Путешествуем вместе

Аргентина

К столице Аргентины Буэнос-Айресу подлетали поздним вечером. Мири­ады суетливо подмигивающих “светлячков” делали город похожим на огром­ного осьминога, раскинувшего узкие щупальца во все стороны.

В аэропорту порадовала чёткая организация паспортного контроля. На­шим рейсом прибыло почти четыреста человек, и я приготовился к часовому стоянию в очереди. Отнюдь, через десять минут мы уже пили в баре кофе (с традиционным чаем в Аргентине проблема).

Как уже не раз отмечалось, стеклянно-бетонные джунгли не моя стихия, посему из достопримечательностей Буэнос-Айреса упомяну только прези­дентский дворец на Пласа-де-Майо, мемориальное кладбище Реколето, со­седствующее с фешенебельными кварталами исторического центра, и про­спект 9 Июля, который здесь считают самой широкой улицей мира. А вот кладбище действительно поражает воображение: помпезные гробницы и склепы из мрамора больше похожи на дворцы султанов, греческие базилики. Необузданная роскошь и богатство удивляют своей бессмысленностью — за­чем всё это умершему? К чему такие траты? Они же не даруют бессмертие! Не разумнее ли пустить эти средства на то, чтобы построить, к примеру, при­ют для престарелых или, на худой конец, оставить деньги наследникам? Эх! И после смерти соревнование тщеславий и амбиций продолжается!

На улицах столицы такое половодье такси, что достаточно остановиться и вопросительно глянуть на проезжающие авто, чтобы возле тебя тормознула пара машин. Садиться спереди здесь не принято — только сзади! Чтобы пас­сажиру было удобнее, переднее сиденье вообще придвинуто к панели.

Интересно было наблюдать, до чего трогательно мужчины приветствуют друг друга при встрече: нежно обнимаются, по несколько раз целуются. Мо­жет, именно благодаря такой повышенной сентиментальности аргентинцев танго столь популярно в этой стране?

Перед вылетом из аэропорта местных авиалиний к малоизвестному, но, по отзывам, самому крупному и красивому в мире водопаду Игуасу пошли ис­купаться в Атлантическом океане. Мутно-коричневый цвет воды нас шокиро­вал. Больше всех меня. Ещё бы! Специально вёз из Уфы маску со встроенны­ми линзами на минус семь диоптрий, чтобы насладиться подводным миром Атлантики, и на тебе — видимость в воде практически нулевая! Связано это с тем, что воды в здешних реках изобилуют вымываемыми из берегов мельчай­шими частицами глины. Судов в заливе негусто. Яхт вообще нет. Удивитель­но! Какая-то чудаковатая страна.

И женщины в городе страшненькие (прошу прощения, но, как честный пу­тешественник, иного определения не могу подобрать). Николай Рундквист, четырёхкратный чемпион России по спортивному туризму, руководитель на­шей экспедиции по Аргентине, верно подметил: то, что мужчины на юге кра­сивые, а женщины так себе, а на севере наоборот — это классика! Вывод на­прашивается весьма необычный: тяжёлые природные условия, необходи­мость много работать делают женщин... краше.

До Игуасу, находящегося на границе с Бразилией, долетели за полтора часа. Оставив рюкзаки в приюте, сразу отправились по холмистой, покрытой тропическим лесом равнине туда, откуда нёсся утробный рокот. Шли, пере­ступая через деловито курсирующих по красной земле двухсантиметровых му- равьёв-отшельников и отбиваясь от настырных попрошаек — енотообразных коати. Наконец пышные заросли расступились, и мы застыли от изумления: в два примыкающих друг к другу каньона, образовавшихся в результате тек­тонического разлома, низвергалось... 275 (!) водопадов, разделённых ба­зальтовыми лбами и скалами. Над каждым клубились столбы водяной пыли, ниспадающей искристым шлейфом, перетянутым сочной радугой.

