Наследник - Православный молодежный журнал
православный молодежный журнал
Контакты | Карта сайта

Разводить по полутонам

№ 43, тема Выбор, рубрика Культура

 

Девять, и все разные

 

Только начав переводить «Смешариков», американцы, закупившие этот сериал, поняли, что сделали в этот раз русские. «Только безумные русские могли сделать 200-серийный авторский сериал», – вот их краткий вывод. Действительно, очередная англицкая блоха подкована, но на этот раз она танцует и поет. Подковала блоху целая артель талантливейших людей. Но среди них, безусловно, выделяется один – главный сценарист проекта Алексей Лебедев. В это трудно поверить, но в XXI веке, когда над сериалами работают целые не бригады, а цеха сценаристов, Алексей Лебедев в одиночку написал сценарии к 90 процентам серий «Смешариков». Написал и сценарий к полнометражному 3D-фильму. Сейчас этот проект – сериал шестиминутных серий – завершен. И работа сценариста Алексея Лебедева – практически тоже. Мы публикуем интервью Алексея трехлетней давности, которое залежалось в редакционном портфеле и ждало своего часа.

 

– Алексей, как Вы оказались в анимации?

– Предельно просто. Через своих знакомых. Когда искали сценариста, вышли на меня. Ну, работа как работа, хотя по одному образованию я театральный режиссер, по другому – инженер-программист АСУ.

– А чем Вас лично «Смешарики» как проект зацепили?

– Когда я подключился к проекту, там, кроме изображений предполагаемых персонажей, ничего не было. Притом, были те, которые не вошли, а некоторых, например, Пина, Нюшу, мы придумывали уже после первого сценария. То есть никаких сдерживающих моментов не было. Я был сам себе хозяин – и это было интересно. Характеры были рождены в первых сценариях. Уже серий пять было, а про некоторых героев еще было непонятно, как они разговаривают, как они двигаются. В чем была определенная трудность? В том, что нет антагонистов. Нет персонажей, которые находятся на изначально конфликтной стороне. Нет злодеев, нет конкурентов. Поэтому приходилось их разводить по полутонам: один более флегматик, другой более неврастеник, третий любит на всё смотреть с не самой прагматичной точки зрения.

– Вы помните свой самый первый сценарий? Как он родился?

– Это был сценарий «Скамейка», совершенно пробный. Он носил экспериментальный характер, там не Бог весть какая история… Зрителю, конечно, трудно увидеть, но тем, кто на сериале работает, очевидно, что там все герои немножко не те, которые будут потом. И дело не только в каких-то технических деталях, таких как озвучка или еще что-то. После «Скамейки» и у меня, и у продюсеров появилось ощущение, что можно в этом направлении что-то делать, может что-то получиться. И тогда уже стала возникать команда, которая потом и стала командой «Смешариков». Появился режиссер, появились композиторы.

– У Вас есть любимый герой среди Смешариков, Вам особенно близкий?

– Каких-то особых любимчиков нет. Иногда начинаю писать про одного и думаю: «Хватит, хватит, сколько же можно? Подряд четыре серии». А мне опять приходит какая-то мысль, и именно про этого персонажа. Потом я вдруг про него забываю, начинаю писать про другого, а этот выступает уже второстепенным персонажем. Может быть, чуть больше переживаю за самые несчастных – за тех, которые склонны излишне драматизировать ситуацию, – Бараша и Нюшу.

– В кино, театр Вы ходите?

– В театр не хожу, а в кино довольно часто заглядываю, хотя смысла в этом нет никакого. Порой мне кажется, что у людей, которые отбирают фильмы для проката, работает принцип «чем хуже, тем лучше». И просто достало «молодежное» кино! Это уже не волна, это непрекращающаяся цунами. Все эти хорроры, комедии про колледж, экшены про сверхподростков. (2008 г. – Прим. ред.)

– Вернемся к «Смешарикам». Можно смело утверждать, что «Смешарики» завоевали всю семейную аудиторию, начиная с малышей и заканчивая их родителями. В чем, на Ваш взгляд, секрет успеха? Почему это интересно и маленьким детям, и подросткам, и тем, кто постарше, и родителям?

– Для меня главная фишка в «Смешариках» – это тонкая балансировка на грани детско-взрослой истории. Когда автор не сюсюкает с ребенком, а разговаривает на языке, понятном зрителю любого возраста. Ставки на детей не было изначально. Мы делали как бы семейный сериал. Честно говоря, я с большим сомнением отношусь к людям, которые вроде бы по профессии имеют отношение к детям, – например, к детским психологам, которые начинают рассуждать о том, что нужно детям именно в их возрасте. Я с вниманием выслушаю, что нужно ребенку, который попал в реабилитационный центр, и как его после стресса привести в порядок. Но когда начинают рассуждать о том, что это нельзя, это табу и тому подобное, я вижу, что… что просто взрослым так легче. Но это сразу порождает дистанцию и сюсюкание. Вот это ему можно знать, а вот этого нельзя – к ребенку начинают относиться как к неполноценному члену общества.

