Быть вместе (Секреты русской народной жизни)

 Здравствуй.

Не писал тебе очень давно. С тех пор, как почти два года назад поставил в письме вопросы: «Нужен ли нам, современным православным людям, живущим в России, русский народ? И если мы откажемся от служения своему народу, своей стране, с кем мы останемся?».

«А есть ли еще этот твой русский народ? – ответила ты тогда. – Докажи мне, что он до сих пор существует».

И я растерялся.

Разумеется, можно было встать в позу и заявить, что твой вопрос проходит по разряду «Что есть истина?», и потому ответа не требует, что «в Россию можно только верить». Но все-таки окружающая нас реальность, действительно, располагает к подобному пессимизму. В конце концов, никакие народы не вечны. Даже самые великие.

«Уж сколько их упало в эту бездну, разверстую вдали…». Нет больше тех египтян и тех ассирийцев. Навеки исчезли скифы и хетты. Навсегда ушли в прошлое вместе со своими империями вавилоняне, карфагеняне и римляне. Там, где жили племена индейцев (один народ или несколько?) теперь проживает англоязычный «народ Америки». Кто знает, может быть, и русский народ уже находится на грани своего исторического исчезновения? И его вот-вот сменит какой-то иной? Вполне законный вопрос.

Но, чтобы узнать, существует ли русский народ, надо понять, за счет чего он существует. Что ему помогает выжить, а что мешает? И вот тут выясняется, что четких ответов нет не только по поводу русского, но и по поводу любого другого народа.

«Общепринятого всем международным сообществом понятия “народ” до сих пор нет, – честно пишет один из общедоступных интернет-словарей. – Не только в международно-правовой, но и в этнографической литературе дискуссии на эту тему идут с XIX века. На основе большинства определений, это исторически сложившаяся на определенной территории устойчивая общность людей, отличающихся от остальных единым языком, относительно стабильными особенностями культуры и психики, а также осознанием своего единства и фиксированным самоназванием. На практике понятие “народ” в разных случаях включает племя, группу племен, народность, этническую нацию, религиозную общность, языковую общность».

Выходит, наука до сих пор не знает точного ответа даже на вопрос «что?». Где уж ей ответить на вопросы «почему?» или «как?».

И все же, если нельзя объяснить секреты русской народной жизни, можно попробовать описать ее. Собственно, приведенное определение так и делает. Никто ведь не поясняет, откуда у нас с тобой взялся единый язык, «стабильные особенности культуры и психики»…

Кстати, в своем последнем письме ты сомневалась даже по поводу языка. «Какой же он единый, если соседи по лестничной клетке разговаривают исключительно матом?»

Но давай пока не будем трогать соседей, а подумаем, что наверняка объединяет хотя бы нас с тобой.

Во-первых, это вера. Не формальная религиозная принадлежность, а общая уверенность в вещах невидимых. Уверенность, например, в завтрашнем дне – пусть даже и самом печальном, – которая и позволяет нам жить. На этой уверенности основаны все перемены в жизни людей. Неважно, зарабатывает человек или раздает имущество, важно, что он верит, что именно это завтра сделает его лучше. Не лучше других, а лучше себя самого, и одновременно ближе к другим людям. Ради этого Сергий Радонежский уходил в глухие леса, а Юрий Гагарин летел в небо. Ради любви к ближним, и, в конечном счете, ради любви к Богу.

Русский народ создан православным христианством не только духовно, но и исторически. До крещения никаких русских не было, а были поляне, древляне, северяне, радимичи, кривичи и прочие. А также уйма неславянских племен и групп, среди которых, возможно, была и русь. Племена эти потом долго срастались в единое тело, периодически распадаясь на княжества. И главным стержнем здесь была вера.

Понимаешь теперь, зачем современным православным людям, живущим в России, русский народ? Затем, что мы, в первую очередь, и есть этот народ! Можно, конечно, пытаться стать питерцами, волжанами или уральцами. Но, боюсь, здесь мы столкнемся с прежними историческими проблемами.

Вне связи с тем или иным народом православные церкви не существуют уже больше тысячи лет. А вне Православия народ совершенно естественно опять распадается на языческие кланы. Соответственно, именно вера создает из групповых жаргонов и региональных диалектов тот самый единый язык. Как это происходит технически, не очень понятно. Но очевидно, что в основе лежит взаимное доверие собеседников и их стремление быть ближе, чтобы лучше понять друг друга.

Между прочим, часто можно наблюдать и обратный процесс. Желая обособиться, группа лиц начинает выдумывать себе особое, непонятное прочим наречие. Неважно, эльфийское или «олбанское». Мы еще не наблюдали на практике, как такой «новояз» внедряют насильно, но, в принципе, это вполне возможно. Хотя, если членов нового сообщества не будет связывать общая вера, такой язык вряд ли переживет своих изобретателей.

Даже единство территории зависит от единства крепости веры ее населения. С какой стати жители Сибири в 1941-м или в 1812-м шли умирать за Москву? Никакая машина государственного принуждения не заставила бы их сдвинуться с места, если бы они не верили, что это наша земля, наша столица. Впрочем, иногда эта вера ослабевает. Каждый становится сам за себя. И тогда наступает смута.

Как видишь, ответ на вопрос «существует ли русский народ?» зависит и от нас тоже. Если мы с тобой не захотим понять и принять окружающих, он может и сгинуть. По крайней мере, он уменьшится еще на двух человек. А это не так уж мало.

Ты можешь спросить: «А зачем вообще русским людям быть вместе? Особенно в наше время, когда глобальная технологическая среда предлагает нам на выбор столько разных интересных стратегий индивидуального существования».

Можно ответить на этот вопрос сотней убедительных научных концепций и ничего не достичь. А можно взять и создать. Создать семью, страну, народ…

Но как это сделать сейчас? Вот в чем проблема.

Твой NN