Глядя на эту завораживающую красоту, понимаешь, что водопад Игуасу попал в число семи чудес природы не случайно. Энергетика падающей с вы­соты семидесяти метров громадной масса воды в буквальном смысле заря­жала нас.

Если вы зададите кому-либо вопрос о том, какой водопад на нашей пла­нете самый крупный, абсолютное большинство ответит: “Ниагара в США!” (вообще-то, он по преимуществу канадский — США принадлежит лишь 14% слива). Кто-то вспомнит африканский водопад Виктория (местные его назы­вают куда образнее — Гремящий дым). И только единицы уточнят, что имеет­ся в виду: ширина, высота или мощь, поскольку термин “самый крупный” по отношению к водопадам звучит весьма неопределённо.

Если имеется в виду высота, то это венесуэльский Анхель (1054 метра). Если ширина слива — водопад Кон в Лаосе (12500 метров). Но — самый мощ­ный, самый зрелищный и ошеломляюще красивый — это, бесспорно, Игуасу! За сутки он низвергает с семидесяти метрового уступа в среднем один мил­лиард тонн воды! Недаром Игуасу переводится с испанского как “Большая во­да”. Съедая сантиметр за сантиметром от кромки слива, водопад “отползает” каждый год на два метра вверх по течению. Охватить его одним взглядом фи­зически невозможно. Чтобы обойти и отснять под надзором вечно голодных крокодилов все ревущие и клокочущие сливы, нам понадобилось два дня!

...Летим вдоль атлантического побережья на юг Аргентины в Патагонию, к ледникам Эль-Калафате. С самолёта хорошо видно, что океанская вода вдоль побережья на несколько сот километров жёлто-коричневая. Правда, чем даль­ше на юг, тем она становится чище, постепенно приобретая привычный ультра­мариновый цвет. Пролетев полторы тысячи километров, сворачиваем на за­пад — к Андам, за которыми тянется узкой полосой соседка Аргентины — Чили.

Пересекаем малозаселённую, бледно-бежевую, каменистую, с пятнами полузасохших озер, степную пампу — Южную Патагонию. Различаем на ней одиночные кошары, пылинки то ли овец, то ли коров (никакая иная хозяйст­венная деятельность, кроме животноводства, на этих бедных, безводных зем­лях невозможна).

Интересно происхождение названия этого огромного края — “Патагония”. Участники экспедиции Магеллана были до такой степени поражены внуши­тельностью комплекции местных индейцев, что стали называть их Ра1адапо — Большая Лапа.

Самолёт приземлился у хребта, залитого льдом. Здешние глетчеры зани­мают третье место в мире по количеству замороженной пресной воды (усту­пают только Антарктиде и Гренландии). Это и не удивительно — отсюда до седьмого континента уже рукой подать!

Остановились в небольшом, симпатичном городке Эль-Калафате, в про­стеньком однозвёздочном отеле. Дома здесь небольшие — одно-двухэтаж- ные, но ухоженные и оригинальные по архитектуре. Улочки зелёные. Засаже­ны в основном пирамидальными тополями, соснами и... белоствольными бе­рёзками. Есть даже дубы с миниатюрными, размером с рублёвую монетку, листочками.

До шестидесятых годов прошлого столетия большинство горожан жило в вагончиках и домиках на колёсах. Капитальных домов было крайне мало. Но после того, как правительство начало вкладывать огромные средства в разви­тие туриндустрии и поток туристов из года в год стал нарастать, у людей по­явились средства для строительства полноценного жилья.

В потоке автомобилей часто видим наши “Нивы”. Аргентинцев привлека­ет их великолепная проходимость. Ещё бросилось в глаза обилие битых ма­шин — так и ездят годами: кто с помятой, уже поржавевшей “мордой”, кто с продавленным боком или развороченным задом. Дорог немного, но состоя­ние основных автомагистралей безукоризненное: гладкий, без единой ямки асфальт, по бокам современные АЗС.

