православный молодежный журнал |
История и мыПриближение грозы
Критика правительства со стороны депутатов нарастала от заседания к заседанию и достигла своего апогея 16 декабря 1916 г. Депутаты встали на защиту съездов общественных организаций, которые власти запретили проводить в Москве. В тот день в Думе с длинной речью выступил Милюков. Его слова оказались пророческими: “Мы переживаем страшный момент, — сказал он. — На наших глазах общественная борьба выступает из рамок строгой законности, возрождаются явочные формы 1905 г. ...Атмосфера насыщена электричеством. В воздухе чувствуется приближение грозы...”(102) В тот же день, 16 декабря, Указом Николая II Думу распустили на “рождественские каникулы”, хотя до Рождества еще было далеко. На царя надавила императрица, в истеричной, посуществу, в ультимативной форме, она потребовала от супруга немедленного прекращения работы “рассадника вольнодумия”. В истории же 16 декабря 1916 года более известно тем, что в этот день был убит Г. Е. Распутин. Устранением “старца” — этого исчадия ада и российских бед --занималось немало людей, в том числе и два депутата Думы: В. А. Маклаков оказался в роли консультанта, а В. М. Пуришкевич — непосредственный участник. Русское общество в конце 1916 года заботили три проблемы: министерство общественного доверия, темные силы в царском окружении и война. Единства в войне теперь уже не было — одни ратовали за скорейшее ее прекращение, другие требовали вести войну до победного конца. Министерство доверия каждый представлял по-своему: либералы в виде Кабинета министров с их участием во главе с авторитетным и признанным лидером, члены Прогрессивного блока — в виде правительства из их состава. Социал-демократы к предложению министерства общественного доверия относились скептически, полагая, что только революция даст именно то правительство, которое нужно народу. Под темными силами подразумевалось царица-немка и все сановники, выходцы из немцев и богатые евреи. При этом особняком стоял Г. Е. Распутин — исчадие ада, по определению многих. По мнению современников и многих историков, Николай II всю жизнь был "подкаблучником". Императрица Александра Федоровна помыкала им, как хотела, бесцеремонно вмешиваясь и в государственные дела, указывая, что и как нужно делать. Документ Из письма Александры Федоровны Николаю 11 «В Думе все дураки; в Ставке сплошные идиоты; в Синоде одни только животные; министры — мерзавцы. Дипломатов надо перевешать; разгони их всех, назначь... новых министров, поскорей закрой Думу... Думу надо прихлопнуть; заставь их дрожать. Все они должны научиться дрожать перед тобой — тебя должны бояться. Покажи, что ты хозяин!.. Мы, слава Богу, не конституционное государство и не смеем им быть. Наш народ не подготовлен к этому, и, слава Богу, наш император-самодержец!..»,писала царица мужу.(103) Став Верховным главнокомандующим, и уехав в Могилев, Николай II предоставил царице функции соправительницы, хоть и посоветовал ей как можно чаще консультироваться с министрами и действовать через их посредство, а также распорядился, чтобы те, в свою очередь, держали императрицу во время его отсутствия в курсе всех дел и событий. Постепенно Александра Федоровна вкупе с Распутиным и Вырубовой, стали заправлять всеми кадровыми назначениями. Общество уже не роптало — негодовало, обвиняя царицу в измене, протестуя против засилья в окружении Николай II "темных сил", прежде всего имея ввиду Распутина. Хотим этого или нет, но нельзя обойти вниманием Григория Ефимовича Распутина, не имевшего прямого отношения к власти, правительству, политическим партиям, но вошедшего в историю России и плеснувшего не одну баночку керосина в разжигание пожара революции 1917 года. Поскольку о Распутине написано достаточно много, то коснемся лишь тех фактов, которые имеют непосредственную связь к разжиганию революции. Распутина ввели в царскую семью великие княгини — Анастасия Николаевна и Милица Николаевна, жены великих князей-- Николая и Петра Николаевичей, которые, впервые встретившись со “старцем” на богомолье в Михайловском монастыре, установили с ним довольно тесное общение. Узнав от Распутина о его способности излечивать все болезни, в том числе гемофилию, признаки которой он им описал достаточно верно, сестры не преминули представить своего нового знакомого царю и царице. Распутин обладал уникальными способностями и редкостными возможностями в воздействии на довольно широкий круг людей, поэтому его совершенно невероятный для простого тобольского мужика взлет и буквально неслыханная карьера были вовсе не случайны. Помимо несомненного дара внушения, который сам Распутин отрицал, он обладал колоссальной энергией, проявлявшейся в самых разных формах. Как свидетельствуют материалы Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, занимавшейся изучением истории его восхождения и влияния на царскую фамилию, буйство его природы находило выход в диком разгуле и необузданных вспышках чувственности, будивших в нем, по его же признаниям, “блудного беса”. Показания целого ряда лиц свидетельствуют о том, что он даже в последний период своей жизни мог кутить и пить с полудня до 4 часов утра, а затем отправиться к заутренне, отстоять службу до 8 часов утра и, вернувшись домой, и напившись крепкого чаю, до 2 часов дня принимать просителей, поток которых исчислялся многими и многими десятками. Его сильнейшее биополе буквально притягивало к нему людей, вызывая у многих страстное желание приблизиться и даже прикоснуться к нему. Правда, с усилением влияния старца в “свете”, вокруг него все больше и больше стало появляться лиц, преследовавших собственные, корыстные цели. Кроме того, историки отмечают, что Распутин был просто интересный и необычный человек. Его хождения по России и неоднократные паломничества в Иерусалим, обогащали старца. Неплохо зная, по свидетельству многих, Священное писание, он занимался и его толкованием. Несомненно, владел некоторыми познаниями в области народной медицины и обладал не только даром исцеления и врачевания, но и провидца. Эпизодов, раскрывающих талант Распутина, именно как врачевателя, достаточно много. Причем приемы и методы лечения были самыми различными: от трав и настоев по сибирским рецептам до почти шаманских нашептываний и жестов. И именно то, что Распутину удавалось неоднократно помочь находившемуся в тяжелейшем состоянии царевичу, на долгие годы невидимой, но прочной нитью связало его демоническую фигуру с царской фамилией. Как утверждал дворцовый комендант В. Воейков, с первого же раза, когда Распутин появился у постели больного наследника, облегчение последовало немедленно. Всем приближенным царской семьи хорошо известен случай в Спале, когда доктора не находили способа помочь сильно страдавшему и стонавшему от болей Алексею Николаевичу. Как только, по совету А. А. Вырубовой, была послана телеграмма Распутину и получен на нее ответ, боли стали утихать, температура стала падать и в скором времени наследник поправился. Если стать на точку зрения императрицы-матери, в Распутине видевшей богобоязненного старца, своими молитвами помогавшего больному сыну, — многое становиться объяснимым. Кстати, во “всемогуществе” Распутина Николай 11 и Александра Федоровна имели возможность убедиться не только в связи с болезнью собственного ребенка и не только по широко распространенным слухам. Им довелось быть непосредственными свидетелями его буквально чудодейственного влияния на умиравшую Вырубову, пострадавшую в железнодорожной катастрофе (она находилась в бессознательном состоянии; у нее были трещины черепа, раздроблены ноги и тазобедренная кость) . Когда ее вытаскивали из-под обломков, — передавал на допросе в следственной комиссии князь Андронников рассказ статс-дамы, гофмейстерины императрицы Елизаветы Нарышкиной, к слову, не жаловавшей Распутина,— бедная женщина “все время кричала: “Отец, отец, помоги” (это про Распутина). Она верила, что он ей поможет... Так оно и вышло... Он помчался в Царское Село. Когда он приехал в Царское, то тут около больной Вырубовой стоял бывший государь, государыня, вся царская