Наследник - Православный молодежный журнал
православный молодежный журнал
Контакты | Карта сайта

История и мы

Великий перелом


 

Три недели спустя после того, как в Сталинграде фельдмаршал Паулюс сдался в плен с остатками 6-й армии, а наши войска уже далеко ушли с боями на Запад, освободив Ростов, Курск, Белгород и Харьков, приказ Верховного главнокомандующего по случаю Дня Красной армии прозвучал неожиданно в приподнятой атмосфере тех дней. Сталин, отметив успехи Красной армии, предостерегал военачальников от шапкозакидательства: “Из этого, однако, не следует, что с гитлеровской армией покончено и Красной армии остается лишь преследовать ее до западных границ страны... Борьба... только развертывается”.

Предостережение подтвердилось довольно скоро.

К марту 1943 года тяжелые наступательные бои измотали соединения Красной армии, тыловые службы снабжения серьезно отстали от передовых частей. Фельдмаршал Манштейн, командующий группой армий “Юг”, уловил этот момент и силами дивизий СС нанес контрудар. 14 марта немцы снова захватили Харьков, а за ним и Белгород. Началась весенняя распутица, и к концу марта фронт на юге сложился так, как показано на карте — с огромным выступом в глубь территории, удерживаемой противником. Обе стороны перешли к обороне.

 

“Одним ударом”

 

Сталинградская катастрофа потрясла военную машину Германии. Битва, длившаяся 200 дней, лишила вермахт четверти всех сил, занятых на Восточном фронте. Гитлеровские союзники — от Финляндии до Румынии — стали подумывать, как бы отцепиться от германского “поезда” и половчее выйти из войны. Даже верный Муссолини предлагал Гитлеру заключить перемирие с СССР. Да и у самих немцев настроение было совсем не то, что два года назад, когда под такты из “Прелюдов” Листа они слушали сообщения о победах.

В этой обстановке рейх отчаянно нуждался в успехе. Причем в крупном успехе.

На что рассчитывало руководство Германии? Немецкие аналитики пришли к выводу: второго фронта в 1943-м не будет. Можно нанести стратегический удар по Красной армии, не беспокоясь за тылы. Экономика Германии работала эффективно, но уже на пределе. Именно в 1943-м выпуск самолетов и танков вырос вдвое. И все равно после больших потерь на Восточном фронте людей не хватало. 13 января Гитлер объявил о  “тотальной войне”. Призыву подлежали мужчины от 16 до 60 лет, женщины — от 17 до 45. На фронт стали отправлять поляков, чехов, словаков, военнослужащих из бывшей Белой армии Врангеля, причем не только в тыловые части. А с 11 февраля стали призывать в качестве вспомогательных служащих ВВС 15-летних школьников. В итоге удалось сформировать и доукомплектовать 50 дивизий.

Это было далеко до прежней мощи. И все же мощь фашистского блока оставалась внушительной. Немецкие стратеги были убеждены: на ограниченном пространстве они способны нанести ошеломляющий удар по Красной армии. И Курский выступ как магнит притягивал их взоры. Здесь, считали они, можно взять реванш за Сталинград.

15 апреля Гитлер подписал приказ № 6 о стратегической наступательной операции на Курском выступе под кодовым названием “Цитадель”. Наступление, гласил приказ, “должно завершиться быстрым и решающим успехом”. “Победа под Курском должна стать факелом для всего мира”. Цель операции — двумя концентрическими ударами под основания выступа с севера и юга окружить советские войска и уничтожить. Приказ требовал “обеспечить максимальное массирование ударных сил на узком участке, чтобы одним ударом пробить оборону противника”. В случае успеха — продолжить наступление.

Большинство генералов поддержали замысел. Английский историк Алан Кларк пишет: “Генералы утверждали, и не без основания, что им всегда удавалось проникать сквозь русские позиции первым ударом: огневая мощь и мобильность войск будут больше, чем в 1941-м или 1942 году, степень концентрации выше, цели даже менее амбициозные. Не является ли фактом то, что никакая сила на земле не способна выдержать первый удар германской армии, когда она начинает заглавное наступление?”

