Только пусть он придет

Самым желанным, самым любимым был день, когда приходил он. Я начинала ждать его заранее, за неделю, а то и за две. И не смела звонить, отвлекать.

Вечерами я представляла нашу встречу в мельчайших подробностях: как увижу его фигуру из окна, увижу неизменный чемоданчик в руках. И я знала, что в этом чемоданчике лежат для меня леденцы в черной жестяной банке. Как он будет подниматься, захочет позвонить в дверь, а я уже ее открываю! Представляла, как запрыгиваю к нему на руки, на холодную шерсть пальто.

Я примеряла то одно платье, то другое, мысленно оценивая себя: это слишком вычурно, ему не понравится, это слишком простое. А вот это дарил он. Его и надену, ему будет приятно.

Я тормошила домашних, чтобы они начинали готовить праздничный ужин, а они спрашивали: «По какому поводу праздник?» Как по какому? Ведь придет он! А мне говорили: нет, не придет. Тогда я доставала вопросами: почему не придет, он звонил? Может, он в командировке и прислал письмо? Может, кто-то ему сказал, что ему тут не рады?

В день нашей встречи я просыпалась рано утром и начинала ждать. Прислонившись лбом к окну, я всматривалась в прохожих. Иногда мне даже мерещилась знакомая каракулевая шапка. Но это был не он. Я боялась сбегать в туалет и на кухню – вдруг прозеваю его, а он пройдет очень быстро. Почему это меня так пугало? Каждая минута нашей встречи была очень дорога мне. Даже когда я просто видела его из окна.

Вот подходило время обеда, я начинала тревожиться: а вдруг он правда не придет? А вдруг он не хочет к нам? И я еще пристальнее вглядывалась в проходящие фигуры. Я пыталась рассмотреть пассажиров в трамвае, увидеть его заранее. И каждый раз загадывала: вот если проедут два номера подряд, то в третьем обязательно приедет он. Вот если проедет один пустой, то в другом будет он. Он будет. Он обязательно приедет ко мне.

Начинало темнеть, а я, так и не обедав, стояла у окна. Падали снежинки, зажигались фонари на трамвайной остановке, в доме напротив появлялось всё больше светлых окон, а фигуры сливались с темнотой. Всё меньше надежды, всё больше обиды. Но я сдерживала слёзы: вдруг он придет, а я разревелась! И только когда меня силой укладывали в постель, я начинала плакать. Мне было так горько! Ведь он обещал, что придет. А вдруг это я сделала что-то плохое, и он не приходит из-за меня? Тогда пусть придет, и я попрошу прощенья! Пусть придет, и я ему всё объясню. Только пусть он приедет ко мне! А вдруг он перепутал дни и приедет завтра? Вдруг с ним что-то случилось? И я снова ждала его.

А когда он приходил, был настоящий праздник! Он обычно приносил яблоки в деревянном ящике. Много яблок! И леденцы.

Он почти никогда не ел, что бы ему ни предложили. И вот он начинал мне рисовать крокодилов, жирафов и всякие смешные вещи. На ходу придумывал истории, вплетая в них мои реплики. Мы играли в догонялки в узкой комнате, перетягивали мамины бусы, и, конечно, рвали их. Он подкидывал меня к самому потолку, и я визжала от счастья. Потом мы придумывали стихи, каждый по строчке, он что-то рассказывал. Например, как-то раз объяснил, что желудок – это большая печка, еда – это такие дрова, а зубы – это пилы, которые готовят дрова.

День пролетал мгновенно! Платье было измято и порвано, в комнате был полный беспорядок. А я была на седьмом небе!

Сентябрьским теплым днем мы с мамой ехали к нему на кладбище. У меня было странное настроение: я радовалась, что увижу его. Пусть он не будет со мной разговаривать и подкидывать меня, зато я буду его видеть. Как тогда, когда смотрела из окна.

Среди малинового шелка лежал чужой холодный человек. Он не был похож на моего папу. Мой папа – искрометный юморист, активный, живой!

И вот он, праздник у папы дома.

Совершенно незнакомые его дети и ученики объединены торжественным столом. Он красиво сервирован, много блинов, рис с изюмом – традиционные блюда по такому случаю; даже есть цветы. Кто-то поднимает тосты: он был умным, дерзким, неординарным, он был… Папа в прошедшем времени – я тут, в настоящем, и не в силах сдержать слезы.

Всё чинно и правильно. Общая еда, как обещание хранить мир, как ничья в споре за его любовь. Последний папин праздник. Я жую хлеб и уже точно знаю, что никогда его не дождусь.

Александрина Маланина