семья, дочери, и несколько докторов. Вырубова была совершенно безнадежна. Распутин поклонился, подошел к ней и начал делать какие-то жесты и говорить: “Аннушка, слышишь ли?” И она, никому ничего не отвечавшая, вдруг открыла глаза. Если бы Распутин занимался только врачеванием, худого в том ничего не было бы. Но пользуясь своим авторитетом, хотел он этого или нет, он во многом стал определять политику Николая II. Вот лишь одно из писем Распутина царице (от 15.03.1915). "Дорогая моя Мама! Подумай над всем, что я тебе пишу! Твоя вся жизнь — в твоем Солнышке. Потому без него какая тебе радость? Зачем строить гнездо, если знаешь, что его ветром отнесет? Так. Для сохранения всего — не только гнезда, но всего леса, надо поубрать тех, кто этот лес с трех концов поджег. А кто они поджигатели: с одного конца Гучков со своей партией — он, ты уже мне поверь — он, над разбойниками-разбойник. Он не токмо гнездо подожжет, птенчиков переловит и в огонь бросит. Второй врач — это братья и родичи Папы. Они только ждут, чтобы кинуть спичку. И третий самый страшный врач — война. Потому ежели все по-хорошему будет, все на своем месте, то никакой чужой, охотник в той лес не заберется, а так двери открыты! Открыты двери! Вот. Теперь, как же уберечь гнездо? А вот как? Говорит Папа: "Не хочу позорного мира, будем воевать до победы!" Он, как бык, в одну сторону: "Воевать до победы! А победу пущай достают солдаты. А кресты и награды — генералам. Ловко! Добро, солдат еще не очухался. А очухается, — тогда што? А посему... Шепни ты ему, што ждать "победы" — значит терять все. Сгорит и лба не перекрестит, а посему вот мой сказ: свидется с... У его все как на ладошке, а потом ежели што — для форм — поторгуйся. А еще к тебе просьба, сию бумагу насчет осушки болот пущай Папа подпишет. И сделать сие не забором, штобы Дума не пронюхала. А Думу — закрыть. Закрыть Думу! А то Гучков нас всех прикроет. Из- под его крышки, не выскочить!. Вот. В сию мою молитву Солнышку под головку! А за сим — молюсь за тебя". (104) Чем не инструкция для Государя? А, кстати, предвидение старца, высказанное в письме, подтвердилось, если смотреть с сегодняшнего дня. Именно через Распутина и Вырубову проходили многие назначения на высшие государственные должности, — отмечают авторы монографии “Николай II”. Благодаря его протекции получили посты военный министр В. А. Сухомлинов, министры внутренних дел А. Н. Хвостов и затем А. Д. Протопопов, председатели Совета министров И. Л. Горемыкин и соответственно сменившие его Б. В. Штюрмер и Н. Д. Голицын. Его протеже считались также С. П. Белецкий, В. Н. Воейков, П. Г. Барк, И. Л. Татищев, А. А. Риттих, Л. А. Кассо, И. Г. Щегловитов, Н. А. Добровольский, Г. Ю. Тизенгаузен и многие другие. Это вызывало среди близкого царского окружения постоянное и все возрастающее недовольство, попытки отстранения и удаления Распутина от двора. Мотивы этого были различны. Одни желали избавиться от влиятельного лица, пользовавшегося безусловным доверием царской четы, другие искренне опасались за честь и репутацию императора и его жены. Третьи связывали имя Распутина с дискредитацией монаршей власти, как таковой, усматривая в нем прямую угрозу престолу и самой монархической идее. Сообщения и доклады о неблаговидных деяниях “старца” поступали в Царское Село неоднократно.Так, проведшая три недели в селе Покровском вместе с Распутиным няня царских детей М. Н. Вишнякова по возвращении в Петербург призналась государыне в своем “грехе” — половой связи с Григорием, попутно сообщив о том, что на обратном пути в столицу видела его в купе ночью с другой их спутницей, 3. Мандштет. По словам фрейлины С. М. Тютчевой, государыня, выслушав ее рассказ, заявила, что не верит этим сплетням; видит в них работу темных сил, желающих погубить Распутина, и запретила говорить об этом государю. Когда же эти слухи дошли до Николая 11, и ей пришлось объяснять происшедшее, то результатом явилась отставка... Тютчевой. Аналогичная участь постигла и товарища министра внутренних дел генерала