Добавьте к этому качественный скачок в бронетанковой мощи вермахта. Столкнувшись в 1941-м с советскими танками Т-34 (их тогда было немного), Гудериан, испытавший немало неприятностей от танковой бригады Катукова под Тулой, послал Гитлеру захваченный Т-34 и предлагал, не мудрствуя лукаво, скопировать его и поставить на конвейер. Иначе мы проиграем войну, настаивал Гудериан.

Копировать немцы не стали, но к 1943-му преобразовали свои бронетанковые силы. Войска получили 1845 тяжелых танков “пантера” (до этого не выпускались) и 643 “тигра” (в том числе до начала Курской битвы — 246), производство средних танков Т-IV выросло с 869 до 3023. “Тигры” и “пантеры” обладали мощной 110-мм лобовой броней, от которой снаряды наших Т-34 отскакивали как горох. Броня Т-IV была также существенно укреплена. А самое главное — на тяжелых и средних танках стояли теперь мощные длинноствольные орудия, которые поражали на расстоянии до 2 км.

Орудия Т-34 — на 500 м. Как скажет уже после битвы нарком танковой промышленности СССР В. Малышев: “Противник имеет руку в полтора километра, а мы — всего в полкилометра”. Эта мощь  и должна была “молниеносно и потрясающе” обеспечить успех под Курском.

Гитлер несколько раз переносил дату наступления: ждал, когда вермахт получит достаточное количество новых танков. Примечательно, с какими словами Гитлер обратился к солдатам перед началом наступления: “Русские добивались того или иного успеха в первую очередь с помощью своих танков. Мои солдаты! Теперь, наконец, у вас лучшие танки, чем у русских”.

 

Преднамеренная оборона

 

Планами на лето обе стороны занимались практически в одно и то же время. Концентрация немецких сил в районе Харькова и Курского выступа вызвала серьезные опасения в Кремле. В середине марта, после потери Белгорода, Верховный главнокомандующий вызвал в Москву с Северо-Западного фронта своего заместителя маршала Г. Жукова и направил его на Курский выступ, чтобы выправить положение. В результате Воронежским фронтом стал командовать Н. Ватутин, отличившийся в ходе Сталинградской битвы, а Г. Жуков, “облазивший” оба фаса Курского выступа, побывавший во многих частях, 8 апреля направил Сталину короткий доклад исключительной важности. За неделю до того, как Гитлер подписал приказ № 6, Г. Жуков предугадал все его основные положения и предложил план действий.

Маршал писал: после сталинградской катастрофы пехота у немцев гораздо слабее, поэтому основную ставку Гитлер будет делать на танки и авиацию. Следует ожидать, по подсчетам маршала, наступления 2500 танков (или 15—16 дивизий) с севера и юга под основания выступа. Цель вермахта — окружить и уничтожить шесть наших армий, а затем — в случае успеха — возможен удар в обход Москвы. Жуков предложил создать мощный оборонительный заслон, принять на себя удар, выбить танки противника и затем, обескровив немцев, перейти в наступление. Многие историки отмечают при этом, что Г. Жуков опирался на свой опыт сражения под Москвой, где он так и действовал. Для успеха в обороне, считал он, необходимо значительно усилить Центральный (К. Рокоссовский) и Воронежский (Н. Ватутин) фронты, на угрожаемые направления перебросить с других участков 30 истребительно-противотанковых артиллерийских полков и все полки самоходной артиллерии. И как можно больше авиации сосредоточить в резерве Ставки, чтобы она смогла наносить массированные удары.

12 апреля, опять-таки за 3 дня до подписания Гитлером приказа № 6, Ставка утвердила план действий на лето 1943-го. В его основу легли соображения Г. Жукова, поддержанные начальником Генштаба маршалом А. Василевским и командующими обоих фронтов. Участники этого заседания вспоминали потом, что Сталин был мрачен. Выдержат ли наши войска удар страшной силы? Это был главный вопрос. В 1941-м и в 1942-м первого удара не выдерживали.

За спинами обоих фронтов создавался серьезный резерв. Целый фронт — Степной. Таких резервов никогда в ходе войны не создавали. Командующим назначили И. Конева. Он вспоминал: Сталин поставил две задачи — в случае прорыва немцев оказать помощь обороняющимся, но самая главная задача — перейти в контрнаступление, когда иссякнут наступательные возможности противника. В состав фронта вошла недавно созданная 5-я гв. танковая армия (командующий П. Ротмистров).