На улицах много собак. Все крупные, добродушные. Добродушные до та­кой степени, что даже для проформы не лают, не говоря уж о том, чтобы за­рычать или оскалиться. Люди тоже приветливые, несуетливые. Продавцы в магазинах внимательны, но ненавязчивы. В национальных костюмах — ни ду­ши. Про Аргентину можно сказать, что это наиболее европеизированная стра­на в Южной Америке.

В городе сушь и тридцатиградусная жара, а над Андами клубятся мощные облака, валит снег. Горы всю влагу, приносимую с Тихого океана, “оставля­ют” себе. Природа устроила здесь впечатляющую по контрасту картину: рас­калённая, выжженная пустыня соседствует с мощнейшими ледниками!

Утром поехали в предгорья на ферму в гости к местному гаучо (пастух по-испански). Воздух над Патагонией прозрачней слезы младенца: в этих краях обычной для Северного полушария серой дымки не бывает. Небесный свод, что в зените, что вдоль горизонта одного, сине-голубого, цвета. Вероятно, это связано с отсутствием в Южном полушарии промышленных предприятий. Территория Южноамериканского континента между 46 и 51 градусами южной широты признана ЮНЕСКО самым экологически чистым районом на Земле.

Дорога изрядно пощекотала нервы: крутые, ухабистые подъёмы, травер­сы с жутким боковым наклоном, резкие, почти отвесные спуски. Повсюду ва­лялись отполированные древними ледниками каменные глыбы. Сухая земля покрыта короткой рыжеватого цвета травой, растущей чахлыми пучками. В го­лове невольно вертится вопрос: как же тут домашние животные выживают? И не просто выживают, а ещё дают превосходнейшее по качеству мясо.

У груды потрескавшихся камней заметили выводок лисят. Остановились пофотографировать. Не боятся — подпускают метра на два. Если подходишь ближе, сразу прячутся в расщелины.

Пока добирались до намеченной цели, пересекли несколько других ран­чо. Каждое огорожено столбиками, сквозь которые протянуто несколько ря­дов гладкой проволоки. Въезд на территорию через единственные ворота.

На склонах холмов пасутся в основном табуны лошадей. Возле дома гау­чо, к которому мы ехали, остовы старых повозок с громадными, до двух ме­тров в диаметре, колёсами: в былые времена дороги отсутствовали, и чем больше диаметр колеса, тем легче было преодолевать здешнее бездорожье.

Гаучо Даминго — крупный бородатый парень в широкополой шляпе из толстой кожи и платком на шее, встретил нас у ворот. С гордостью показав свой табун лошадей и стадо коров, провёл к хижине, расположенной у подно­жья полуразрушенных скал из-под которых бил родничок. Здесь под навесом стоял деревянный стол и скамейки. Тут мы, наконец, в полной мере оценили вкус запечённой на углях патагонской говядины. На вид вроде обыкновенный пласт мяса, а во рту тает что-то божественное — кажется, ел бы и ел с утра до вечера. Видимо, сказывается чистота окружающей среды, благоприятный климат и особый состав растущих здесь трав.

Запивали эту вкуснятину местным красным вином. Оно тоже понрави­лось. Прежде я не понимал, как можно ощутить вкус солнца в вине, а тут пил и чувствовал, что пью напиток, насыщенный теплом солнечных лучей. Так, странствуя по свету, начинаешь ощущать неведомый прежде вкус жизни...

Помимо выращивания лошадей и коров, Доминго занимается по заказу правительства ещё и отловом гуанако для расселения в местах, где их выби­ли браконьеры. Для этого он использует экзотическое метательное устройст­во — болас. Оно представляет собой прочный и узкий, сплетённый из тонких полосок сыромятной кожи, ремень, на двух концах которого закреплены два шарообразных камня. К середине этого ремня прикреплёна плетёнка покоро­че, с таким же грузом. Во время охоты болас раскручивают и метают вслед убегающей добыче. В полёте ремень разворачивается во вращающуюся, туго натянутую струну и, обматывая ноги добычи, стреноживает животное. Таким же способом обездвиживают и страусов нанду при отлове их для зоопарков и зооферм. Некоторые гаучо используют болас и для поимки лошадей.