Джунковского, представившего царю записку о тлетворности влияния Распутина, где ее автор высказывал предположение, что тот является орудием какого-нибудь сообщества, влекущего Россию к гибели. Разрешив Джунковскому дальнейшее наблюдение за Распутиным, Николай вскоре настоял на немедленной отставке генерала. Без высочайшего внимания был оставлен и доклад, сделанный императору П. А. Столыпиным, который первоначально относился к Распутину весьма доброжелательно, по крайней мере, даже пригласил последнего помолиться у постели дочери, раненой во время взрыва террористами его дачи на Аптекарском острове. Однако уже вскоре, очевидно под влиянием дошедшей до него информации из донесений филеров и сообщений полицейского департамента, Столыпин резко переменил свое отношение к старцу и потребовал удаления от двора. Его преемник на посту председателя Совета министров Коковцов в резкой форме также выразил свое отрицательное отношение к Распутину. Не увенчалась успехом и попытка повлиять на царя ялтинского градоначальника И. А. Думбадзе. Председатель Совета министров А. Ф. Трепов предложил Распутину 200 тысяч рублей с единственным условием, что тот перестанет вмешиваться в государственные дела. Если к этому добавить многочисленные запросы и речи в Государственной Думе, резкие журналистские выпады, которые, несомненно, доходили до Царского Села, то следует признать, что предостерегающих голосов со всех сторон раздавалось более чем достаточно. Последним предупреждением императорской семье явилось выступление М. Пуришкевича на заседании Государственной Думы в ноябре 1916 года. “Надо, чтобы впредь недостаточно было рекомендации Распутина для назначения гнуснейших лиц на самые высокие поcты, —говорил он. — Распутин в настоящее время опаснее, чем некогда был Лжедмитрий... Господа министры! Если вы истинные патриоты, ступайте туда, в царскую Ставку, бросьтесь к ногам царя и просите избавить Россию от Распутина и распутинцев, больших и малых”.(105) Однако все разбивалось о глухоту и слепоту царской четы. Между тем ропот нарастал. Негодовала уже практически вся Россия. И тогда монархисты решили убрать ненавистного Гришку Распутина и тем самым спасти честь царской семьи и России. Сделали это князь Феликс Юсупов и член Государственной думы Пуришкевич. Пригласив к себе в гости, князь Юсупов пытался отравить Распутина цианистым калием, а когда это не подействовало, выстрелил в старца несколько раз. Но, полежав некоторое время в луже крови, тот вдруг поднялся и бросился душить своего убийцу. Юсупов позвал на помощь В. М. Пуришкевича. Послушаем очевидца, В. М. Пуришкевич: «Медлить было нельзя ни одно мгновение, и я, не растерявшись, выхватил из кармана мой “соваж”, поставил его на “огонь” и бегом спустился по лестнице. То, что я увидел внизу, могло бы показаться сном, если бы не было ужасной для нас действительностью: Григорий Распутин, которого я полчаса тому назад созерцал при последнем издыхании, лежащим на каменном полу столовой, переваливаясь с боку на бок, быстро бежал по рыхлому снегу во дворе дворца вдоль железной решетки, выходившей на улицу, в том костюме, в котором я видел его сейчас почти бездыханным. Первое мгновение я не мог поверить своим глазам, но громкий крик его в ночной тишине на бегу: „Феликс, Феликс, все скажу царице...” убедил меня, что это он, что это Григорий Распутин, что он может уйти, благодаря своей феноменальной живучести... Я бросился за ним вдогонку и выстрелил. В ночной тиши чрезвычайно громкий звук моего револьвера пронесся в воздухе — промах! Распутин наддал ходу; я выстрелил вторично на бегу — и... опять промахнулся. Не могу передать того чувства бешенства, которое я испытал против самого себя в эту минуту. Стрелок более чем приличный, практиковавшийся в тире на Семеновском плацу беспрестанно и попадавший в небольшие мишени, я оказался сегодня неспособным уложить человека в 20-ти шагах. Мгновения шли... Распутин подбегал уже к воротам, тогда я остановился, изо всех сил укусил себя за кисть левой руки, чтобы заставить себя сосредоточиться, и