В 1943 году произошли серьезные изменения в соотношении сил СССР и Германии: эвакуированные заводы вместе с батюшкой Уралом, отмечал в мемуарах Д. Устинов, нарком вооружений в годы войны, в 1943-м поставили фронту вдвое больше танков, САУ, артиллерийских орудий  и минометов, чем промышленность Германии и ее сателлитов. В самый отчаянный момент сражения под Москвой Г. Жуков просил у Сталина “хотя бы 200 танков”. И не получил: их просто у Ставки не было. В 1943-м пошла другая жизнь. Больше того, уже осенью 1942-го советский тыл благодаря массовому производству бронетехники дал возможность создавать крупные танковые соединения — корпуса и армии.

Несколько месяцев шла титаническая работа по укреплению обороны на Курском выступе. 300 тысяч человек днем и ночью рыли окопы и 10 тысяч км траншей. Создавалось восемь оборонительных линий. На танкоопасных направлениях саперы заложили 400 тысяч мин.

 

Союзники

 

В марте 1943-го стало ясно, что США и Великобритания не откроют второго фронта. Больше того, они даже резко сократили поставки по ленд-лизу, хотя СССР крайне нуждался в алюминии и ряде других стратегических материалах для оборонных отраслей. Не так давно опубликована переписка Сталина с советским послом в Лондоне И. Майским. Сталин писал в октябре 1942-го: “У нас у всех в Москве создается впечатление, что Черчилль держит курс на поражение СССР, чтобы потом сговориться с Германией”. И сетовал: Черчилль твердо обещал бомбить Берлин, но не делает даже этого. Майский категорически возражал Сталину: Черчилль не может ставить такой цели, это было бы концом Британской империи. А что касается бомбежки Берлина, Черчилль не хочет получить в ответ налеты на Лондон, разъяснял посол. И добавлял: “Тяжелая бомбежка Лондона нарушила бы концепцию “легкой войны”. Сталин благодарил посла за соображения: “Я нашел в них много интересного и поучительного”.

В Лондоне и Вашингтоне хотели “легкой войны”. Да и кто не хотел бы. Они могли позволить себе это. Приведу отрывок из статьи патриарха британских историков А. Тейлора: “На протяжении всей войны, — писал он, — у Сталина не было свободы действий. Все, что он предпринимал, было предрешено германским вторжением. Он вынужден был вести войну массовую, в которой миллионы солдат противостояли друг другу (никто во всей Второй мировой войне в такой схватке не участвовал), и вести ее на европейской территории России. Даже победы не давали ему свободы действий: он не мог избежать такой войны до самого конца,  разница была лишь в том, что после Сталинграда он побеждал, а не терпел поражения”.

 

“Легкую войну” можно было вести, находясь за спасительным Ла-Маншем или Атлантическим океаном.

“В действительности, — заключал А. Тейлор, — Рузвельт и Черчилль могли сделать  немного (чтобы помочь СССР. — Ред.), и, нравилось это им или нет, они пользовались тем, что Советская Россия несла на себе главное бремя войны против Гитлера”.

Концепция “легкой войны” была по душе и президенту США Рузвельту. Представь, что война — это футбольный матч, а мы резервные игроки, сидящие на скамейке, говорил он своему сыну: “Нам предназначена роль игроков, которые вступят в игру в решающий момент... мы вступим в игру, чтобы забить решающий гол. Мы придем со свежими силами. Если мы правильно выберем момент, наши форварды еще не слишком устанут”. Да, они выбирали момент, этим прежде всего и объясняется задержка с открытием второго фронта.

Вот как выглядела “легкая война” на деле. В марте 1943-го начальники штабов попросили Черчилля обратиться к Сталину, чтобы узнать о советских планах на предстоящее лето. “Наше военное участие слишком незначительно, чтобы задавать такие вопросы, — ответил Черчилль. — Против шести дивизий немцев, стоящих против нас, Сталин сражается со 185 дивизиями”.

