латвии была направлена в качестве циркуляра статья некоего немецкого искусствоведа, в которой “доказывалось”: “Всё, что имеется в Латвии в культуре и хозяйстве, достигнуто благодаря труду немецких завоевателей”.

В первые же дни оккупации были отменены законы о национализации и об аграрной реформе. Часть бывших владельцев промышленных и торговых предприятий получила назад свою собственность (четверть владельцев в Латвии и Эстонии и 4 процента в Литве), но большая часть денационализированной собственности была взята в руки вновь созданными германскими фирмами.

После оккупации Прибалтики на ее территории было создано сельско­хозяйственное общество “Остланд”, администрация которого находилась в Риге. Завладев обширными землями, сельскохозяйственными постройками и сельско­хозяйственным инвентарем, общество стало контролировать сельское хозяйство Прибалтики.

Были введены обременительные налоги, обязательные поставки сель­ско­хозяй­ственной продукции и другие повинности. Уже в 1941 году оккупанты путем реквизиций и конфискаций забрали у эстонского крестьянства около   2/3 валового сбора ржи, значительную часть урожая пшеницы и почти всё фуражное зерно.

Только в 1942—1943 хозяйственном году объем принудительных поставок в Литве был установлен в размерах 245 тысяч тонн, что составило около половины валовой продукции 1942 года, объем поставок молока — 454 тысячи тонн 3,5-про­центной жирности, то есть около 2/3 валовой продукции за этот год.

За нарушение обязательных поставок, а также неуплату налогов крестьяне под­вер­гались суровым наказаниям: денежному штрафу до 10 тысяч марок, кон­фис­кации всего имущества, тюремному заключению. За умышленное невы­пол­нение поставок грозил расстрел. В 1941—1944 годах разного рода репрессиям подверглось до 100 тысяч эстонских крестьян.

За время оккупации поголовье скота и домашней птицы в трех республиках уменьшилось по всем видам на сотни тысяч голов. Практически вся сельскохо­зяйственная техника была вывезена в Германию. Хищнически вырубались леса. В результате хозяйничанья немцев произошло сокращение посевных площадей, падение урожайности.

Те, кто в первые дни оккупации ожидал процветания при немцах, были потря­сены наступившей скудостью пищевого рациона, а затем массовой нищетой и голодом. Как и повсюду в оккупированной гитлеровцами Европе, значи­тельная часть населения Прибалтики была посажена на полуголодный паек. С конца 1941 года здесь была введена карточная система. По своей калорийности паек, выдаваемый по карточкам, лишь на одну треть удовлетворял нормальную потребность человека в пище. В конце 1942 года и без того более чем скудные нормы выдачи продуктов питания были ещё более снижены. Теперь местному рабочему полагалось на день 243 граммов хлеба, 19 граммов жиров, 5 граммов сахара и 100 граммов соленой рыбы. Но и эти нормы снабжения часто наруша­лись. Некоторые из продуктов питания, указанных в продовольственных карточ­ках, местное население не получало неделями.

Люди были вынуждены обменивать у спекулянтов продукты питания на мебель, одежду и другие вещи. Отдел питания и хозяйства “самоуправления” г. Вильнюса по этому поводу в начале 1943 г. писал: “Эти цены (то есть спекуля­тивные. — Авт.) так высоки, что средний житель вынужден продавать свою мебель, одежду и т. д. Запасы мебели в некоторых бедняцких слоях так исчер­паны, что им голод смотрит в глаза… Здоровье и трудоспособность населения все больше ставится под угрозу”. В первые же дни оккупации было отменено бесплатное медицинское обслуживание. К тому же в больницах не хватало мест, не было в нужном количестве даже необходимых лекарств и других медицинских принадлежностей.

Массовое голодание приводило к росту заболеваемости, широкому распро­странению заразных болезней, резкому увеличению смертей. Даже центральная газета Литовского бецирка “Атейтис” признавала: “Смертность в нашем краю увеличивают не только заразные болезни. При ухудшившихся условиях питания организм человека становится менее устойчивым к любой болезни”.

Трудовое законодательство советского времени, предусматривавшее 8-ча­совой рабочий день, охрану труда на производстве, ежегодные оплачиваемые отпуска и другие социальные льготы, было отменено. 19 декабря 1941 года в Прибалтике была введена всеобщая трудовая повинность для всего населения от 15 до 60 лет. В Эстонии заставляли трудиться и подростков с 12-летнего воз­раста. За отказ зарегистрироваться следовало наказание — три месяца тюрьмы и штраф в 1000 марок. За неявку на место работы могли бросить в конц­­ла­герь или отправить на работу в Германию.

Суровые наказания были предусмотрены за нарушения трудовой дисцип­лины на рабочем месте. 20 февраля 1942 года была издана инструкция для служащих железных дорог Эстонии: “Каждое нарушение служебной дисциплины со стороны служащего, принадлежащего к местной национальности, в особенно­сти неявка на работу, опоздание на службу, появление на службе в пьяном виде, невыполнение служебного приказа и т. д., отныне должно караться со всей строгостью: а) в первый раз 15 ударами палкой по обнаженному телу; б) в повтор­ных случаях 20 ударами палкой по обнаженному телу”.