выстрелом (в третий раз) попал ему в спину. Он остановился, тогда я, уже тщательнее прицелившись, стоя на том же месте, дал четвертый выстрел, попавший ему, как кажется, в голову, ибо он снопом упал ничком в снег и задергал головой. Я подбежал к нему и изо всей силы ударил его ногой в висок. Он лежал с далеко вытянутыми вперед руками, скребя снег и как-будто бы желая ползти вперед на брюхе; но продвигаться он уже не мог и только лязгал и скрежетал зубами”. (106). Находившиеся на посту в передней у главного входа во дворец два солдата, косвенные свидетели случившегося, помогли втащить труп в переднюю и собирались его упаковывать, как к ним подскочил Феликс Юсупов с двухфунтовой резиновой гирей и в неестественном возбуждении стал наносить удары по виску Распутина, причем тот, по свидетельству Пуришкевича, еще хрипел...В конце концов Распутина кинули в прорубь… По утверждению большинства современников и историков, реакция на это убийство была однозначной: оно воспринималось как величайшее благо. Английские и французские газеты в эти дни помещали поздравления народу России по случаю счастливого избавления его от “темной силы” и “национального позора”. Под портретами Феликса и Ирины Юсуповых в английской “Таймс” была помещена более чем выразительная подпись: “Спасители России”. Массовое ликование петербуржцев отметил в своем дневнике и французский посол в России М. Полеолог. “Народ, узнав третьего дня о смерти Распутина, — писал он 2 января,- торжествовал. Люди обнимались на улице, шли ставить свечи в Казанский Собор. Когда стало известно, что великий князь Дмитрий был в числе убийц, толпой бросились ставить свечи перед иконой св. Дмитрия. Убийство Григория — единственный предмет разговора в бесконечных хвостах женщин, ожидающих в дождь и ветер у дверей мясных и бакалейных лавок распределения мяса, чая, сахара и пр. Они рассказывают друг другу, что Распутин был живым брошен в Невку, одобряют это пословицей: “Собаке — собачья смерть”. Другая народная версия: “Распутин еще дышал, когда его бросили под лед в Невку (этот факт был подтвержден при медицинском освидетельствовании трупа профессором Косоротовым.— Авт.). Это очень важно, потому что он, таким образом, никогда не будет святым”. В русском народе существует поверье, что утопленники не могут быть канонизированы”. (107) Кстати, В. М. Пуришкевич не был арестован, его спасла депутатская неприкосновенность, сразу же после убийства Гришки Распутина он уехал на фронт. Смерть Распутина не привела к желаемым результатам — авторитет царской семьи оставался по-прежнему низок, и “темных сил” в окружении Николая II нисколько не уменьшилось. Наоборот, трещина между царем и народом, Государственной Думой расширилась, ибо смерть “старца” озлобила императрицу, которая имела огромное влияние на венценосного супруга.Как отмечают историки (И. Лукоянов, в частности,)это обострило политическую ситуацию в стране, способствуя революционной развязке. Таково мнение и Александра Солженицына. “Убийство, как действие предметное, было замечено куда шире того круга, который считался общественным мнением, — среди рабочих, солдат и даже крестьян. — пишет он.-- А участие в убийстве двух членов династии толкало на вывод, что слух о Распутине и царице верны, что вот даже великие друзья вынуждены мстить за честь Государя. А безнаказанность убийц была очень замечена и обернулась тесным истолкованием: либо о полной правоте убийц, либо что наверху правды не сыщешь, и вот государев родственники убили единственного мужика, каком удалось туда пробраться. Так убийство Распутина оказалось не жестом, охраняющим монархию, но первым выстрелом революции, первым реальным шагом революции — наряду с земгоровскими съездами в тех же днях декабря. Распутина не стало, а недовольство брызжало — и значит на кого теперь, если не на царя?” (108) Недовольство Николаем II брызжало и "наверху", где буддировалась мысль о дворцовом перевороте. Дошло до того, что представитель союза городов, Тифлисский городской голова Хатисов, ездил на Кавказ предлагать