 

50 огненных дней

 

Курская битва началась на рассвете 5 июля и длилась 50 дней, вчетверо меньше, чем Сталинградская. Но по накалу страстей, по ожесточенности сражений, по количеству моторов и орудий с обеих сторон она превзошла все, что было до и после. Английский историк Робин Кросс подсчитал: за 50 минут артподготовки перед наступлением войска Манштейна выпустили снарядов больше, чем израсходовал вермахт за всю польскую и французскую кампании, вместе взятые.

О битве написано много. Ни один из наших прославленных военачальников не обошел ее в своих мемуарах. Но настоящие исследования о ней еще впереди. Поясню: полвека боевые документы частей Красной армии были недоступны исследователям. И сейчас доступны далеко не все, но военные архивы наконец приоткрылись. Стало известно, какую цену мы заплатили за победу в этой битве.

Армия Моделя (1200 танков и 460 тысяч человек) наступала с севера на Центральный фронт (К. Рокоссовский). 4-я танковая армия Гота и мощная армейская группировка Кемпфа (до 1500 танков и 440 тысяч человек) атаковали с юга Воронежский фронт (Н. Ватутин). Оба клина должны были 9 июля замкнуть восточнее Курска кольцо окружения. Чтобы представить, какой страшный по силе удар наносили наступавшие, напомню, что 22 июня 1941 года Гитлер бросил против СССР 3500 танков, но тогда они действовали на пространстве от моря до моря, а здесь на узкой полосе была сконцентрирована по количеству почти такая же мощь, но по качеству даже сильнее.

Оба наших фронта имели в своем составе 1,3 млн человек, 3400 танков, 19 тысяч орудий. За их спиной стоял Степной фронт (500 тысяч человек, 1400 танков, 8 тысяч орудий).

Уже первые дни битвы показали, что 1941-й или 1942-й не повторится. Советские войска выдержали удар. Максимум, что смогли войска Моделя, — пробиться на 10—15 км. Начали они лихо: за считанные часы две роты “тигров” (в роте их было по 9) уничтожили 111 “тридцатьчетверок”. Но дальше, потерпев поражение в ожесточенном сражении у безвестного до того поселка Поныри, которое ряд немецких участников тех событий называют “Сталинградом Курской дуги”, они топтались на месте. 12 июля войска Брянского и части Западного фронтов ударили Моделю во фланг, 15 июля перешел в наступление и Центральный фронт. После этого о встрече “восточнее Курска” у Моделя не могло быть и речи.

 

На южном фланге обстановка складывалась сложнее. Здесь Манштейн бросил в наступление сразу же почти все танковые силы, включая 99 “тигров”: немцам удалось за 4 дня вклиниться на 35 км, но они потеряли за это время более 60 процентов бронетехники, и 10 июля Гот уже думал не столько о продвижении вперед, сколько о своевременном отходе назад. А после Прохоровского сражения, которое, вопреки мифу, шло не один день и не на одном поле и которое никому не принесло решительной победы, Манштейну стало ясно: войска выдохлись, исчерпали резервы, а у советской стороны оставался мощный потенциал — Степной фронт. Ему ничего не оставалось, как отдать приказ об отходе назад. 3 августа перешли в наступление, пополнив части, войска Воронежского и Степного фронтов. 5 августа были освобождены Орел и Белгород, 23 августа — Харьков.

5 августа впервые в ходе войны Москва салютовала в честь соединений Красной армии. Александр Верт (в годы войны собкор “Санди таймс” и Би-би-си в СССР) писал: “Решение отметить победу под Курском первым салютом и фейерверком было принято отнюдь не случайно. Советское командование знало, что, выиграв Курскую битву, СССР фактически выиграл войну”.

Знали это и немцы. Вот как они оценивали итоги битвы. Гудериан: “Мы потерпели решительное поражение”. Манштейн: “Неудача, равнозначная провалу, инициатива окончательно перешла к советской стороне”. Карель (псевдоним Пауля Шмидта, бывшего начальника отдела печати гитлеровского МИДа): “Точно так же, как Ватерлоо в 1815 году решило судьбу Наполеона, так и победа русских под Курском явилась поворотным пунктом всей войны и через два года привела к смерти Гитлера, поражению Германии и полностью изменила мировой порядок”.

