Точка зрения

Русский космос: сколько стоит килограмм зерна

«Основное – пшеница, на что и живём», - говорит Александр и открывает тяжелые двери помещения-склада, которое издавна принято называть амбаром, - выглядит оно ангаром.  

Килограмм зерна стоит – стоил в прошлом году… 5-7 рублей. Не кажется ли вам, что это – практически нисколько?  Ценообразование в нашем сельском хозяйстве – это особая песня. «Ценообразовали», видимо, считают, что цены на зерно и молоко от производителей,  – там, около земли, - уходят в землю и стремятся к нулю. Почему же именно там они стремятся к нулю? А потом вдруг, на прилавках магазинов –  космически  увеличиваются.  Сверхприбыли получают отнюдь не те, кто растит хлеб.  И чтобы растить его и достойно управляться с землёй, создавая настоящий русский космос – надо быть воински сильным человеком.       

 

Александр Горнушёнков учился в техникуме на агронома. Потом служил в армии – в Красноярском крае. В космических войсках.  Не оттуда ли секрет особой связи с землёй? И с техникой?  Скажем сразу – вряд ли.  Хотя прикосновение к космосу – очень важная черта. Русский космос – именно то, что составляет и очерчивает всю его жизнь.  После космических войск вернулся на родную землю. И никуда практически больше не уезжал. Там – его дом, его отечество, его поле. Жена Светлана и трое детей, дочери: Маша, Оля, Ирина. Все помогают, Иринка с детства лихо управляется с комбайнами и тракторами.

Отец Александра работал в колхозе на комбайне.  Именно от него унаследовано главное –  отношение к труду. 

Удивительно русская биография. Скромная такая. Немногословная.  

 

Середина августа, - в просторных хлебных закромах зерна ещё мало – уборка задержалась из-за погоды.    Основной урожай ещё впереди. В полях. Но и эта первая горка неповторимо пахнет будущим хлебом, светится изнутри золотым солнечным светом -  «зернёное солнце».

«В этом году жарковато. Полтора месяца дождя не было… Потом пошли дожди,  и зерно налилось…  Только начали уборку – опять дожди». 

Земля здесь, на юге Нижегородского края,  чернозёмная, плодородная  – как черное масло. Лишь бы дожди вовремя, и урожай будет, порадует.

 Тогда я обмолвилась о случайном разговоре с человеком из соседнего, такого же чернозёмного района, уехавшим из деревни в город. Он сказал: «…да, у меня тоже земля была. И я продал свой пай…  его обрабатывать – техника нужна, а где её взять? …

Где же взял технику Александр Горнушенков? 

 

Копченый, Угрюмый, Пьяный и другие. Откуда?

 

Трактор «Беларусь» и «КамАЗ» Александр купил, когда ещё работал в колхозе. В начале девяностых.  Конечно, техника подержанная, старая. Потому и недорогая. И работала, и работает она на износ, но износ – при мастерском отношении – не наступает долго.  Новой техники никогда не покупал – ремонтировал, приводил в рабочее состояние и держал в нём, в этом самом рабочем состоянии – то, что есть. Купить новый трактор? За 6 млн. – попробуй! Это невозможно. Просто невозможно, нереально,  даже в рассрочку.

 

«Каждый год какой-то металлолом покупал и покупаю.  Покупаю – ремонтирую, покупаю – ремонтирую.  Сейчас тоже можно купить такую «технику» – и колхозы, и частники продают», - говорит Александр.

Значит, можно… было бы желание. И, опять же, любовь.  Потому что именно любовь одухотворяет – вкладывает во всё душу и даёт всему имена…

Первый трактор получил имя Копчёный.  Потому что коптил.  Второй трактор механизатор  почему-то назвал Угрюмым. Видно, было, за что.  А третий – Пьяный. Почему?  «Да с Пьянского,  - Пьяного Перевоза его привёз» - улыбается хозяин.

- Так вот и общаетесь с ними, со всеми, так и обращаетесь?

- Да, а как же? – Иди, с Копчёного принеси, - если что надо, - а как ещё скажешь? И сразу понятно.  Ещё один трактор есть, я его ещё не собрал пока.