В начале 1944 года в Литве было объявлено, что на обработку 15 гектаров пахотной земли выделяется один человек, а “избыточная” рабочая сила должна быть направлена в рейх. На территории всей Прибалтики велась настоящая охота на людей, загоняемых как на принудительные работы по строительству оборонительных укреплений, так и на сборные пункты для отправки в немецкое рабство в Германию и оккупированные ею страны.

 На строительство оборонительных сооружений в Прибалтике было мобили­зовано свыше 300 тысяч человек. Против уклонявшихся от занесения в списки так называемого “трудового фронта” и от отправки в Германию приме­нялись самые жестокие репрессии, вплоть до повешения. 20 июня 1944 года Розенберг сообщал Гиммлеру, что в Германию было направлено 126 тысяч рабочих из При­бал­тики. 75 тысяч из них были литовцами, 35 тысяч — латышами (главным образом из Латгалии) и 16 тысяч — эстонцами. В письме из Штеттина (Щецина) один из угнанных на принудительные работы писал: “Мы, латыши, живем здесь среди 200 человек, где уже больше нечем дышать… В Резекне все говорили, что каждый рабочий получит работу по специальности и у каждого будут такие же права, как и у немцев, но здесь этого нет. Нам здесь очень плохо, един­ственное — разве что утопиться”. По оценке Р. Мисиунаса и Р. Таагепера, из-за невыносимых условий жизни среди этих угнанных на работы в Германию погиб­ли около 5 тысяч эстонцев, 10 тысяч латышей, 50 тысяч литовцев.

Но и находясь на родной земле, многие жители Прибалтики оказывались в отчаянном положении. Население оккупированных земель было не защищено ни законом, ни элементарной человечностью. На территории Прибалтики царил террор. В городах был введен комендантский час с 10 часов вечера до 5 часов утра. На селе комендантский час начинался за час до захода солнца и заканчи­вался за час до его восхода. Очевидцы рассказывали: “В указанное время население не имело права отлучаться из дома. Гитлеровцы создали обстановку, при которой каждый житель чувствовал себя обреченным. Достаточно было лишь подозрения, чтобы посадить человека в фашистский застенок и после нече­ло­веческих пыток его уничтожить”.

Командир СД и гестапо “Остланда” Шталкер уже 21 июля 1941 года докла­дывал в Берлин о положении в Риге: “В течение первых дней оккупации города все тюрьмы были переполнены до отказа… Последующие ликвидации дали некоторое облегчение положения. Все же непрекращающиеся мероприятия по задержанию лиц привели к тому, что уже сейчас помещения тюрем опять явно недостаточны”.

Переполненными были и другие тюрьмы Латвии. В тюрьме города Валмиера содержалось более 2500 человек, тогда как ее максимальная вместимость состав­ляла 250 человек. В тюрьме города Елгава, рассчитанной на 200 заключенных, было 1500 заключенных.

Уцелевшие бывшие заключенные вспоминали: “В камерах тюрем, рассчи­танных на 15—20 человек, помещалось, как правило, 60 человек. От большой скученности, грязи, сырости и холода (тюрьмы не отапливались зимой) люди забо­ле­вали… Многие умирали через 3—4 месяца голодной смертью... В камерах Центральной рижской тюрьмы в течение круглых суток были слышны крики и стоны истязаемых. При допросах применялись самые садистские приемы. За­клю­ченные с допросов возвращались неузнаваемыми, в крови, в синяках, обож­жённые. Многих заковывали в кандалы и цепи… В тюрьмах и лагерях применяли самые изощренные методы пыток — отравление газом, умерщвление электри­ческим током и голодом, выкачивание крови, заражение инфекци­онными болез­нями”. В сообщении Чрезвычайной Государственной комиссии о престу­плениях немецко-фашистских захватчиков на территории Латвийской ССР по поводу Центральной рижской тюрьмы было сказано: “Ежедневно от истязаний уми­рало 30—35 человек… Медицинской помощи истязаемым не ока­зывали”.

Так как помещений в тюрьмах не хватало, то в качестве мест заключения использовались общественные здания. В эстонском городе Пярну в тюрьмы были превращены здание школьного общества на улице Калеви, корпуса льно­комбината на берегу реки Пярну, трехэтажное складское здание, казармы на Рижском вокзале, здание еврейской синагоги.

Одновременно оккупационные власти спешно строили концентрационные лагеря для заключенных. В Тарту такой лагерь был создан на Выставочной площади. Историк Э. Я. Мартинсон писал: “Когда все девять павильонов бывшей выставки были забиты узниками, фашисты и их пособники создали еще один концлагерь — прямо под открытым небом: в землю были врыты столбы, на них натянули рядов в 25—30 колючую проволоку, и еще один атрибут “нового порядка” был готов. Семь концентрационных лагерей было создано фашистами в городе эстонских текстильщиков — Нарве, около двадцати на территории только Вирумааского уезда”.