За 50 дней битвы вермахт потерял 30 дивизий, в том числе 7 танковых, около 500 тысяч солдат убитыми, ранеными и пропавшими без вести, 1500 танков, более 3000 самолетов.

Еще большими были потери советских войск (напомню, с фронтами Рокоссовского и Ватутина, в контрнаступлении приняли участие еще несколько): 860 тысяч человек (убитые, раненые, пропавшие без вести), свыше 6000 танков и САУ, 1500 самолетов.

Тем не менее соотношение сил изменилось кардинально в пользу Красной армии. Она располагала большими резервами, а советская промышленность значительно превзошла германскую по выпуску бронетехники.

С открытием военных архивов у наших историков появилась возможность анализировать ход сражений, их итогов и, в частности, почему такие огромные потери были с нашей стороны. Вышел фундаментальный четырехтомник “Мировые войны ХХ века” (руководитель проекта О. Ржешевский), книги В. Замулина: “Курский излом” (изд-во “Яуза”, 2007 г., 958 стр., 6000 экз.) и “Прохоровка. Неизвестное сражение великой войны” (изд-во “Хранитель”, 2006 г., 735 стр., 3000 экз.). И ряд других.

Авторы издания “Мировые войны ХХ века” пишут о причинах наших высоких потерь в Курской битве: “Во многом такие потери обусловливались пока еще недостаточным боевым мастерством многих советских командиров. Зачастую удары наносились поспешно, вдоль фронта вражеской обороны недостаточными силами и на небольшую глубину, что вело к неоправданным потерям, не было в должной степени налажено взаимодействие наземных войск и авиации”.

Выводы немецких авторов совпадают. Генерал фон Мелентин, участник битвы, писал в книге “Танковые сражения”: “Поначалу русские танковые армии дорого платили за отсутствие опыта... 1943 год все еще был для русских танкистов годом ученичества... Лишь в 1944 году крупные механизированные соединения русских стали в высшей степени мобильным и мощным оружием в руках бесстрашных и способных командиров”.

В. Замулин подтверждает эти оценки. Приведу один факт из его книги. Уже в самом начале битвы Ватутин, которому, как считает автор, не всегда хватало выдержки, отдал приказ командующему 1-й танковой армией М. Катукову выдвинуться к передовой и, по сути, атаковать в лоб вражеские дивизии. Катуков пытался убедить командующего фронтом, что это решение неверное. “Вражеские “тигры”, — говорил он, — могут бить из своих 88-мм орудий по нашим машинам на расстоянии до 2 километров, находясь в зоне недосягаемости огня 76,2 мм пушек наших “тридцатьчетверок”... Так следует ли давать им в руки такой сильный козырь?” Катуков делал ставку на глубокоэшелонированную оборону, располагал танки в укрытиях, в засадах. Так он успешно сражался под Москвой. Но приказ есть приказ. И лишь звонок Сталина на командный пункт Катукова спас положение. Катуков, воспользовавшись случаем, изложил свои доводы, Верховный их принял и отменил приказ. Надо отдать должное Катукову, он продолжал воевать по-своему, считая, что хорошо воевать — значит экономить силы и средства. “И в первые 7—8 дней наступления немцев, в том числе в значительной степени благодаря тактическим приемам Катукова, — пишет В. Замулин, — вражеские бронетанковые соединения потеряли более60 процентов своего потенциала”.

Тем не менее Ватутин вскоре отдал аналогичный приказ танковому корпусу А. Кравченко, и во встречном бою от корпуса мало что осталось. Затем это повторилось и со 2-й гвардейской танковой армией под Прохоровкой, где были уничтожены около 700 наших танков.

Сталин, по словам П. Ротмистрова, был в ярости. Армия, которая должна была сыграть ударную роль в контрнаступлении, утратила силу. Долгое время у нас не публиковался приказ Верховного от 24 июля 1943 года. Поздравив командующих фронтами с ликвидацией немецкого наступления, Сталин отметил всех командармов, кроме одного — П. Ротмистрова. Недоволен он был, считает В. Замулин, и А. Василевским, который координировал действия Воронежского и Степного фронтов. Во всяком случае, координировать их действия с 13 июля стал маршал Г. Жуков.

