История и мы

Россия достойна прогресса

«Создание 25 миллионов новых, высокотехнологичных, хорошо оплачиваемых рабочих мест для людей с высоким уровнем образования – это не красивая фраза. Это насущная необходимость, минимальный уровень достаточности. Вокруг решения этой общенациональной задачи нужно строить государственную политику, консолидировать усилия бизнеса, создавать наилучший деловой климат», – заявил недавно Владимир Путин в своей программной статье.

 Тема новой индустриализации активно обсуждается экспертами и политологами. Мы попросили ответить на наши вопросы профессора МГУ Сергея Губанова. Он – доктор экономических наук, главный редактор журнала “Экономист”, автор неоиндустриальной парадигмы современного развития

- Сергей Семенович, сегодня всем очевидно, что Россия достойна прогресса…

- …А прогресс достижим только путем новой индустриализации – такова позиция, которая постепенно превращается в общую и общественную. Необходимость новой индустриализации признана государственным руководством страны, а также на обоих флангах политического спектра: и левом, и правом. И это в высшей степени примечательно, что курс на новую индустриализацию стал одним из основных программных требований главных политических сил, включая даже противоположные.

В контексте электорального цикла 2011-2012 гг. призыв к новой индустриализации России сделали Общероссийский народный фронт, «Единая Россия», КПРФ, ЛДПР, «Справедливая Россия», «Деловая Россия», «Манифест правого дела» и т.д. Таким образом, неоиндустриальный консенсус достигнут, как минимум, в заявлениях действующих политических сил страны.

- Достаточно ли этого, чтобы перейти от слов к делу, можно ли считать неоиндустриальный консенсус полноценным?

 - Нет, поскольку не хватает еще системного консенсуса – по поводу базисной формы собственности. Проблема состоит в следующем: хотя в своем отношении к новой индустриализации общество в принципе определилось, оно все еще не выработало своего отношения к вертикальной интеграции собственности, труда и промышленного капитала. Пока не достигнуто принципиальное социальное согласие по поводу того, на какой системной основе, при опоре на какую форму собственности разворачивать новую индустриализацию, до тех пор неоиндустриальный консенсус будет бессистемным, а значит безуспешным.

Мы считаем, что выбор надо сделать в пользу вертикально-интегрированной, государственно-корпоративной формы собственности.

Перед этим выбором Россию объективно ставит настоятельная необходимость диверсификации экономики посредством осуществления новой индустриализации – технотронной, высокотехнологичной, цифровой. Наша страна опять стоит на перепутье, ей вновь предстоит избрать путь своего дальнейшего движения.

- Но прежде необходимо осознать подлинную суть и последствия «радикальных реформ».

- Противники истины стремятся реабилитировать «радикальные реформы» – в надежде и стремлении устроить их «второе пришествие», так как полагают, что недореформировали Россию. Сторонники истины, напротив, вскрывают саму подоплеку состоявшейся трансформации – сплошь асоциальную и реакционную по целям, методам, последствиям.

Наука с самого начала предупреждала общество: «Осуществляемые преобразования подчинены не подъему экономики, производительности труда и благосостояния народа, а созданию класса собственников путем форсированного накопления частного капитала».

Реформаторы преследовали сугубо классовую антисоветскую цель, связанную с передачей собственности и политической власти классу буржуазии, спешно возрождаемому за счет лихорадочной внеэкономической денационализации. Откат назад, к буржуазным отношениям собственности дооктябрьского образца 1917 г., к пережиточному частнособственническому капитализму – такова была сверхзадача утилитарно антисоветских реформ 1990-х гг.

- Разве это не было революцией?

- Да, реформаторы изображают события 1991-1992 гг. как революцию. Однако их претензии безосновательны. Системный критерий социальной революции простой, но строгий – это разрешение основного противоречия общества и подъем социально-экономического развития на одну историческую ступень вверх.