Историк А. К. Рашкевиц писал: “Осенью 1941 года недалеко от Риги, в Салас­пилсе, нацисты приступили к строительству крупнейшего в Прибалтике концен­тра­ционного лагеря для политзаключенных. Саласпилсский концлагерь был центральным лагерем всего “Остланда” и имел много филиалов на территории Латвии. Народ его назвал “мельницей смерти”… В Саласпилсском лагере содер­жались и были убиты не только граждане Советской Латвии. Сюда фашисты пригоняли также жителей Белоруссии, Литвы, даже граждан Польши и Чехослова­кии, Франции и других оккупированных стран. Всего в Саласпилсском концлагере фашисты убили и замучили 53700 человек”.

Рашкевиц отмечал: “Основной формой уничтожения мирных граждан, которую применяли нацисты, был расстрел. Однако наряду с этим они приме­няли также передвижные газовые камеры-“душегубки” для умерщвления людей, вешали их, но так как все это требовало известного труда и средств, то фашисты применяли очень простую, но мучительную форму уничтожения — голод. Держали в лагерях, в тюрьмах людей без пищи, без воды, пока те не умирали. Много заключенных погибало от разных болезней — тифа, дизентерии и др. Умирали от истязаний и пыток”.

Помимо уничтоженных в Саласпилсском лагере, под Ригой в Бикерниекском лесу фашистами было убито 47 тысяч мирных граждан, в Румбульском лесу — 38 тысяч. Массовые расстрелы производились также в Даугавпилсе, Лиепае, Резекне, Валмиере и других городах, в концентрационных лагерях в Стразду­муйже, Бишумуйже, Милгрависе, в Дрейлиньском лесу близ Риги, в Шкедских дюнах близ Лиепаи, в лесу у озера Нинерие.

Многих уничтожали сразу после ареста. “Самые массовые расстрелы в окку­пированной Эстонии, — сообщал Э. Я. Мартинсон, — производились в деревне Лемматси, под Тарту, у противотанкового рва, вырытого трудящимися города до его захвата гитлеровцами. Здесь находится самая крупная на эстон­ской земле братская могила жертв фашизма — у края противотанкового рва залпы гестапов­цев оборвали 12 тысяч человеческих жизней… Свыше 15 тысяч чело­век расстреляли фашисты на территории бывшего Вирумааского уезда, 24 тысячи человек — на острове Сааремаа, 28500 человек — в городе Нарве, свыше 2 тысяч человек убили фашисты в песках Калеви-Лийва, около 3 тысяч убили и сожгли в Кло­ога”. Тысячи расстрелянных были закопаны в братских могилах в Кивиыли, Виль­янди, Валга.

 Массовые казни совершались и в Литве. В первые же дня после оккупации Каунаса немцы вместе с литовскими коллаборационистами стали сгонять совет­ских военнопленных и мирных жителей в городской форт № 9. В материалах Нюрнбергского процесса говорилось: “Все, кто попадал в форт № 9, в живых не остались. Колоннами в несколько тысяч человек гитлеровцы гнали сюда женщин, детей, подростков, мужчин и стариков на расстрел и сжигание”. Лагеря смерти и места массового уничтожения существовали также в районе Алитуса, Паневежиса, Укмерге, Ново-Вильни и других местах. Только на окраине Виль­нюса фашисты уничтожили около 100 тысяч человек.

В “Истории Латвийской ССР” сказано: “В целях устрашения населения гитле­ровцы прибегали к таким зверским актам террора, как сожжение населенных пунктов и полное истребление их населения. Такая судьба постигла деревню Аудрини Резекненского уезда, население которой прятало красноармейцев. Узнав об этом, гитлеровцы в начале 1942 года сожгли деревню, 30 ее жителей расстреляли на рыночной площади в Резекне, остальных 179 — у Анчупанских холмов. То же произошло в январе того же года с деревней Барсуки Лудзинского уезда и позднее, осенью 1944 года, с пятью хуторами в Злекасской волости Вентспилсcкого уезда”.

В “Истории Литовской ССР” отмечалось: “За акты сопротивления и помощь советским партизанам гитлеровские оккупанты полностью сожгли деревни Ферма, Лазденай, Друшиляй, Шаркишес, Милюнай, Пирчюпяй. Жители одних деревень были расстреляны или сожжены, других — угнаны в фашистское рабство”.

Уже в первые месяцы после начала оккупации поголовному уничтожению было подвергнуто еврейское население Прибалтики. Отчитываясь перед своим берлинским начальством, бригаденфюрер СС Шталкер писал: “Мы заставляли местные антисемитские элементы организовывать погромы через несколько часов после захвата города”. В Литве вооруженные банды националистов во главе с Климантисом в ночь с 25-го на 26 июня 1941 года расправились с более чем 1500 евреями, подожгли и уничтожили несколько синагог и сожгли еврейский квартал, состоявший из более чем 60 домов. Шталкер писал: “В течение следующих ночей около 2300 евреев было обезврежено подобным же образом. Подобные же действия, только в меньшем масштабе, имели место по примеру Каунаса и в других районах Литвы, причем они также распространились на остав­шихся в этих местах коммунистов”.

