Как я полюбил нанайцев

Любой мужик помнит те моменты в жизни, когда он был сильным. Конечно, не просто сильным, а очень сильным – таким в этой жизни ты бываешь не слишком часто.
За свою жизнь, например, я дрался всего несколько раз. Даже в армии.
И свою драку – двое против шести – в студенческом лагере МГУ под Сочи помню очень хорошо.
 

автор Василий ПИЧУГИН

На нас с моим приятелем напали, причем неожиданно. Поэтому и завершение этой драки вничью, и сломанная челюсть у одного из нападавших, и последовавшие затем разговоры на тему «А с бородатым мы еще разберемся», и то, что со мной так и не разобрались, – все это оставило во мне приятные впечатления. И если я доживу до внуков, чувствую, что не раз буду рассказывать эту историю, которая станет обрастать все более «правдивыми» подробностями.
Однако, кроме боевых подробностей, «я как вмазал», «а он мне», «а я ему (или им)», есть проявления мужской силы и в иных сферах. Например. Однажды в армии за трое суток я спал всего три часа. И ничего, выдюжил.
Из всех моих воспоминаний про то, как я был сильным, я бы выделил одно. Благодаря ему я сроднился с народами Севера и Востока, которые населяют мою необъятную Родину.

Я человек философски грамотный, в университетах обучался, что такое евразийство знаю из оригинальных текстов. Для несведущих поясню: молодые русские интеллектуалы, прошедшие Первую мировую, гражданскую войны, видевшие предательство интересов царской России со стороны ее западных союзников, заявили, что ничего общего между Западом и Россией нет. Россия – это не союз с Европой, а союз с Азией на основе Православия. Поэтому теоретически с евразийцами я, конечно, был согласен, но практически: скажи мне, что ты поешь, и я скажу, кто ты. В общем, протяжные песни Востока не бередили мне душу.
Но однажды... Все знают, что по отношению к ребенку мать – это сила. Что самое жуткое в воспитании детей? Я уверен (и многие со мной согласятся) – это детский плач. Этот пронзительный плач способен раздробить все нервные клетки взрослого человека. И кто его может остановить? Конечно, мать. Это единственное существо на земле, которое может взять младенца на руки и… и… и… он затихает. Да, что такое тишина, понимаешь только после того, как перестают рваться снаряды или затихает младенец.

Но предел бывает у каждого. Нашей второй дочке было пять месяцев, когда она заболела классическим ОРВИ. Все уже шло на поправку, как вдруг она начала плакать… По закону подлости все бутерброды падают колбасой вниз, а ухудшение состояния больных детей почему-то всегда происходит вечером, когда врача вызвать уже нельзя. Врач неотложки в час ночи (плач все продолжался) после осмотра протянул: «Наве-ерное, уши…» Конечно, это были уши! Почти вылеченное ОРВИ рвануло и «одарило» младенца двойным гнойным отитом! Диагноз, понятное дело, появился уже позже. А в тот момент был только орущий младенец, которому было очень плохо (он хотел спать, но не мог), была моя жена, уже надломленная случившимся (лечили, лечили – почти вылечили, а тут на тебе по новой, да еще как), и был я. Жена держала орущего ребенка на руках уже несколько часов, в ее глазах было только одно: «Сил больше нет».
Выбора не было, силы должны были появиться у меня. И вот тогда я взял ребенка… и… и… запел. Вернее, одновременно я стал бегать взад-вперед по темной комнате, подпрыгивать, притопывать и издавать звуки.

Я думаю, в ту ночь наши соседи (звукоизоляция – не самая сильная сторона нашего дома) изрядно перепугались, слушая то, что доносилось из нашей квартиры. А я тогда не рефлексировал. Я пел… нет, не пел, – я издавал звуки, чтобы усыпить больную дочку. И только тогда, когда она уснула (жена не могла в это поверить), я послушал со стороны, что же поется во мне. Я удивился. Но сомнений быть не могло. Во мне звучала Азия. Она пришла ко мне на помощь. И нанайцы, и чукчи, и эскимосы пришли ко мне и помогли. Эти звуки ни с чем спутать было нельзя. К сожалению, я не большой мастак облечь в слова мои ощущения от этих звуков. Вот так я и стал евразийцем-практиком.
Целую неделю дочка ночью после очередного укола и очередного компресса засыпала только на моих руках под звуки нанайско-калмыцких песен. В какой-то момент я уж подумал, что папа – это СИЛА, да еще какая, во ВСЕХ отношениях. Но ровно через неделю как будто выключили тумблер. И с того дня по сей день, когда дочка болеет, только волшебные мамины руки прекращают плач и усыпляют ребенка. Но я не унываю: все-таки происшедшего никак не выкинешь из истории, а в легких случаях братья-нанайцы по-прежнему помогают.