Великому князю Николаю Николаевичу свергнуть брата и провозгласить себя царем. Бывший Верховный Главнокомандующий, хотя и имел зуб на Николая II, но отверг это предложение. Дворцовый переворот не нашел поддержки и в среде политических партий, особенно резко осуждали эту идею кадеты, хотя октябрист А. И Гучков, по его признанию, принимал в подготовке самое активное участие, но технически выполнить задуманное оказалось непросто. Под нажимом императрицы, чтобы не упустить власть, Николай II делает 19 декабря 1916 года очередную перетряску правительства. Новым Председателем Совета Министров, правда, опять ненадолго, и опять-таки неожиданно, становится князь Николай Дмитриевич Голицын, человек преклонных лет, послуживший губернатором в Архангельске, Калуге, Твери, а затем ставший членом Государственного Совета. Послушаем очевидца. А. Ф. Керенский, член Государственной Думы: “...Это назначение носило весьма курьезный характер, если учесть, что новый глава правительства, которому предстояло в этот критический момент принять на себя руководство всей внутренней и внешней политикой страны, со слезами на глазах умолял царя не назначать его на столь ответственный пост, да еще в военное время. Но все мольбы его оказались напрасными. Впрочем, он и получил такое назначение именно потому, что не имел никакого опыта в делах государства и отмечался полным отсутствием собственной воли. Отныне вся власть сконцентрировалась в руках Протопопова и его подручных”. (109)
Документ Состав последнего правительства Николая II. Председатель Совета министров: кн. Н. Д. Голицын. Министр внутренних дел: А. Д. Протопопов. Министр иностранных дел: Н. И. Покровский. Министр финансов: П. Л. Барк. Министр путей сообщения: Э. Б. Войновский-Кригер. Министр земледелия: А. А. Риттих. Министр торговли и промышленности: кн. В. Н. Шаховский. Министр юстиции: Н. А. Добровольский. Министр Императорского Двора: гр. В. Б. Фредерикс. Военный министр: М. А. Беляев. Обер-прокурор Синода: Н. П. Раев. Государственный контролер: С. Г. Федосеев. Главноуправляющий Государственным здравоохранением: Г. Е. Рейн. За последние два с половиной года своего царствования Николай 11 сменил четырех премьеров, тридцать министров. Сев в нежеланное кресло, Голицын, несмотря на свои правые взгляды, действовал осторожно, стараясь не раздражать депутатов, но и не шел на уступки. Поддержал их требование — заменить ненавистного им министра внутренних дел Протопопова, а все серьезные реформы советовал отложить до окончания войны. Небезынтересна судьба последнего председателя Совета Министров. 28 февраля 1917 года Голицына арестовали, но уже 5 марта освободили. Временное правительство привлекло его к расследованию деятельности самодержавной власти, но 21 апреля от его услуг отказались и взяли подписку не заниматься более политической деятельностью. После октября 17-ого Голицын уехал в Москву, занялся сапожным ремеслом, затем перебрался в Рыбинск, где сторожил общественные огороды. В 1920—1924 гг. его дважды арестовывали, в третий раз взяли 12 февраля 1925-ого, препроводили в Бутырскую тюрьму и по постановлению коллегии ОГПУ расстреляли. Но вернемся в год 1916-й. Николай II существенно обновил Государственный Совет, назначив 18 новых членов, переведя в разряд неприсутствующих 16 старых членов. Все назначения были из рядов правых. Председателем Госсовета стал И. Г. Щегловитов. Правые и правый центр получили преобладание в верхней палате. Два сановника, исключенные из списка присутствующих, в виде протеста сложили с себя звание членов Госсовета. Обновить же Государственную Думу вот так, росчерком пера, царь не мог, хотя и был очень недоволен ею. Государственная Дума не удовлетворяла не только Николая II, а и крупную буржуазию, в первую очередь землевладельцев, о чем свидетельствует записка “русских кругов Киева”, полученная Николаем II 10 января 1917 года. На документе царская пометка: “Записка, достойная внимания”. Он направил ее председателю Совета Министров князю Голицыну. Охарактеризовав тяжелое положение в стране, авторы записки считают, что повинны в том кадетско-еврейские интеллигентские круги, действующие по указке вожаков “прогрессивного большинства Государственной Думы”. ...”