Преследования  евреев  развернулись  и  в  Латвии.  Еврейка,  бежавшая  в 1944 году в Швецию, вспоминала: “После вступления немецких войск в Ригу, когда еще велись бои между немцами и русскими на латвийской земле, в боль­шинстве провинциальных городов евреи были убиты латышами… Во всех горо­дах Латвии, где евреи были убиты, на подъездных дорогах был установлен щит с надписью: “Свободен от евреев”. Особенно прославилась своими злодеяниями против евреев “команда безопасности” под руководством рижского студента Арайса.

В Эстонии уничтожение евреев осуществлялось силами созданной оккупан­тами организации “Омокайтсе” (“Самооборона”) из местного населения. Правда, как сообщал Шталкер, “в Эстонии благодаря сравнительно неболь­шому числу евреев не представлялось возможности провоцировать погромы. Большая часть тех 4500 евреев, которые жили в Эстонии, в начале наступления на Востоке бежали вместе с отступающими войсками Красной Армии. Осталось около 2000 че­ловек”. Вскоре, как замечал Шталкер, “арест всех евреев в воз­расте старше 16 лет был закончен. Все они были казнены частями “Самообороны”.

Когда 20 января 1942 года в Берлине состоялось совещание по “оконча­тель­ному решению” еврейского вопроса, то в списке стран, против каждого названия которой было указано число проживавших там евреев, после названия Эстонии стоял прочерк. Как констатировал Э. Я. Мартинсон, “выполнение плана “Котбус” — плана уничтожения евреев в “Остланде” — в части Эстонии к тому времени было уже закончено”.

В Латвии и Литве уничтожение евреев также близилось к завершению. В ра­порте эйнзацгруппы “А” полиции безопасности и СД за период с 16 октября 1941 года по 31 января 1942 года сообщалось: “Систематическая работа по очищению Востока согласно приказам имела своей целью возможно полную ликвидацию евреев. Эта цель в основном достигнута. Исключая Белоруссию, экзекуции подвергнуто 229052 еврея. Оставшиеся в прибалтийских провинциях евреи мобилизуются в срочном порядке на работы и размещаются в гетто”. По оценке Р. Мисиунаса и Р. Таагепера, в Прибалтике из общего числа 250 тысяч евреев уцелело лишь 10 тысяч. В то же время на территории Прибалтики гитле­ровцы уничтожили десятки тысяч евреев, привезенных из других стран Европы.

Только на территории Эстонии гитлеровцы и их пособники убили 61 тысячу мирных граждан (в их числе было немало тех, кого фашистские палачи привез­ли для уничтожения из других оккупированных районов Советского Союза, а также из порабощенных фашистской Германией государств Западной Европы) и 64 тысячи советских военнопленных — всего 125 тысяч людей. В Латвии было уничтожено более 600 тысяч мирных жителей и советских военнопленных, в том числе более 100 тысяч граждан Латвийской ССР. В Литве было убито около 700  тысяч  человек,  в  том  числе  229  тысяч  советских  военнопленных,  более 370 тысяч жителей Литовской ССР и около 100 тысяч граждан, привезенных из других районов Советского Союза и оккупированных государств Европы. Рес­пуб­лики, общее население которых составляло в 1940 году 5,7 миллиона человек, стали в 1941—1944 годах местом уничтожения 1425 тысяч человек.

По мере приближения к прибалтийским землям Красной Армии оккупанты и их пособники постарались угнать за собой мирное население Прибалтики. Из Латвии было вывезено в 1944 году 279615 человек. Около 70 тысяч — из Эстонии. Организованный фашистами вывоз жителей Прибалтики со своей родной земли также сопровождался новыми потерями, главным образом из-за тягот эвакуации и невыносимых условий жизни в Германии. По оценке Р. Мисиунаса и Р. Тааге­пера, в 1944—1945 годах погибло около 20 тысяч эмигрантов из Прибалтики.

Теперь у многих в Прибалтике хватает наглости ставить на одну доску собы­тия 1940 года, когда в Эстонии, Латвии и Литве была установлена Советская власть, и германскую оккупацию 1941—1944 годов. В этой фальсификации истории прибалтийские обвинители России и адвокаты нацистов находят активную под­держку со стороны влиятельных кругов западных держав. Впрочем, и в России находятся те, кто поддерживают эти измышления. Не случайно в ходе одной из телепередач “К барьеру!” патологическую русофобку Ново­дворскую, сравнив­шую советизацию Прибалтики с германской оккупацией, поддержала треть зрительской аудитории.

 

ПОСОБНИКИ ОККУПАНТОВ

 

Массовое уничтожение людей различных национальностей, в том числе литовцев, латышей и эстонцев, немецко-фашистские захватчики осуществляли при активной поддержке десятков тысяч местных пособников, стремившихся попасть в число “полноценных арийцев”.