В частности, на соответствие по данному критерию не проходит первый политический переворот 1917 г., в сущности дворцовый, устроенный буржуазными «верхами» – февральский, но вполне проходит второй, совершенный трудящимися «низами» – октябрьский. Причем, что важно, с помощью лишь научно строгого системного критерия можно досконально разобраться в том, отчего разразившаяся ожесточенная Гражданская война велась не столько между октябристами 1917 г. и монархистами, сколько между октябристами и контрреволюционными буржуазными февралистами. Ведь это факт: не знамя монархии, а знамена свободы частной собственности и свободы торговли несла на своих штыках белогвардейщина – деникинщина, колчаковщина и т.д.

Если придерживаться научного критерия, то реформаторы 1990-х гг. являются политическими преемниками контрреволюционных февралистов. Для тех и других идеалом служит дооктябрьский капиталистический порядок 1917 г. – частнособственнический, старорежимный, обильно сдобренный пережитками самодержавия и крепостничества. В точности такой же идеал, абсолютно реакционный, присущ и самим «радикальным реформам».

Каковы действия, таковы и последствия. Реакционный путь ведет к реакционному же состоянию. Реформы 1990-х гг. отнюдь не разрешили основного противоречия нашего развития. Напротив, они только поменяли местами противоположные полюса, перевернули их вспять, заменив номинальное господство национализированной собственности на открытое и реальное господство частнокапиталистической. В итоге противоречие приняло форму резкого антагонизма – куда более острого, чем в советские времена, и вылилось в общесистемный кризис, ярко выраженный в дезорганизации производства машинных средств производства, в расстройстве расширенного воспроизводства производительного капитала, деиндустриализации.

- То есть Анатолий Чубайс со товарищи – «февралист»?

- Все те, кто возносит отсталое над передовым, а низшее – над высшим, олицетворяют типичных реакционеров.

Вместе с тем постсоветская история тоже дает серьезные основания для переосмысления советской. Существует ряд принципиальных пунктов, по которым требуется преодоление ложных стереотипов, догм и догматов.

Какова бы ни была природа советского строя, его необратимость обернулась фикцией. По генеральным законам истории завоевания социальной революции обратимы только до тех пор, пока не закреплены объективно, всей мощью и монолитностью экономического базиса, пока они удерживаются лишь внеэкономическим образом, силой политической надстройки и принуждения. На протяжении всего такого периода общество пребывает фактически в состоянии перманентной гражданской войны, которая принимает либо открытые и насильственные формы, как в 1918-1921-х гг., либо до поры до времени скрытые, теневые, подспудные, как в 1922-1990-е гг.

- Считается, что Советский Союз надорвался в гонке вооружений. Во всяком случае, эта точка зрения весьма распространена в либеральном лагере.

- Подобное мнение ошибочно. Оно полностью опровергается исторической практикой СССР. Послевоенная гонка вооружений не идет ведь ни в какое сравнение с довоенной, а тем более военной, когда она протекала с куда большим напряжением сил гораздо меньшего по возможностям промышленного потенциала. Но индустриально-экономическая мощь СССР тогда только укреплялась. Если причина в гонке вооружений, СССР должен был надломиться еще до Второй мировой войны или, самое позднее, во время нее. Тем не менее, Советский Союз креп и усиливался. Значит, дело не в гонке вооружений, а в социально-экономической системе.

Советский Союз надломила частнокапиталистическая реакция. Не против США проиграл СССР свою «холодную войну», а против февралистов. В «холодной войне» принципиально иного, внутреннего характера потерпел он поражение, а именно – в перманентной гражданской войне, беспримерной по своей семидесятилетней длительности, уникальнейшей по разнообразию текучих и сменяемых форм, их чередованию и сочетаниям.

В 1991 г. победили реакционеры, унаследовавшие контрреволюционную эстафету февралистов 1917 г. Но их победа тоже временная. Уже в 1998 г. они фактически потеряли ее смрадные плоды, отринутые Россией, став калифами на час. По-настоящему генеральное сражение между февралистами и октябристами еще впереди, причем пойдет оно в первую очередь за перевод социального антагонизма дооктябрьского типа в форму неантагонистического противоречия, за утверждение гуманистических начал и отношений в обществе.