- А как его зовут?

- Никак ещё!..

Лицо, которое сначала казалось почти суровым, озаряется, глаза оказываются синими,  улыбка становится ещё шире,

 - … он в борозде ещё не был! – поэтому никак пока не зовут.

Трудовое «крещение» у этого трактора ещё впереди. И это не трактор пока. Металлолом. Человеческие руки, руки потомственного земледельца,  дадут ему жизнь. Имя, – и жизнь.  

Особая гордость этого хозяйства - сортировальная машина, с помощью которой от зерна отделяются ненужные примеси и сорняки.  Сама машина – огромный агрегат, с автоматическим заборником, изобретённым самим Александром Горнушенковым. Автоматический заборник – кузов от тележки - поднимается, зерно ссыпается сверху и происходит сортировка, которая раньше делалась вручную, и требовала нескольких работников, занятых на этом участке. Сейчас тонны зерна сортирует один человек, и справляется с этим легко.  Производительность – 25 тонн в час.  Рядом стоит транспортёр,  и отходы отправляются сразу на вывоз, в другую машину.   

Земля у них, кроме своего пая, - в аренде,  200 га, и у них в хозяйстве работают по найму механизаторы-пайщики.

В январе 1996-го года Горнушенковы оформились  как фермерское хозяйство. Основное направление, специализация – зерновые культуры. Выращивают пшеницу, ячмень и овёс. Овес идет на фураж и отдаётся пайщикам.  

- Кто покупатели «большого хлеба», этих тонн зерна, пшеницы? Кому продаёте?

- Покупают мельзаводы и птицефабрики.

Транспортировкой зерна занимаются сами, - хозяйство, подворье осуществляет полный цикл производства:  от земли - к переработчику и потребителю.  Иначе - невозможно выжить. Они чудом выживают. И сеют, и пашут, и растят, и реализуют свой хлеб. Наш хлеб. Чудом - и огромным, героическим, космическим усилием.  И государство, и «рынок» - относятся к ним глупо, хищно, нагло, - грабительски.

А они живут, работают. Да, семья - это главная опора. Родителей Александра уже нет в живых, совсем недавно умерла мама. А вот с родителями Светланы,  Владимиром Ивановичем и Валентиной Андреевной, они очень близки, постоянно помогают друг другу - эта семья, как и любая русская традиционная, патриархальная семья, состоит из многих поколений и ответвлений, когда "под ногами топочут дети, а за столом поют старики"...  Это правда - дядя Вова, Владимир Иваныч,  играет на гармони, и каждый праздник, каждые семейные посиделки - это песни. И поют в этой большой семье - все, не только старики. 

 

 

Отечество трудяг

 

Сквозь «железное» - насыщенное металлом - пространство мастерских и фермерского технопарка мы направляемся к дому, и по пути видим в укромном закуточке среди яблонь, наливающихся румянцем,  маленькие, совсем маленькие деревянные домики… Пчёлы?

- Отцовские ещё…  – поясняет Александр, и мы останавливаемся посмотреть на маленькую пчелиную «деревеньку»… -  Когда отец ещё был живой, мы качали очень много – цветка  много цвело.

Слушаю и думаю: как много здесь, на этой земле  –  от отца…  Отец – был комбайнёром,  выезжал в эти же поля, убирал хлеб, собирал мёд…  Вот это и есть Отечество – его корень, его смысл, пространство… 

-  …Тогда гречу в колхозе сеяли – сто гектар, - продолжает Александр, - она долго цвела, до середины августа с неё пчелы брали. С осота, с молочая, с рапса.  Всё цвело в полях, на лугах. Тогда поля были не обработаны химикатами.  Теперь…  у нас только с десяток пчелиных семей.  Больше не надо, и меньше опасно оставлять.

Вот,  -  он показывает на ближайший улей,  - в этом году  рой поймал, когда он отроился, у них сразу появилась матка, они начали работать. Два «магазина»  уже натаскали. (В пчеловодстве часть улья, в которой находятся рамки для складывания меда, называется «магазином». МК). Сильная семья, матка молодая, здоровая. Живут пчелы – приятно смотреть.  И себе немного слатенького накачать.  Трудяги… Вот желтенькое несут на лапках… Делают воск, наващивают… Сейчас они все заклеивают к зиме.  Всё, больше в этом году сбора не будет.