Хотя “временные правительства”, которые попытались создать враги Совет­ской власти в первые дни оккупации, были распущены, вскоре в Прибал­тике при оккупационных властях был учрежден институт советников из местного насе­ления. На высшие посты “самоуправления” выбирались лишь те, кто давно числился среди верных сторонников “Третьего рейха”. Первым генеральным директором Латвии стал генерал Оскар Данкерс (или Данкер). Генерал служил в латвийской армии до 1940 года, но он репатриировался в Германию, ссылаясь на свою немецкую национальность. Вернувшись в Латвию, Данкерс объявил себя “чистым латышом”. Первым советником Литвы стал генерал Петрас Куби­люнас, который в 1934 году был организатором и руководителем прогитлеров­ского путча. Организатором прогитлеровского заговора в 30-х годах был и Хял­мар Мяэ, назначенный первым земельным директором Эстонии.

Позже на “процессе генералов” в Риге, состоявшемся в 1946 году, бывший начальник полиции и СС “Остланда” обергруппенфюрер СС Еккельн показал: “Мне часто приходилось встречаться с руководителями латвийского “само­управления” Данкером и Бенгерским, руководителем литовского “самоуправ­ления” Кубилюнасом и эстонского “самоуправления” доктором Мяэ. Должен сказать, что все они были большими друзьями немцев. У этих людей были только наши, немецкие интересы; они никогда не задумывались о судьбах своих народов. Это были немецкие марионетки”.

В отчете полиции безопасности СД за 1942 год говорилось: “Эстонское само­управление проводит пропагандистскую работу через созданные во всей стране народно-воспитательные бюро, которые образованы специально для проведения крупных пропагандистских кампаний… 1942 год был объявлен эстонским самоуправлением годом благодарности эстонского народа за осво­бождение. Под этим девизом проводятся все пропагандистские мероприятия и, в частности, происходящие сейчас праздники в честь прошлогоднего осво­бождения”. Постоянно внушалась мысль, что Эстония может существовать лишь как часть Германии. Одновременно велась пропаганда ненависти по отношению к СССР и русскому народу.

По призывам местных фашистских организаций и их руководителей проис­ходила мобилизация населения в военные и полицейские формирования оккупантов. Созданный еще в 1943 году “Эстонский легион СС” был в 1944 году преобразован в 20-ю дивизию СС. Всего в годы войны около 70 тысяч эстонцев сражались в войсках на стороне Германии. Кроме того, около 3 тысяч ушли в Финляндию, чтобы воевать против Красной Армии в армии Маннергейма.

В Латвии подручные оккупантов помогали создавать латвийский легион СС. Приближение советских войск к границе Латвии усилило активность колла­борационистов по мобилизации латышей. К середине 1944 года в Легионе насчитывалось не менее 60 тысяч человек. Всего же во время оккупации в немецко-фашистские войска было мобилизовано около 150 тысяч человек.

Попытки создать литовский легион СС из семи батальонов провалились, так как многие новобранцы разбежались. Те из них, кто был пойман, были расстре­ляны. Р. Мисиунас и Р. Таагепера замечали, что “литовцы были объявлены недостойными носить форму СС”.

Еще до массовых мобилизаций в Прибалтике были созданы доброволь­ческие военизированные формирования, в которые пошли прежде всего убеж­денные враги Советской власти. Как отмечали Мисиунас и Таагепера, уже в первые месяцы войны в Прибалтике стали создаваться так называемые “оборо­нительные баталь­оны”. Историки сообщали, что в Литве в них служило около 20 тысяч, а Латвии — около 15 тысяч. Эстонские “части безопасности” насчиты­вали 10 тысяч. “Почти все батальоны были направлены на восток, сначала для вспо­могательной службы в тылу, а затем на фронт. Некоторые затем служили в Польше, Югославии и Италии... Эстонский 36-й батальон был направлен в Сталинград. В его составе было 450 человек, назад вернулось 72”. Стараясь смяг­чить впечатление о действиях этих частей, Мисиунас и Таагепера писали: “Им часто давали неприятные задачи контроля над гражданским населением и проведения операций против партизан. Некоторые из них охраняли гетто в Польше”.

Каратели из Эстонии, Латвии и Литвы направлялись за пределы Прибалтики для совершения там рейдов против партизан и деревень, в которых партизаны могли получать поддержку. Только в Белоруссии литовский батальон Импуля­вичюса, участвуя в карательных операциях, уничтожил около 50 тысяч местных жителей.

Женщина, бежавшая в Швецию в 1944 году, сообщала о деятельности латыш­ской команды Арайса за пределами Латвии: “Если возникало подозрение, что в русской области, занятой немцами, имеются партизаны, то туда направлялись члены команды Арайса для того, чтобы истребить все мирное население. В большинстве случаев они забирали с собой всех трудоспособных мужчин, посылали их на принудительные работы в Германию; женщин, детей и стариков они запирали в домах и поджигали их”.