- Вы - оптимист…

- Вопреки поспешным и беспочвенным уверениям реакционеров, побежденным оказался не социализм. Нельзя победить или уничтожить то, чего нет и пока еще нигде ни разу не было. Социализм зиждется на расширенном воспроизводстве свободного времени работников, и, будучи реально установлен, столь же несокрушим для них, как само их свободное время. До сих пор современная эпоха знает лишь общество прибыли и не знает общества свободного времени. Материальные предпосылки перехода от одного к другому пока только накапливаются в ходе развития производительных сил и производственных отношений, так что он олицетворяет будущее, а не настоящее или тем паче прошлое.

При развале СССР побеждены были экономически непрочные, самые начальные и хрупкие формы и отношения, свойственные высшей, исторически последней стадии развития капиталистического способа производства – госкапитализму. Они пали, поскольку давно еще, реформами 1950-1960-х гг., были основательно подорваны «хозрасчетом предприятия», по сути – хозрасчетным капитализмом. Лишь благодаря долгой подготовительной и теневой работе хозрасчетного капитализма буржуазная контрреволюция сколотила мощную социальную базу, изменив к 1980-м гг. расстановку сил целиком в свою пользу.

- У народа, как мне кажется, весьма смутное понимание того, что следует понимать под госкапитализмом.

- Да, это так. Преобладают дремучие стереотипы и догмы. Одни считают его государственным регулированием капитализма мелких частных предприятий и лавочек, другие – связывают с автократическим государственным режимом, третьи – относят к минувшему укладу. При всем различии есть и кое-что общее: призрак госкапитализма является, словно дух в «Гамлете», всем, но почему и для чего – это для носителей ложных догм и стереотипов непостижимо. Впрочем, появляются и новые гипотезы. К примеру, одна из них увязывает призрак с необходимостью обуздания финансового кризиса: «На повестку дня встали вопросы эффективного функционирования новой версии старого уклада – госкапитализма, сложившегося в послекризисный период». Но, к сожалению, понимание сути здесь все равно неверное.

В действительности госкапитализм является самой высокой, исторически последней стадией развития всего капиталистического способа производства, когда общегосударственному совокупному капиталисту противостоит совокупный работник, не менее экономически и политически ассоциированный. Современный передовой капитализм достиг государственно-корпоративной стадии, а государственный капитализм – это уже стадия, следующая за ней. Ближе всех подошли к стадии госкапитализма и все больше втягиваются в нее Швеция, Норвегия, Финляндия, Дания, Австрия, Швейцария, Германия, Франция, Великобритания, Австралия, Канада, США. В этих-то странах чаще всего витает призрак госкапитализма – призрак ближайшего будущего всей мировой экономики, всей человеческой цивилизации.

Вовсе не старый уклад представляет госкапитализм. Суть его в том, что он отрицает частный капитализм, являясь исторически первым отрицанием общества прибыли – на основе закона вертикальной интеграции. Между прочим, теоретически ясно не только то, что предшествует госкапитализму, но и то, что следует за ним. Вторым отрицанием капитализма, исторически уже окончательным и бесповоротным, станет общество свободного времени, используемого для орудийного превращения науки в непосредственную производительную силу, т.е. общество поистине свободного творческого труда, освобожденного из-под гнета ежедневных и ежечасных проблем физического воспроизводства человека.

- Звучит заманчиво! Но давайте всё-таки вернёмся в перестроечные годы. Почему советский уклад рухнул?

- Функцию перехода буржуазной контрреволюции из скрытой дотоле формы в открытую выполнила «перестройка», которая свелась к общесоюзному саботажу оптовой и розничной торговли по чилийскому примеру 1973 г. Прилавки изолировали от складов и предприятий. Промышленные предприятия, совхозы и колхозы продолжали работать в будничном режиме, выпуская продукцию. Оптовые и розничные склады ломились от товарных запасов. Но прилавки, искусственно отсеченные от товаров дезорганизацией планового ценообразования, опустели. Потребление советского народа было парализовано. Пустые прилавки, бесконечные очереди в считанные месяцы породили цепную реакцию социального недовольства. Откат к отношениям и формам самого звериного, хищнического, людоедского капитализма, царящего ныне разве лишь в экваториальной Африке, был практически подготовлен.