 

Хозяйка животворной теплицы

 

Животноводческая часть хозяйства похрюкивала  в сумраке двора. Чуя незнакомых людей, обитатели отпрянули сначала,  но потом подошли к загородкам, потянулись к хозяевам. Светлана включила свет. Свиноматки кажутся огромными, особенно одна, - просто гигант!  «Свиноматерь»…

 Зная, какими маленькими рождаются поросята, и видя в соседнем загончике трёх худощавых поросячьих «подростков», задаюсь вопросом – сколько же нужно времени, чтобы поросенок превратился в такое огромное животное:

- Сколько ей?

- Ей два года… 

Свиноматерь доверчиво тянется  к хозяйке, Светлана, поглаживая её,  рассказывает о своём живом хозяйстве-производстве:

- Один год она росла… потом погуляла, и через четыре месяца, как погуляла, - опоросилась. Полтора месяца поросята были с ней, а потом я их отняла.

- Чем вы их кормите, - и взрослых, и поросят?  Чем лучше кормить, чтобы они хорошо росли?

- Зерно мелем на посыпку, посыпкой кормим.  Конечно, желательно бы им молока, чтобы послаще была у них еда. Но молока у меня коровьего сейчас нет. Только козы. И я им только немного белю молоком. Забеливаю, и то не всегда. А основа, конечно – это свой хлеб, зерно, - обмолотим, намелем, и даём.  

И здесь основа – хлеб.

Знаю, что хозяйка раньше занималась «родовспоможением» - у своих питомцев принимала роды, на руки принимала – и поросят, и телят – всех, кто плодился в её теплой топочущей ферме-терме. Накануне приезда на ферму Горнушенковых у меня в сознании почему-то отчетливо прояснилось, что «ферма» и «терма», t/ferma – это одно слово.   Односмысловое  с римскими банями, однокоренное с термометром. И термосом, хранящим горячее тепло.  Ферма (терма)  – это теплица. Созданное человеком пространство для усиления и хранения тепла, потому что тепло – животворно. В нём – рождается, растет и крепнет новая жизнь.  

 

- Как вы оцениваете этот год? Удачен ли он?

- Вполне. По одиннадцать поросят принесли, и все живые. Я оставила троих, остальных продали. …Раньше, когда они начинали пороситься, я с ними была постоянно. Принимала сама. А в этот раз, в этом году, я не подходила к ним. Они опоросились сами, и, может быть, это и к лучшему, когда их не беспокоишь.  

Две козы и три козленка пасутся на луговине. Козы дают по полтора литра молока.

Для семьи.  Для дома.

«Подворье – это не в тягу, - говорит Света, -  дом и подворье – это все вместе, один узел, одна система. И огород держим, и скотину:  как же – не держать? День расписан по часам и минутам. Встаешь – надо обязательно идти – накормить, напоить, подоить.  Без этого нельзя, невозможно». 

Александр подхватывает:

  – Я вот не могу, даже в воскресенье – лежать и ничего не делать. Какой отдых? Пойду, посмотрю – все надо что-то. То покручу, то привинчу, то приварю, то режу…  А лежать – не могу.  Тошно сидеть без работы, не могу, никак.  

Они не умеют не работать. Вот и весь секрет их большого и живого, животворного, хлебного во всех смыслах, кормимого и кормящего подворья. Подворья, которое кормит не только их семью, которую они считают своей главной ценностью и главным результатом.  Они когда-то остались здесь, не уехали в город, - почему? Потому что колхоз построил им дом, который они потом «укрупняли» каменным пристроем сами.  Так они мыслят.  Но главный ответ – они остались и живут здесь по любви. По любви друг к другу, и к земле, отцовской, материнской земле.

На столе у Горнушёнковых – всё, по большей части, своё.  Попить чаю – означает  много всего на столе - и ягоды, и фрукты, и овощи. Хозяин обмакивает четвертинку свежего огурца в прозрачный золотой мёд – и говорит: «Попробуйте-ка… словно арбуз получается!»  Вот это да! – и вправду… Все дружно хрустят неожиданным огуречно-медовым «арбузом».