Немало зверств за пределами Эстонии совершили и эстонские прислужники Гитлера. Жестокостями прославился 658-й охранный батальон, получивший затем наименование “Нарва”. Им командовал оберштурмбанфюрер СС Альфонс Ребане. Комментируя материалы сборника материалов и документов “Маски сорваны”, Анте Саар писал в 1961 году: “До сих пор жители многих деревень и сел Псковщины и Ленинградской области с гневом вспоминают те времена, когда хозяйничал в их краях Ребане со своими молодчиками. Каратели не щадили ни стариков, ни детей, ни женщин. Они предавали огню жилища, они убивали, бес­чинствовали”. Немало злодеяний совершили эстонские каратели и на новгородской земле.

Одним из организаторов “Омакайтсе” был Харальд Тедер. Э. Мартинсон в своей книге “Слуги свастики” писал: “О том, чем занимался 40-й карательно-поли­цейский батальон и лично командир его роты Харальд Тедер, могут расска­зать жители многих деревень Псковской, Ленинградской, Калининской областей, на территории которых действовал этот батальон… Александр Куузик… помнит, как по приказу Харальда Тедера было сожжено несколько деревень в Псковской области, а жители их расстреляны. Особенно свиреп­ствовал сам командир роты. “Я видел, — говорит Александр Куузик, — как Харальд Тедер в районе Пушкин­ских гор сам собственноручно расстрелял семь человек”.

Рота карателей из 38-го эстонского полицейского батальона, во главе которого стоял штурмфюрер СС Вальтер Аллерт, сжигала псковские деревни в районе городов Заянье, Дно, Гдов и других. Бывший член этого батальона Альберт Линдре вспоминал: “Была суровая зима 1943 года. Ночью в одну из деревень недалеко от Заянья ворвались каратели во главе с Аллертом. При­кладами и штыками стали выгонять жителей деревни — стариков, женщин и детей. Набралось около ста человек. Их согнали в одно место и окружили. Не успели все жители еще выйти из домов, как по команде Аллерта каратели подожгли деревню. Арестованных людей рота Аллерта погнала пешком на станцию Плюсса. Женщины плакали, дети кричали от ужаса, старики крестились, видя, как пламя пожирало дом за домом в деревне, где родились еще их деды. Пламя быстро превратилось в огромное море огня. Аллерт же всё гнал людей к станции”.

Приспешники Гитлера из Эстонии, Латвии и Литвы стали соучастниками самых страшных преступлений, совершенных немецко-фашистскими оккупан­тами против русского, белорусского, еврейского и других народов СССР, вклю­чая народы Прибалтики. Руководители “самоуправления”, участники “охранных отрядов”, солдаты и офицеры прибалтийских дивизий СС делали все для того, чтобы добиться торжества “нового порядка” в Прибалтике, а также в других частях СССР, победы гитлеровского режима, который нес народам мира порабощение и геноцид.

В годы войны англо-американские союзники СССР обязались привлечь к ответственности пособников Гитлера за их преступления, но подавляющее боль­шинство выходцев из Эстонии, Латвии и Литвы уцелели. Запад постарался не трогать тех, в ком видел прежде всего врагов нашей страны. Хотя даже рядовых надзирателей из нацистских концлагерей нередко отыскивали на краю света и в преклонном возрасте судили в Израиле за соучастие в преступлениях гитле­ризма, Мяэ, Аллерт, Ребане и многие другие были признаны “борцами за свободу”, и они спокойно доживали свой век в Швеции, Великобритании, Канаде, США, Австралии и других странах. Теперь преступники в эсэсовских мундирах безнаказанно маршируют по улицам городов Прибалтики.

 

 БОРЬБА ПАТРИОТОВ ЗА СОВЕТСКУЮ ПРИБАЛТИКУ

 

В то время, как часть населения Эстонии, Латвии и Литвы поддержала режим ограбления и уничтожения собственных народов, немало граждан советских республик Прибалтики с первых же дней оккупации стали активно бороться про­тив немецко-фашистских захватчиков и их пособников. С конца июня 1941 года в Каунасе и других городах на территории оккупированной Литвы создавались отряды и группы вооруженного сопротивления. К концу 1941 года в 14 партизанских отрядах и группах сражалось 600 бойцов. Партизаны совершали диверсии против оккупантов: сжигали их продовольственные склады, организовывали побеги военнопленных. Однако вскоре гитлеровцы выследили подпольщиков Каунаса. Свыше 90 из них были расстреляны, остальные брошены в концлагеря. Захва­чены были и подпольщики в других городах. В целом во второй половине 1941 — начале 1942 года погибло почти 40% участников литовского подполья.

Сразу же после оккупации Латвии в Риге, Лиепае, Вентспилсе, Даугавпилсе были созданы подпольные группы. Однако многие партизаны и подпольщики, особенно молодые, не имели достаточного навыка борьбы с опытным врагом. Уже в августе 1941 года фашисты раскрыли подпольную комсомольскую группу в Лиепае, члены которой распространяли антифашистские листовки. Все участники группы были захвачены и расстреляны. Вскоре была раскрыта и под­польная организация в Даугавпилсе.