– А разве это не так?

– Большую часть человеческой истории дети были свидетелями всей взрослой жизни. Публичные казни, войны, жизнь родителей, все беды – они были этому свидетелями. И я прекрасно помню свое детство. Мне, конечно, кое-что было непонятно, и объясняли мне не взрослые, а ребята, которые были чуть постарше. Чем уродливее было объяснение, чем оно было несовершеннее, тем больше оно путало меня и вводило какие-то новые фантомы, которые меня дезориентировали в этом пространстве. И поэтому детская субкультура просто передается по наследству. Я уверен, что сейчас восьмилетние рассказывают те же анекдоты, которые рассказывали мы, когда нам было восемь лет. Детская субкультура практически не меняется, она очень консервативна. Она такая же консервативная, как криминальная. Я недавно прочел стишок заключенного из Испании XVI века. Хоть на радио «Шансон» ставь! Настолько консервативная культура. И в детской культуре то же самое. Проходит определенный фронт, и очень редко кому из взрослой культуры удается достучаться. Получается только тогда, когда на этой линии фронта встречаются какие-то переговорщики, равные по статусу. А не колонизаторы, которыми являются взрослые, и не аборигены, под личинами которых дети прячутся. Как я могу писать долго и много серий для какого-то виртуального восьмилетнего? У меня одни проблемы, у восьмилетнего – совершенно другие. Я понимаю, что это моя профессия, мне за это деньги платят, но я понимаю, что мне просто станет очень скучно, я на стену полезу.

– Вы говорили, что дети были свидетелями взрослой жизни, а потом вдруг перестали. Когда же это произошло?

– Это очень серьезная проблема европейской цивилизации. По моему убеждению, она возникла в конце эпохи Просвещения. Именно тогда возникла индустрия для детей с новыми механизмами вытягивания денег у родителей. Сказки были жесткое чтиво, полное насилия. А потом появились адаптации, и Шарль Перро, вернее, его родственники, сделали неплохие деньги. Мир детей и мир взрослых разделились. Ведь недаром эпоха Просвещения – это век секуляризации. Все друг от друга отделяются. Дальше еще больше, в детской литературе возникло масштабное коммерческое направление – сюсюкание, которое пришло из чтива для барышень – пасторальных романов. Это очень серьезная тема для разговора… Только не подумайте, что я апологет нынешнего «объединения» взрослых и детей на основе порнографии и насилия, которое осуществляет современная массовая культура.

– Так как же всё-таки удалось написать так много серий? Аналогов этому в отечественной анимации просто нет…

– Ну, не знаю… Приходится заставлять себя. Хотя пока ты пишешь о том, что тебя волнует, – это может продолжаться бесконечно. Даже если это заказ. Просто тот слой, который «цепляет» взрослого, стал чуть-чуть толще. При этом от детских слоев мы не отказались: история, ситуация и поведение героев понятны и без опыта большой жизни. Хотя иногда случаются факты хулиганства, как это произошло в серии «Это сладкое слово “мед”».

– Чем Вы это объясняете?

– У «Смешариков» есть ограниченность. Из-за того, что они такой архетипичный мир, мир притчеобразный в определенном смысле, то они напрочь лишены социального контекста. И иногда этого жутко не хватает. Иногда хочется похулиганить по-взрослому, как, например, делают в «Симпсонах». Иногда хочется не в иносказательной притчеобразной форме высказать, а взять и посмеяться или поругать – такая потребность существует. А так… дети просто требуют, чтобы было более понятно и чтоб было более нескучно. А содержание никаким образом не меняется.

– Нескучно – это обязательно?

– Диалог со зрителем не должен быть скучным. Если ему скучно, то каким сокровенным бы ты ни делился с ним, какие бы удивительные, на твой взгляд, наблюдения ни передавал, тебя не слышат. Ты говоришь зря. И иногда просто потому, что не смог заинтересовать.

– Как «Смешарики» отразились на Вашей судьбе?

– Стал небезызвестен в узких кругах. И помнится, смотрел несколько лет назад теннис по телику. Диктор на стадионе объявил, чтобы какая-то мамаша забрала ребенка из комнаты «Смешариков». Подумал тогда: «И я к этому руку приложил». Также случайно встретил в интернете придуманную мной считалку про йогов из «Красоты» как часть фольклора. Ну, и, конечно, мной мама больше хвастаться стала…

 

Подготовили Елена КОРОВИНА и Василий ПИЧУГИН

 

Рейтинг статьи: 0


вернуться Версия для печати

115172, Москва, Крестьянская площадь, 10.
Новоспасский монастырь, редакция журнала «Наследник».

«Наследник» в ЖЖ
Яндекс.Метрика

Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru

Телефон редакции: (495) 676-69-21
Эл. почта редакции: naslednick@naslednick.ru