Наследник - Православный молодежный журнал
православный молодежный журнал
Контакты | Карта сайта

Волшебный угол

№ 59, тема Битва, рубрика Любовь и Семья

 

Я нашла хорошую работу. В частном дорогом детском саду.

Про маленькую Соню моя новая коллега сказала сразу – «непростая». И многозначительно поджала губы. Рыжеволосая девочка с ангельским лицом смотрела на меня снизу вверх. Потом обезоруживающе улыбнулась и покатила коляску с куклой.

Я уточнила у коллеги, что она имеет в виду. Коллега пояснила: девочка гиперактивная, немного нервная, ну и вообще, «у нее диагнозы». Ну а главный диагноз, пожалуй, – девочка из очень обеспеченной семьи. Я вздохнула и согласилась: придется справляться.

В моей группе было восемь детей от трех с половиной до четырех лет. Соня была старшей. Дети, как и положено всем детям на свете, были иногда капризными, иногда – необыкновенно послушными, иногда – жестокими, иногда – очень сострадательными, иногда – добрыми и наивными, иногда – драчливыми и непослушными. Только Соня была «особой». Мы все привыкли к тому, что эта девочка у нас была на особом положении. Ей было тяжело сосредотачиваться, участвовать в общих занятиях, петь она не любила, танцевать не хотела, в спортзале активно мешала другим детям, учиться отказывалась, и, пожалуй, единственное, что приходилось Соне по душе, – это игра в куклы. Я всё понимала и принимала – ну, такой ребенок. С мамой Сони я виделась редко (чаще всего девочку приводила и забирала няня), и обсудить поведение ребенка никак не получалось. Да и, откровенно говоря, маму Сони всё устраивало, и говорить на эту тему она особо не хотела – это подтверждали и другие воспитатели.

Часто приходилось уговаривать других детей уступать Соне, потому что все наши педагоги боялись только одного – Сониных грандиозных истерик, которые она устраивала регулярно, особенно при маме.

Соня приходила в садик и сразу бежала играть. Отвлекалась она только для того, чтобы попросить у меня игрушку с полки, до которой не доставала. Когда я только пришла, Соня не знала слов «пожалуйста» и «спасибо». Я научила ее, и поэтому все игрушки она просила вежливо. А еще задавала очень умные логичные вопросы, обожала слушать сказки, смотреть кукольные представления, которые я показывала. Иногда она даже великодушно присоединялась к нам за рисованием или лепкой. С другими детьми ей тоже нравилось играть, и всё было хорошо до того момента, пока Соня не начинала отнимать понравившуюся ей игрушку с полным сознанием своей правоты. Мы делали скидку на ее состояние и уговаривали детей уступить Соне. Несколько раз я пыталась уговорить саму Соню делиться, но результата это не приносило. Однажды мы праздновали день рождения одной девочки; именинница получила куклу, и Соня начала плакать и требовать куклу себе. Никакие уговоры не работали – ребенок рыдал, топал ногами, падал на пол и кричал. И ко мне впервые пришло осознание, что Соня не столько нездорова, сколько избалована до крайности. Я уже не уговаривала ее, и меня очень раздражала начальница, которая прибежала на крик из своего кабинета и начала просить у именинницы куклу: «Сонечка немножко поиграет и отдаст, хорошо? Мы же делимся игрушками, да?» Как интересно – всех детей мы учим делиться, а Соне это не обязательно уметь.

Но что было делать? «Мы принимаем любых детей» – девиз нашей начальницы.

 – А что вы хотите от Сони? Это необучаемый ребенок, – сказала мне моя начальница, когда я подняла вопрос о Соне.

– Таким детям нужна коррекционная педагогика. Подобных центров в Москве предостаточно, – заметила я.

– Ну не настолько же она неуправляема. У нее нет грубых нарушений. Сидит себе и играет, развитие соответствует возрасту.

– Она мешает другим детям обучаться. И в конце концов – что думает ее мама? Как Соня будет учиться в школе, или мама планирует надомное обучение?

– Это уже не наша забота. Пусть родители сами решают.

– Но почему вы не хотите посоветовать маме какой-нибудь хороший коррекционный центр?

– А вы помните понятие корпоративной этики? И за счет каких денег мы существуем и развиваемся?

Я замолчала. Ну конечно, почему-то из головы всё это вылетело.

Через пару дней случился переломный момент в нашем с Соней общении. Был завтрак, она сидела за столом, играя с кашей, которую никогда не ела, и развлекалась тем, что кидала ложку в тарелку так, что каша разлеталась повсюду. Я сделала ей замечание, отобрала ложку. Соня заныла, и это был плохой признак – в воздухе запахло истерикой.

– Извини, – ныла она (вот чему-чему, а вежливым словам я ее всё-таки научила). – Дай мне ло-о-ожку.

– Ты с ней играешь, так нельзя, мы не играем с едой.

– Я больше не бу-у-уду.

Я знала, что Соня, скорее всего, продолжит играть, я снова заберу ложку, снова начнется нытье… и так вплоть до окончания завтрака, пока Соня не отправится играть, а мы не сядем с детьми в круг петь песни, повторять цвета и формы… в общем, заниматься.