Были созданы партизанские отряды в различных районах Эстонии. Парти­заны-эстонцы сражались также в Ленинградской и Калининской областях РСФСР и на территории Латвийской ССР.

По мере того как жизнь становилась всё более невыносимой для подавляющего большинства населения, росло и недовольство оккупационным режимом. Многие жители, первоначально не выступавшие против оккупа­ционного режима, теперь осуществляли акты саботажа и диверсии, крестьяне уклонялись от выполнения обязательных поставок оккупантам и все чаще оказывали поддержку партизанскому движению. В донесении германской разведки из Тарту в декабре 1943 года сообщалось, что “жители деревень при приземлении парашютистов… оказывают им помощь и становятся виновниками в предоставлении им приюта и питания”.

Германские сыщики доносили: “На эстонской территории с русским населе­нием выявлены группы в 4—6 человек. Они скрываются около Нарвы, Рая, Пийри и на западном берегу Чудского озера. Усиленное выступление партизан наблюда­ется также на западном берегу Псковского озера и около Печор. Их число — около 170 человек… Есть небольшие группы из сбежавших русских военнопленных, из числа уклонившихся от службы в немецкой армии и сбежавших из армии. Всех их поддерживают жители деревень, которые не хотят сообщать об их присут­ствии. Выявлено около 450 скрывающихся партизан”.

Сопротивление оккупантам разрасталось и становилось все более органи­зованным. В марте 1943 года на базе отдельных групп была образована 1-я Латышская партизанская бригада. Партизаны Латвии нападали на гарнизоны оккупантов и их пособников, срывали угон населения в Германию, распростра­няли листовки, уничтожали воинские эшелоны.

15 октября 1943 года литовские партизаны вели большой бой в Биршайском лесу, в ходе которого уничтожили значительное число карателей. 28 ноября 1943 года был создан Литовский штаб партизанского движения во главе с первым секретарем ЦК Компартии Литвы А. Снечкусом. К концу того же года в Литве уже действовало 56 партизанских отрядов.

Пока патриоты Советской Прибалтики сражались на территории своих рес­пуб­лик, многие литовцы, латыши и эстонцы защищали Советскую Родину за пределами родного края. Уже 10 августа 1941 года была создана 201-я латышская стрелковая дивизия, которая вскоре приняла участие в битве под Москвой, освобождая Наро-Фоминск и Боровск. Затем она сражалась под Демянском. Были сформированы также латышский зенитный полк и латышская авиаэскад­рилья, затем также превратившаяся в авиаполк. В октябре 1942 года 201-я латышская стрелковая дивизия стала 43-й гвардейской и позже сражалась под Старой Руссой и Великими Луками.

 По  постановлению  Государственного  комитета  обороны  СССР  в  мае 1942 года была сформирована 16-я литовская стрелковая дивизия, насчиты­вавшая 12398 солдат и офицеров. С февраля 1943 года она вошла в состав 48-й армии Брянского фронта, а затем приняла участие в боях под Орлом в ходе Курского сражения. С октября 1943 года эта литовская дивизия участвовала в боях за Невель, Городок, а в ходе операции “Багратион” принимала участие в освобождении Полоцка.

В 1942 году был организован 8-й эстонский стрелковый корпус под коман­дованием генерал-лейтенанта Л. А. Пэрна. Первые бои корпус вел в районе Великих Лук.

К началу 1944 года национальные части, состоявшие из граждан Советской Прибалтики, вместе с другими частями Красной Армии подошли к родной земле. По мере подготовки Красной Армии к освобождению Прибалтики партизаны трех советских республик наносили новые удары в тылу врага. В марте 1944 года была сформирована 1-я Латвийская партизанская бригада, летом 1944 года — 2-я, а затем — 3-я. Три крупных партизанских отряда действовали на юге Лат­галии. К лету 1944 года движение народного сопротивления охватило почти все уезды Латвии. Если к началу 1944 года в латвийских партизанских отрядах было 854 человека, то к лету их численность возросла до 1623, а в сентябре насчиты­валось уже 2698 человек. Всего же в партизанском и подпольном движении Латвии участвовало до 12 тысяч человек.

В Литве за годы оккупации было создано 92 партизанских отряда, в которых сражалось около 10 тысяч бойцов. Среди них 62,5% составляли литовцы, 21% — русские, 7,5 % — евреи, 3,5% — поляки, 3,5% — украинцы, белорусы и другие. Примерно половина партизан и подпольщиков погибла в схватках с оккупантами и их местными приспешниками. Литовские бойцы в тылу врага пустили под откос 364 эшелона, вывели из строя около 300 паровозов, свыше 2000 вагонов, разгромили 18 гарнизонов врага, убили свыше 100 тысяч гитлеровцев и их пособ­ников. 1800 партизан Литвы были награждены орденами и медалями. За боевые заслуги семерым литовским партизанам было присвоено звание Героя Совет­ского Союза, из них пятерым, включая замученную фашистами Марию Мельни­кайте, — посмертно.