На одном из холмов, входящем во владения Доминго, уже много десяти­летий наблюдается необъяснимое явление — громадные, размером с дом, “ползающие камни”. Спустившись за пару лет в ложбину, они за такой же срок заползают обратно на самую макушку холма. Чудеса!

Перед спуском в Эль-Калафате остановились у группы камней светло-се­рого цвета. Они были густо покрыты коричневыми мелкозернистыми “шляпа­ми” разных размеров. Некоторые из них ещё совсем крохотные, а иные уже выросли до габаритов обычной широкополой шляпы. И “шляп” этих здесь уже десятка три, а “зародышей” в разной степени вызревания — того больше. Вот вам ещё одна загадка природы!

На обратном пути встретили стайку гуанако. Немного отбежав, они при­нялись щипать пожухлую траву, то и дело с любопытством поглядывая на нас. Ножки точёные, как у скаковой лошади, длинная шея напоминает жирафью. Большие, широко открытые глаза придают их милым мордочкам удивлённое, почти детское выражение. Мы остановились и сделали несколько снимков. Спустившись к озеру Лаго-Архентино, проехали к ранчо, на котором разводят овец. Пасти их хозяевам помогают неказистые собачки: они не дают подопеч­ным далеко разбредаться и по команде гонят отару туда, куда приказал гау­чо. Самого крупного барана пёсики вдруг отсекли и загнали под навес, где его поджидал стригаль в белой рубашке с цветистым платком на шее. Он по­казал нам, как в этих местах стригут овец.

У нас в Башкирии, да, наверное, и по всей России, как это происходит? Берут барана, связывают задние и передние ноги. Потом валят его на землю. Один человек держит бьющееся в ужасе животное, а второй стрижёт ножни­цами. Бедный баран вырывается, истошно блеет. В итоге, к концу этой экзе­куции все трясутся от нервного и физического напряжения.

На просторах же Патагонии эта процедура протекает мирно и спокойно. Пастух берёт барана за передние ноги и подтягивает его к себе так, чтобы спина животного оказалась прижатой к нему. После этого делает резкий ры­вок вверх — р-раз! От такой встряски баран почему-то отключается — засыпа­ет. Пока он “спит”, мастер быстро состригает всю шерсть автоматическими “ножницами”. Через несколько минут баран начинает шевелиться, вертеть го­ловой. В конце концов вскакивает и, голенький, бежит к своим овечкам. Фан­тастика!

Почему бы нашим крестьянам не перенять столь простой и эффективный способ? Вес состриженной шерсти удивил — шесть килограммов! Причём во­лоски столь плотно прилегают друг к другу, что пласт шерсти выглядит так, словно перед нами снятая целиком шкура.

Пока наблюдали за работой гаучо, появились и стали плавно кружить над нами три кондора. Растопыренные веером и слегка загнутые вверх маховые перья придавали им сходство с чёрным блестящим планером. Отара сразу за­волновалась, сбилась в плотную кучу. Эх, до чего глупые создания! До сих пор не возьмут в толк, что кондоры для них не опасны — они ж питаются толь­ко падалью.

Сегодня едем в царство белого безмолвия — к мощным ледникам Эль-Калафате. По дороге обогнали летящую над озером стаю розовых фламинго. Их было так много, что в какой-то момент возникла иллюзия, будто мимо нас проплывает подсвеченное восходящим солнцем облако.

На заросших жёсткой травой и колючими кустами холмах спокойно разгу­ливают викуньи. В связи с полным запретом охоты, они совершенно утрати­ли страх перед людьми.