А Соня развеселилась, смеялась своим каким-то мыслям и вдруг неожиданно, без всякой причины швырнула ложку в сидевшего напротив ребенка и попала ему в глаз. Мальчик заплакал, мы все бросились его умывать-утешать, а потом я перевела взгляд на Соню, и внутри закипела злость: Соня улыбалась и продолжала играть – теперь уже с тарелкой.

– Соня! Ты что делаешь? – повысила я голос. – Посмотри на Мишу. Ты стукнула его по лицу.

– Извини, Миша, – автоматически повторила Соня, продолжая улыбаться и вертеть тарелку.

Я взяла ее за руку и отвела в угол.

– Играть ты сейчас не будешь. Постой и подумай, можно себя так вести или нет.

Секунд на тридцать Соня потеряла дар речи, у нее случился, видимо, шок. Она стоит в углу.

Она. В углу.

А после, как и ожидалось, комната огласилась дикими криками. Соня выбегала из угла, а я спокойно ее туда возвращала. Было понятно, что это начало Великого Бунта – и с ее стороны, и с моей. Просто этот случай с ложкой окончательно убедил меня, что все Сонины проблемы – это вседозволенность и незнание границ. Я попросила няню увести детей в другую комнату и занять их, а сама осталась с Соней. От ее крика у меня звенело в ушах и дрожали руки. Оттаскивать в угол извивающегося и вопящего ребенка – удовольствие сомнительное. Прибежала начальница, я попросила ее уйти, сказав, что беру всё под свою ответственность. Соня рыдала до икоты. Я выпустила ее из угла и поговорила с ней. И мне показалось, что впервые за всё время, после угла и слез, Соня что-то действительно поняла.

Вечером ее забирала няня. Я позвонила маме и попросила ее о встрече – надо было расставить все точки над i. В тот же день я посмотрела медицинскую карту Сони – невропатолог писал, что развитие соответствует возрасту. Но это и было очевидно. С мамой мы увиделись через пару дней и обсудили поведение Сони. И мама призналась: у Сони действительно нет никаких критических диагнозов. «Я не могу ничего поделать, я ращу ее одна. Я знаю, что надо что-то делать, но у меня просто нет сил, а Соня просто неуправляема».

Итак, после этого разговора стали очевидными два момента: Соня всего-навсего избалованный ребенок, и мама на моей стороне. А впереди меня ждали долгие недели сражений.

За это время я выпила много пузырьков валерьянки и пустырника.

Почти каждый день Соня устраивала истерики. Бедный ребенок за четыре года жизни не слышал слов «нет» и «нельзя», и сейчас приходилось эти установки ломать. Смышленая девочка интуитивно понимала, что нельзя драться и отбирать игрушки, но принять это ей было сложно. И мне приходилось помогать ей осознавать это – и, увы, чаще всего через угол, потому что по-другому Соня не понимала. Оказавшись в углу, она топала ногами и кричала – без слез, просто кричала и исподлобья следила за моей реакцией. Я игнорировала ее. С каждым разом Соня всё быстрее успокаивалась, просила прощения и, выходя из угла, уже вела себя по-другому. День за днем – это работало, через слезы, мои потраченные нервы, вопли Сони… но – работало. Соня стала принимать участие во всех наших занятиях, научилась ждать и даже как-то выдала потрясающую для нее фразу девочке, которая капризничала: «Я тоже хочу играть, но я терплю».

Маму я также просила сотрудничать, не позволять Соне и дома садиться на голову. Когда я замечала, что Соня уже готова перейти на следующий уровень – например, смирилась с границами и правилами, постигла на практике понятие «ждать своей очереди», я специально создавала для нее социальные ситуации – ставила в конец очереди, когда дети один за другим получали что-то. Постепенно приучала ее не играть за завтраком, убирать игрушки. И всё чаще случалось то, что пару месяцев назад казалось фантастикой, – например, Соня спрашивала разрешения встать из-за стола, где она лепила со всеми детьми. Разумеется, время от времени бывали срывы, ребенок, столько лет проживший в состоянии вседозволенности, проверял окружающих взрослых на прочность, провоцировал и в итоге неизменно оказывался в углу. А потом угол уже стал не нужен. Было достаточно строго одернуть или сказать коронное заклинание каждого воспитателя: «Считаю до трех…». К пяти годам Соня превратилась в прекрасную девочку, которая слышала то, что ей говорили, и стала очень прилежной ученицей. Мы учили уже буквы и цифры и, беря свою пропись, Соня спрашивала: «А какое у меня сегодня задание? Можно, я сегодня буду вам помогать?» А потом она ушла в старшую группу, и мы очень скучали друг по другу.

Часы прогулки в старшей и младшей группе совпадали. И когда на улице я услышала, как Соня рассказывает младшему мальчику: «Мы делимся, мы все друзья, скажи – можно я поиграю, пожалуйста», – я подумала, что из Сони вышла бы отличная учительница или воспитательница. Опыт уже есть. Причем, прекрасный опыт, личный и выстраданный.

 

Яна Лапина

Рейтинг статьи: 0


вернуться Версия для печати

115172, Москва, Крестьянская площадь, 10.
Новоспасский монастырь, редакция журнала «Наследник».

«Наследник» в ЖЖ
Яндекс.Метрика

Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru

Телефон редакции: (495) 676-69-21
Эл. почта редакции: naslednick@naslednick.ru