Сопротивление в тылу врага особенно возросло в дни, когда фронт прибли­зился к Прибалтике. Еще в середине июня 1944 года 38 партизанских отрядов Литвы приняли участие в операции “Рельсовая война”, проводившейся накануне операции “Багратион”. Только отряд “Мститель” пустил под откос 35 эшелонов противника, а отряд “Вильнюс” — 43 эшелона.

В ходе осуществления операции “Багратион” войска 3-го Белорусского фронта вступили на территорию Литвы, 7—8 июля прорвали городские укрепле­ния города Вильнюса и 9 июля окружили литовскую столицу. 13 июля Вильнюс был освобожден. В “Истории Великой Отечественной войны” говорилось: “Жители города радостно встречали своих освободителей. Они с благодарностью отмечали, что Красная Армия третий раз (в 1920, 1939 и 1944 гг.) возвращает Вильнюс литовскому народу”.

На завершающем этапе войны в Красной Армии сражалось 108378 литовцев. Около 8 тысяч из них приняли участие в Берлинской операции. Всего за четыре года Великой Отечественной войны в рядах Красной Армии находилось более 150 тысяч граждан Литвы. Более 13764 воинов-литовцев было удостоено боевых наград, двенадцати из них было присвоено звание Героя Советского Союза.

За освобождение Прибалтики сражались и граждане Советской Латвии. В составе 22-й армии 2-го Прибалтийского фронта успешно действовал 130-й латышский стрелковый корпус под командованием генерал-майора Д. К. Брант­кална. Корпус был сформирован из двух латышских стрелковых дивизий — 308-й и 43-й гвардейской.

Значительная часть населения освобожденных районов Латвии радостно встречала Красную Армию. В одном из местечек Латвии латгалец А. С. Зомбарт сказал: “Немцы довели нас до того, что сейчас каждый латгалец, не только молодежь, но и все старики готовы с оружием в руках пойти против фашистов”.

После долгих и упорных боев 10 октября войска 3-го и 2-го Прибалтийских фронтов вышли к переднему краю первой полосы рижского оборонительного обвода, а 12 октября начали освобождение Риги, завершившееся 13 октября. 22 октября в столице Латвийской Советской Социалистической Республики состоялся массовый митинг, посвященный освобождению города. На площади Эспланада собралось около 100 тысяч жителей города, воинов латышского стрелкового корпуса и других соединений Красной Армии.

 Хотя немецко-фашистским войскам удалось закрепиться в Курляндии и удерживать там оборону вплоть до мая 1945 года, большая часть Латвии была осво­бождена осенью 1944 года. За отличные боевые действия в сентябре и октябре 1944 года 3418 бойцов и офицеров 130-го латышского стрелкового кор­пуса удостоились высоких правительственных наград. 3 ноября корпус был награж­ден орденом Суворова II степени, а 308-я латышская стрелковая дивизия — орде­ном Красного Знамени. Всего за годы войны около 20 тысяч воинов латышских частей и партизан были награждены орденами и медалями. Звание Героя Совет­ского Союза было присвоено 16 латышам.

С середины сентября 1944 года развернулось освобождение Эстонии. На правом фланге 2-й ударной армии наступал 8-й эстонский стрелковый корпус под командованием генерал-лейтенанта Л. А. Пэрна. В ходе наступления корпус был передан в распоряжение 8-й армии, двигавшейся на Таллин.

22 сентября передовые части 8-й армии вышли на подступы к Таллину и к 14 часам освободили столицу Эстонии. Лейтенант И. Т. Лумисте из эстонского стрел­кового корпуса, находившийся в составе передового отряда, установил красный флаг над башней Тоомпеа. В “Истории Великой Отечественной войны” говорилось: “С неописуемой радостью встречали трудящиеся Таллина свою освободительницу — Красную Армию. Жители толпами выходили на улицы. Радость таллинцев переходила в ликование, когда в ответ на их приветствия слышалась родная речь бойцов эстонского корпуса. На площади Свободы вокруг танкистов собирались большие группы жителей столицы. На башнях танков пестрели принесенные ими букеты живых цветов”.

Около 20 тысяч солдат и офицеров 8-го эстонского стрелкового корпуса удостоились правительственных наград. Позднее, 28 июня 1945 года, эстонские национальные соединения и части были преобразованы в гвардейские. 12 эстон­ских солдат и офицеров стали Героями Советского Союза.

Освобождение Эстонии, Латвии и Литвы от немецко-фашистских оккупантов потребовало нескольких месяцев тяжелых боев и многих сотен жизней советских воинов, представлявших различные народы СССР. Только за освобождение Литвы отдали жизнь 138 тысяч советских воинов. О великом подвиге советских воинов, в том числе и уроженцев Прибалтики, сражавшихся на фронтах и в тылу врага, напоминают многочисленные захоронения в Эстонии, Латвии и Литве. Нынешние осквернители могил советских воинов пытаются уничтожить память о том, что победа советских людей над гитлеризмом спасла народы Прибалтики от порабощения и уничтожения.

 

Юрий Емельянов,

кандидат исторических наук

Впервые опубликовано в журнале «Наш современник»

 

← Вернуться к списку