«С мёдом можно есть всё, – говорит Александр, - это точно, мы выросли на этом. Раньше ведь мы конфеток не видали. У нас был всегда мёд. Мама пекла ситный хлеб – в печи. Молоко, мёд, ситный. Хоть утром, хоть в обед, хоть вечером.  Из пшеничной муки, на дрожжах, - мама всё делала, замешивала с вечера, чтобы тесто подошло. А утром печь растапливала и пекла: и круглые, и в плошках...»  

«А почему он - ситный называется? - спрашиваю я, хрустя медовым огурцом, и тут же соображаю… потому что – сито? От слова «сито» ?.. » «Наверное, - поддерживают меня, - муку-то всегда дома просеивали через сита, вон и сейчас они есть… Их много всегда было, сит, - разного размера, большие и поменьше, поменьше… Не через одно, через несколько – просеивали, чтобы мука пышная была, кислородом насытилась… »

Ситный.  Вкусно.

У Горнушенковых даже кошка больше всего на свете любит хлеб. Выпрашивает его за столом, это её главное лакомство.  Вкусно, кто бы спорил.

Рядом с мёдом на столе в стеклянной изящной вазочке – ещё один неповторимый десерт здешних мест – варенье из полевой клубники.  Аромат и вкус её – не сравним ни с какой другой ягодой, и в удачном вареньи получается сохранить все это, получить ещё один вариант заготовленного на зиму летнего солнца. 

Я помню этот вкус с глубокого детства: по ягоды в луга, в Ендовищи, я ходила совсем маленькой…  Чернуха – родная деревня моей бабушки, наши с хозяйкой бабушки – родные сёстры… 

Собираем ягоды, их много, они пахнут  счастьем и сладостью бескрайнего детства, из-под ног прыгают кузнечики, жаркое, жаркое солнце, от которого некуда скрыться – ни одного деревца кругом, бескрайний простор - только поля, луга, покатые холмы и неглубокие ложбины … Километры душистого разнотравья, километры  цветов и ягод. И в таких же, как ягоды и цветы, косыночках и платьях – мы, и переклички девчоночьих и женских голосов.

Собираем ягоды…  Набрали.  Пришли домой. Теперь очистить их надо от лепесточков, от черешков, это особое дело, кропотливое.  А уже не хочется.  Наелись. Собрать-то, пожалуй,  легче…

- Собрали ягоды – очистить…

- Чищу - я. В основном!  -  Александр всегда рядом с женой. В трудную минуту. Чувствуется, что всегда и с удовольствием выполняет самую тяжёлую работу. Света улыбается, продолжает:

- Положить сахар, - пропорция добавления сахарного песка зависит от спелости, от кондиции ягод, - она бывает разной. В этом году ягода была очень сочная, переспелая, и я положила сахар один к одному.

- Как определись – готово, или ещё поварить? Я слышала, некоторые хозяйки варенье очень долго варят?

- Мама меня так научила, с самого детства:  как определить готовность варенья?  Капнуть капельку варенья на спичечный коробок. Капну с ложки на спичечный коробок, и коробок переворачиваю. Если капля не падает, не стекает, не капает – значит, варенье готово. Если стекает – значит, его ещё надо варить. Не упала, осталась на коробке загустевшая капелька – сразу выключаю. Сварилось? – и с хлебом!

Господи, как все просто, казалось бы, как всё просто… 

Яровые хлеба засевать - под весеннее, ярое солнце, озимые - в зиму… Это ли не космос? Около каждого дома встают там – Александр и Светлана, Фёдор и Галина, Владимир и Валентина, и многие ещё, чтобы был хлеб, и молоко, и мёд, и покой, и сила. Не космические ли это войска? 

Конечно, хлеб - всему голова, основа, но ведь и не хлебом единым… - и песней, и словом, и духом, и мёдом человеческого общения и любви. И силой отечества своего жив человек.

Марина Кулакова

Нижний Новгород  

Сентябрь 2012

 

 

← Вернуться к списку