Тогда только на авансцену вышли реформаторы-реакционеры. От них требовалось придать справедливому социальному недовольству советских людей неправедную антисоветскую направленность. Они исподтишка подталкивали страну в русло отсталого капитализма: стихийного, ничтожного, компрадорского, словом – частнособственнического.

На передний план выставлялись при этом красочные достижения и ценности капитализма передового, организованного, развитого, государственно-корпоративного – шведского, германского, французского, американского. Обществу «перестроечной» нищеты противопоставлялось «общество благоденствия», хотя оно служило всего лишь благовидной ширмой, скрывающей сугубо антисоветскую цель системных перемен. Знай советский народ, что его поджидает на самом деле африканский капитализм, несопоставимый даже с латиноамериканским, да еще привитый к кланово-племенному государственному устройству, вряд ли преуспели бы тогда зазывалы в отсталость.

Иной цели, кроме антисоветской, у реакционеров не было. Они преследовали ее слепо, маниакально, по макиавеллевской заповеди: цель оправдывает средства. И потому действовали, во-первых, с презрительным равнодушием к повышению эффективности товарного производства и качества жизни населения, вразрез с животрепещущими интересами и чаяниями социального большинства; во-вторых, разрушительными внеэкономическими методами – принудительно, диктаторски, бесчеловечно; в-третьих, в угоду «Вашингтонскому консенсусу», нацеленному на глобализацию «империализма доллара» за счет включения в геополитическую сферу, подвластную долларизации и печатному станку ФРС США, былых республик Советского Союза и стран СЭВ, на долю которых в 1980-е гг. приходилось более 1/6 земной суши; в-четвертых, не останавливаясь перед депопуляцией и десуверенизацией России, которая и без того унаследовала всего лишь 1/15 суверенитета СССР – причем, надо заметить, скорее номинально, нежели реально.

- И, кстати, базы НАТО размещены ныне на территории бывшего СССР и стран Варшавского Договора, в то время как военных баз СНГ на территории стран НАТО нет. Интересная «перестройка»!

- Суверенитет пореформенной России обложен по периметру ее границ, окружен со всех сторон, замкнут в геополитическое кольцо! Ничего подобного не знает больше ни одна развитая держава планеты. Не допускал подобного и Советский Союз.

Есть еще один повод для раздумья. Взятие в кольцо и систематическое его сжимание вокруг суверенитета России, с эшелонированием впритык уже позиций американской противоракетной обороны, явно корреспондирует с феноменальным реформаторским метаморфозом. Суть его такова: начатые в конце 1980-х гг. как антисоветские, «радикальные реформы» продолжились в последующие 1990-е гг. как откровенно антироссийские. Децентрализация инфраструктуры, всей отечественной экономики безостановочно подталкивается частной собственностью до критической черты, за которой начинается дефедерализация политической надстройки, государства.

- Ещё в 2003 году вы писали: «В промышленности же насчитывается около 25 млн. рабочих мест, каждое из которых нуждается не просто в обновлении, а в коренной технологической модернизации, с превращением в технотронное (т.е. интегрированное с электронными комплексами программирования и управления)». Теперь об этом же говорит премьер-министр… Вопрос неоиндустриализации России – на повестке дня!

- Принципиальные варианты предстоящего системного выбора можно подразделить на прогрессивный, консервативный и реакционный. Я готов каждый из них охарактеризовать подробно. Но это уже тема другого разговора. Могу только сказать, что благодаря вертикальной интеграции собственности Россия начнет идти в том же неоиндустриальном направлении, что и группа индустриально развитых держав, но с более высокой скоростью, в темпе наверстывания. Такая возможность у нас пока есть. И критически важно не упустить её…

Беседу вела Лидия СЫЧЕВА