Когда идущая по берегу бирюзового озера дорога упёрлась в залив, мы пересели на катер и двинулись между плавающих айсбергов к одному из са­мых крупных на планете глетчеров — леднику Перито-Морено (его толщина местами достигает 700 метров).

Он “стекает” с Анд широкими лентами по трём соединяющимся у озера ущельям со скоростью два метра в сутки. Край ледника обрывается в воду от­весной шестидесятиметровой стеной. От неё время от времени с грохотом от­валиваются подпираемые сзади многотонные глыбы. Некоторые такие круп­ные, что снопы брызг взлетают на десятки метров, а от места падения долго расходятся кругами высокие волны.

Верхний слой ледника тает неравномерно: с южной стороны интенсивно, а с северной медленно. Поэтому его поверхность превратилась в как бы за­ставленную многометровыми остроконечными конусами-иглами, которые аргентинцы называют “кающимися монахами”. Они наклонены в сторону по­луденного светила, и это действительно придаёт им сходство с коленопре­клонённой паствой, облачённой в белые капюшоны.

Один из языков глетчера, “пропахав” озеро в самом узком месте, по-бы­чьи упёрся в скалы. Оттуда то и дело доносилось потрескивание раскалываю­щихся монолитов. Треск вдруг резко усилился, и “язык” под напором чудовищ­ной массы у нас на глазах стал дыбиться медвежьим горбом. Ледовый таран густо покрылся трещинами и начал с грохотом рассыпаться на угловатые ос­колки. Как ни странно, все они были разных цветов. Одни совершенно белые, искристые; другие — голубые, как бы светящиеся изнутри; третьи — зелено­ватые; четвёртые — прозрачные, как горный хрусталь; пятые — словно спрес­сованные из крупных, молочного цвета гранул.

Высадившись на боковой “отрог” Перито-Морено, обули “кошки”, взяли ледорубы и до вечера азартно лазили, перепрыгивая через трещины, по ле­дяным гребням и отвесным скатам. Спускались в “каньоны” с отполирован­ными до зеркального блеска стенками. Текущая по их дну вода была такой чи­стоты, какой может быть вода, полученная изо льда, которому 100 000 лет. Плавные извивы “берегов” украшали гроты нежно-бирюзового цвета. Всё это выглядит красиво, но щели во льду не прощают легкомысленного пренебре­жения техникой безопасности. Как рассказал гид, за период с 1968 по 1988 годы здесь погибло 32 человека!

От глетчера веяло холодом, как от морозильной камеры, и к вечеру мы основательно продрогли. Зато Эль-Калафате встретил нас таким теплом, что мы сняли не только куртки, но и рубашки.

Проехав на следующий день 200 километров вдоль хребта с юга на север, оказались в самом колоритном уголке Анд — горном массиве Фиц-Рой, пред­ставляющем собой безумное столпотворение иглоподобных пиков высотой три и более тысяч метров. Картина до того впечатляющая, что от восторга и восхищения перехватывало дыхание! Дождей здесь, похоже, выпадает с из­бытком: почва переувлажнена, нижний пояс гор покрыт лесом, состоящим из мощных обомшелых деревьев. Базой для походов на Фиц-Рой выбрали горо­док Эль-Чальтен. В отличие от Эль-Калафате, куда приезжают люди средне­го и старшего возраста, тут одна молодёжь, по преимуществу альпинисты.

В первый день для разминки поднялись по карабкающейся по лесистым склонам извилистой тропе к их лагерю, расположенному на берегу большого живописного озера. Когда тропа проходила мимо дикорастущих вишен, оста­навливались и подкреплялись кисло-сладкими плодами. В лагере готовилось к восхождению несколько групп: у палаток лежали мотки верёвок, ледорубы, альпенштоки; на ближних скалах молодёжь отрабатывала технику скалолаза­ния, на поляне горел костёр.