Наша Государственная Дума, едва только начавшая первый период своей жизни, объявляет бойкот министрам, открыто подстрекает страну к активному неповиновению существующей власти, ...большинство Государственной Думы открыто выражает вслух всей России дерзкое требование смены не только лиц, но и всей системы нашего государственного строя”. “Русские православные люди, подлинная страна в лице мирно трудящихся классов, устали, наконец, от беспрерывных угроз, осуждений и брани по адресу высшей власти. Они начинают роптать на Государственную Думу за явное нежелание честно исполнить свой долг перед царем и Отчизной». Они негодуют на Председателя Думы, сознательно низводящего думскую кафедру на степень всероссийской революционной трибуны. Во имя блага Отечества, во имя победы над врагом, киевские православные русские круги ... просили царя, министров, поставить Думу на “указанное ей основными законами место”.(110) Князь Голицын сообщил царю, что записка несомненно, заслуживает внимательного рассмотрения и во исполнение высочайшего предсказания, затронутые в ней вопросы будут подвергнуты подробному обсуждению в одном из ближайших заседаний Совета Министров. Небезынтересен и еще один документ — аналитическая записка о перспективах выборов в V Думу, с которой Николай II ознакомился летом 1916 года. В ней говорилось, какие предстовители партий могли быть желательны для правительства: “допустимы правые октябристы и желательны более консервативные группы. Левые октябристы настолько переплелись с прогрессистами и кадетами, что найти иную, кроме наименования, грань, отделяющую их друг от друга, почти невозможно. Исходя из этих положений, нужно делить все губернии на такие, в которых возможно проведение благонамеренных элементов, и на такие, где это или затруднительно, или вовсе невозможно. К губерниям, обеспечивающим успех правого дела, аналитики отнесли: Курскую, Волынскую, Киевскую, Подольскую, Минскую, Витебскую, Могилевскую, Гродненскую, Екатеринославскую. А вот Область Войска Донского дает левых депутатов, что кажется столь несовместимым с общим духом казачества. Левые и прогрессисты заявили о себе в Пензенской, Вятской, Тверской, Калужской, Нижегородской, Архангельской, Оренбургской, Уфимской, Таврической, Ярославской губерниях. Совершенно безнадежными нужно считать Сибирские губернии, Кавказ, Польшу, Виленскую и Ковенскую губернии: в первых — чрезвычайно сплочены левые, в остальных — русские не имеют никакого значения. В Литве желательно поддержать литовцев. Столь же безуспешным является проведение умеренных членов Государственной Думы от горцев Москвы, Петрограда и Риг». Записка обсуждалась у царя. По итогам обсуждения наметили план выборной кампании. Констатировали, что успех может быть достигнут при соблюдении двух главных условий: полной тайны и единства действий всех органов правительства. Под “полной тайной” имелось ввиду решение провести кампанию в срок, а чтобы ввести в заблуждение партии, “прививать обратную мысль о том, что правительство очень сильно продлит полномочия Думы. Продление было желательно многим депутатам и партиям, поскольку оно совпадало бы с демобилизацией армии, что внесет новый приток сил в левые партии. В плане выборной кампании определены конкретные меры по ее проведению: ревизия различных организаций и компромат нежелательных партий и членов Думы.(111) ...