Талантливый военачальник, Ватутин очень многое сделал для победы на Курской дуге. Как и К. Рокоссовский на северном фасе, он точно предугадал полосу наступления немцев, именно сюда стянул 80—90 процентов всех стволов фронта, его оборонительные укрепления оказались для немцев весьма неприятным сюрпризом. Да, допускал в той невероятно напряженной и даже отчаянной обстановке неверные решения, не имея точных сведений о силах и действиях противника (фронтовая разведка работала отвратительно). Как пишет В. Замулин, не исследованы и его взаимоотношения с представителем Ставки А. Василевским. Видимо, много еще интересного откроют нам архивные документы.

Жить Николаю Федоровичу Ватутину оставалось лишь несколько месяцев. Его фронт, переименованный осенью в 1-й Украинский, в октябре 1943-го форсировал Днепр, в ноябре после мастерски проведенной операции освободил Киев и пошел дальше на запад. Но 29 февраля 1944-го Ватутин был ранен в бою с бандой бандеровцев и, несмотря на все старания медиков, скончался. Похоронен в освобожденном им Киеве.

Бесспорно одно: битву, справедливо пишет В. Замулин, выиграли прежде всего солдаты и офицеры: “Многие ветераны, которым довелось пройти войну с первых до последних дней, утверждали, в 1943 году наш солдат качественно изменился. На фронт пришло поколение, уже рожденное и воспитанное при советской власти, в большинстве своем (в силу возраста) не испытавшее на себе ее перегибов и ошибок и преисполненное высоких патриотических чувств”.

Это качественное изменение немцы почувствовали в первый же день наступления. Приведу еще одну цитату из книги В. Замулина: “Важным результатом дня стало определенное прозрение врага. Русские с ужасающей решимостью и  настойчивостью, погибая целыми подразделениями, перемалывали германские войска". Все, кто участвовал в этом сражении, в один голос утверждают:  после нескольких часов наступления немцы поняли, что столкнулись с уже другой Красной армией. Образ деморализованного, бежавшего под ударами танковых клиньев вермахта, оставляя сотни километров родной земли, русского солдата таял как дым. Генерал СС М. Симон, командовавший полком в моторизованной дивизии СС “Мертвая голова” в ходе Курской битвы, вспоминал: “Русский пехотинец сражается до последнего вздоха. Экипажи горящих танков продолжают вести огонь, пока в их телах теплится жизнь. Раненые и контуженые хватаются за оружие, лишь только приходят в себя”. Стойкость и невероятное упорство советских войск, хорошо подготовленные позиции, продуманная система артиллерийского огня и инженерных сооружений — все это изумило противника и наводило на мысли, что если и будет достигнута в этой операции победа, то заплатить за нее придется очень дорогую цену”.

Дорогую цену заплатили и мы. И за Курскую битву, и за все предшествующие и последующие сражения. В декабре 1943 года призывной возраст в СССР был понижен до 17 лет.

И еще один итог Курской битвы. Уже через несколько дней после ее завершения нарком танковой промышленности СССР В. Малышев провел совещание с директорами и конструкторами танковых заводов, с командованием бронетанковых и механизированных войск Красной армии: речь шла о модернизации Т-34 — “рабочей лошадки” всей войны. С 28 января 1944-го на фронт пошли новые машины Т-34-85. На них была установлена мощная 85-мм пушка, лобовая броня корпуса и башни утолщена вдвое — с 45 до 90 мм, экипаж увеличен до пяти человек. Это была та самая “тридцатьчетверка”, которая вошла в историю как лучший средний танк минувшей войны. Всего за полгода — беспрецедентный срок — смогли обобщить накопленный опыт, модернизировать танк, провести заводские и войсковые испытания и запустить в производство. Поклониться бы этим людям и поучиться у них. Этот танк и дошел до Берлина.

 

Николай Ефимов

← Вернуться к списку

115172, Москва, Крестьянская площадь, 10.
Новоспасский монастырь, редакция журнала «Наследник».

«Наследник» в ЖЖ
Яндекс.Метрика

Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru

Телефон редакции: (495) 676-69-21
Эл. почта редакции: naslednick@naslednick.ru