Признаюсь, когда я вижу человека, взбирающегося по отвесной камен­ной стене, у меня от ужаса и восхищения сердце сжимается. Какую крепкую нервную систему и до автоматизма отработанную технику надо иметь, чтобы подниматься по вбиваемым тобою же крючьям, зная, что под ногами бездна и малейшая ошибка может превратить тебя в груду костей! Снимаю шляпу пе­ред отвагой и профессионализмом этих ребят!

После ночёвки отправились по сужающейся долине к ледниковому озеру Торро. Крупноствольный, спелый лес чередовался с мелколесьем, изобилу­ющим зайцами. Мы то и дело видели мелькавшие среди зелени их серые шубки. Шарики заячьего помёта покрывали землю столь густо, что местами по ним можно было кататься, как на роликовых коньках.

Верхняя часть долины в трёх местах перегорожена дугообразными, до­вольно высокими, в несколько десятков метров, мореными валами. На кам­нях с галькой кусты успели вырасти только на нижнем, более старом, валу. А верхний пока совершенно голый. Он-то и стал причиной рождения доволь­но большого озера Торро. Если эта “плотина” не выдержит напора скопившей­ся от таяния ледников воды, то по долине прокатится всесокрушающий сель.

Глетчеры продолжают отступать, роняя в озеро мини-айсберги. Особенно активное таяние льда начинается во второй половине дня. В эти часы стекаю­щие с ледников ручьи превращаются в бурные мутно-серые потоки. Странно, но всего в двухстах километрах отсюда напротив городка Эль-Калафате ледни­ки, наоборот, наступают. Сплошные контрасты! А вот горы и там, и тут растут и поныне: каньоны становятся всё глубже, пики всё выше и круче.

Вечером над скалами прямо на наших глазах в течение двух-трёх секунд стали рождаться облака, а те, что были — так же быстро исчезать. Было ощу­щение, будто смотришь фильм, в котором кадры мелькают намного быстрее, чем в жизни.

После днёвки отправились через пологий, заросший высокоствольным лесом отрог к господствующему над всеми вершинами красавцу Фиц-Рою. Этот каменный перст, окружённый толпой игольчатых пиков пониже, напоми­нал одновременно и средневековую крепость с островерхой башней в центре, и оскаленную пасть разъярённого ягуара.

О восхождении на этот “клык” мы и не помышляли (он настолько крутой, что даже снег не держится), но по более низким соседним вершинам полази­ли. Между ними в глубоком, похожем на колодец, цирке обнаружили бирюзо­вое озеро. В него с заснеженных склонов с шумом стекали десятки белопен­ных струй, сливающихся внизу в жемчужные бороды. Поверх них то и дело пролетали обломки скал, куски льда. Грохот от их падения многократным эхом метался в каменном котле, словно испуганная птица в клетке. Отсюда было видно, как пилообразные зубцы Анд пропарывают наползающие со сто­роны Чили брюхатые тучи, принуждая их сбрасывать огромные массы снега. Под лучами солнца он тает и грязно-молочными потоками скатывается на про­сторы Южной Патагонии, где, разливаясь по впадинам и ложбинам, образу­ет цепь озёр, вода из которых устремляется к Атлантике.

На одном из куполов пересеклись с группой альпинистов из Японии. У них к каждому рюкзаку приторочен сетчатый мешочек с мусором. Они вытряхнут его в крытые контейнеры, установленные возле троп, когда спустятся в долину. Мы же свой мусор закапываем в землю. Наш подход всё же менее экологичный.

Могу привести ещё более удивительный пример уважительного отноше­ния к природе. Догоняем группу австрийцев. Один из парней, докурив и по­гасив окурок, убрал его... в карман! Вот это культура! Не встретишь здесь и глупых надписей “Здесь был Паша”.

 

Продолжение

Из очерка Камиля Зиганшина «Через Огненный пояс»

Источник: журнал «Наш современник»

← Вернуться к списку