Поспешное приостановление работы Думы в декабре 1916 г. немного остудило горячие головы депутатов, убавило пыл ее ораторов после почти месячных “каникул”. В день возобновления работы пятой сессии 14 февраля 1917-ого года, к стенам Таврического пришла демонстрация рабочих, что свидетельствовало о росте, популярности народного представительства. “Заговорившая улица” не обрадовала, а наоборот, испугала депутатов — в дальнейших их речах возобладал сдержанный характер выступлений. Перед открытием сессии, 1 февраля, Председатель Государственной Думы Родзянко отправился с всеподданнейшим докладом к царю. Война заставила депутатов отказаться от всяких партийных лозунгов и программ, говорил он, но правительство не унимается. Образовалось два лагеря — на одной стороне правительство и на другой —Дума и народ. Война также показала, что без участия народа страной править нельзя. Сегодня нужно самое тесное единение власти с народом во всех областях госжизни. К сожалению, этого нет. И правительство все ширит пропасть. С прежней силой возобновились аресты, высылки, притеснения печати. Под подозрением находятся даже те элементы, на которых раньше опиралось правительство, под подозрением вся Россия. Государственной Думе грозят роспуском. При всех этих условиях никакие героические усилия ,предпринимаемые Председателем Государственной Думы, не могут заставить Государственную Думу идти по указке правительства, и едва ли Председатель, принимая со своей стороны для этого какие-либо меры, был бы прав и перед народным представительством, и перед страной. Государственная Дума потеряла бы доверие к себе страны, и тогда, по всему вероятно, страна, изнемогая от тягот жизни, ввиду создавшихся неурядиц в управлении, сама могла бы стать на защиту своих законных прав. Этого допустить никак нельзя. Это надо всячески предотвратить и это составляет нашу основную задачу. Государственной Думе грозят роспуском, но ведь она в настоящее время по своей умеренности и настроениям далеко отстала от страны. Изменение же состава народных представителей для Родзянко было крайне опасным. Поэтому необходимо, немедля же разрешить вопрос о продлении полномочий нынешнего состава Государственной Думы вне зависимости от ее действий. Царь, явно раздраженный позицией Родзянко, предупредил его, что Думе будет позволено продолжить заседание лишь в том случае, если она не допустит новых непристойных выпадов в адрес правительства и отказался дать согласие на просьбу Родзянко об удалении наиболее непопулярных министров. Видимо, почувствовав, что это его последний доклад, Родзянко стал нажимать на Николая II... "Я по всему вижу, что вас повели на самый опасный путь... Вы хотите распустить Думу... Еще есть время, еще возможно все изменить и дать стране ответственное правительство. Видимо, этому не суждено сбыться. Ваше Величество, вы выражаете несогласие со мной, и все останется, как было... Я вас предупреждаю, я убежден, что не пройдет трех недель, как вспыхнет такая революция, которая сметет вас, и вы уже не будете царствовать”.(112) Пророчества Родзянко сбылось. “Когда 15 февраля открылось заседание Думы, — вспоминает А. Ф. Керенский, — в повестке дня стоял вопрос о ее роли в противостоянии между властью и страной, близившийся к своей высшей точке. Милюков заявил, что, по его мнению, страна далеко опередила свое правительство. Но мысль и воля страны только случайно, через узкие щели, которые оставляет мертвый бюрократический механизм, может превратиться в полезное действие. Все чаще из глубины России мысль несется с надеждой к Государственной Думе. В то же время его “несколько смущают” подобные призывы к действию, ибо, как он выразился, “наше слово есть уже наше дело”. (113) Выступавший вслед за Милюковым Керенский пошел дальше: “Исторической задачей русского народа в настоящий момент является задача уничтожения средневекового режима немедленно, во чтобы то ни стало, героическими личными жертвами”... Родзянко прервал оратора и спросил, что он имеет в виду? Керенский ответил: “Я имею в виду то, что свершил Брут во времена Древнего Рима”. (114) Правительство потребовало у Родзянко стенограмму речи Керенского, Председатель Государственной Думы в этом отказал. Вопрос о привлечении оратора к суду за революционные призывы остался открытым. В воздухе запахло грозой...
Александр Черняк Из книги: Александр Черняк. РЕВОЛЮЦИИ В РОССИИ ← Вернуться к списку Оставить комментарий
|
115172, Москва, Крестьянская площадь, 10. Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru Телефон редакции: (495) 676-69-21 |