Путешествуем вместе

Катманду: короли, храмы и... маоисты

Столичной аэропорт Трибхуван (он назван так в честь короля, правивше­го страной до Махендры с 1951 по 1955 годы) напоминал длинную казарму из красного кирпича с несколько неряшливой кладкой. Встречал меня молодой, интеллигентной внешности непалец по имени... Камал! Очень приятный, де­ликатный, с ослепительной улыбкой на лице. Знает пять языков, в том числе русский, что для Непала пока большая редкость.

Камал сразу надел на мою шею шелковый приветственный шарф:

— Намастэ! (Здравствуйте!)

Непальское приветствие в его устах прозвучало особенно нежно, распев­но — “наа-маа-стээ”. На санскрите это означает “божественное во мне при­ветствует божественное в тебе”.

Получив багаж, поехали в отель, расположенный в туристическом районе Тамель, на белом праворульном лимузине 80-х годов (движение левосторон­нее — сказывается длительное влияние англичан). Вот тут я каждой клеткой прочувствовал непальский стиль езды — одно из самых ярких и незабываемых ощущений от посещения королевства! Эти тридцать минут сразу дали воз­можность четко осознать, что я попал не только в другую страну, но и в дру­гой мир.

Езда, надо признаться, не для слабонервных. Улочки в Катманду узкие, каменисто-ухабистые. То и дело произвольно меняют направление, при этом попутно раздваиваются, утраиваются, а порой завершаются просто тупиком или аркой-туннелем высотой в полтора метра. Тротуары напрочь отсутствуют! По улочкам движутся в едином потоке люди, автомобили, велорикши, живот­ные, мотоциклы, аляповато разукрашенные грузовики. Все беспрестанно гал­дят, сигналят, покрикивают, позванивают безо всякого на то повода. Просто так — чтоб веселей было.

Дороги настолько узкие, что каждый встречный автомобиль воспринима­ешь как несущегося на тебя смертника, но за пару секунд до лобового удара машины фантастическим образом вытягиваются, истончаясь до требуемого формата, и проносятся в нескольких сантиметрах друг от друга, не сбавляя скорости. При этом ни один из водителей даже глазом не поведет. Потряса­ющее чувство габаритов! Мне с непривычки было жутко. Сердце всякий раз сжималось от страха, а нога что есть силы давила на несуществующую педаль тормоза. Самое удивительное во всем этом хаосе то, что я в Непале не видел ни одного ДТП! Невероятно, но факт.

Судя по безмятежным улыбкам непальцев, для них такая езда обычное дело. Поразило еще вот что: если кто-то вдруг, встав в задумчивости посре­ди дороги, парализует движение, то на него не кричат и не бранятся. Просто терпеливо сигналят — очнись, мол, дай проехать.

Вообще, в Катманду какая-то особая, приятная энергетика. Она и приез­жих постепенно заражает спокойствием и по-детски радостным отношением к жизни. Не могу не упомянуть непальское такси “тук-тук”, весьма экзотичный вид транспорта, — мотороллер с прикрепленным к нему кузовом-кунгом, в ко­торый набивается до восьми человек. Чтобы остановить его, надо успеть по­стучать по обшивке кабины. Поэтому и называется “тук-тук”.

Застройка города невероятно плотная — при численности несколько мил­лионов человек (точную цифру никто не знает) он весьма компактен по пло­щади. Дома лепятся друг к другу вплотную, без зазора. При этом на них нет, по крайней мере я не видел, ни номеров, ни названий улиц. Проехать, а тем более пройти пешком к какой-нибудь достопримечательности без местного сопровождающего проблематично. Лабиринт из поворотов и ответвлений, следующих один за другим, ставит чужака в тупик через несколько минут, а горожане в этой неразберихе умудряются ориентироваться.

Небольшие, в основном двух-трехэтажные дома раскрашены в немысли­мые цвета либо просто неряшливо затерты раствором. Общий архитектурный стиль прослеживается, но ни про одну постройку не скажешь “красивый дом” (храмы, дворцы — исключение). Все сооружено как-то наспех, имеет незавер­шенный вид. Не редкость полуразвалившиеся или в трещинах, с отвалившей­ся штукатуркой, оконными проемами без рам или с рамами, но без стекол. В порядке вещей, когда к дому приличного вида лепится лачужка, сооружен­ная из полусгнивших досок, кусков ржавой жести, с обрывком грязной мате­рии вместо двери.

Горожане убеждены, что улица является продолжением их квартир — поч­ти на проезжей части сушат чили, кукурузу, готовят пищу, стирают и вылива­ют воду. Зато на всех окнах и балконах цветы; под карнизами трепещутся разноцветные флаги.

Помимо пестрой, многоголосой толчеи бросается в глаза обилие лавок, магазинов, мастерских сверхминиатюрных размеров. Магазин площадью шесть квадратных метров — норма. Большие магазины наперечет, а супер­маркетов я лично вообще не видел. Улицы освещены плохо. Фонари стоят редко и светят как-то совсем робко.

Катманду сохранился практически таким, каким он был сто лет назад: сот­ни храмов и ступ^[1] на площадях, вечная смесь ароматов благовоний и запахов еды, пряностей, дыма сжигаемого мусора; со всех сторон звучит националь­ная музыка. Немало старинных домов с портиками, колоннами, деревянными ставнями, украшенными филигранной резьбой. Почти во всех дворах статуи Будды, домашние ступы. Множество золоченых пагод, храмов с крышами, поднимающимися в небо. На их стенах нарисованы глаза Будды. Его всевидя­щий взгляд сопровождает людей повсюду.

Улицы полны миловидных девушек с выразительными темно-карими гла­зами на смуглом, нежном лице. Лоб непальцев, исповедующих индуизм, как правило, украшен точкой — “тикой”, знаком счастья и благоденствия. Рисуют ее чаще всего красной краской, поскольку цвет крови символизирует жизнь. Наносится тика в самый центр лба, туда, где у бога Шивы находится третий всевидящий глаз. И хотя тика является женской прерогативой, по особо тор­жественным случаям и большим религиозным праздникам мужчины также на­носят ее.

Излюбленной одеждой женщин индуисток по сей день является сари, представляющее собой шесть-восемь метров хлопчатобумажной или шелко­вой ткани, особым образом оборачиваемой вокруг ног, бедер и груди. Если чуть-чуть потренироваться (продавцы охотно помогают освоить эту науку), можно оценить преимущества древнего сари перед современным европей­ским нарядом. Ткани для сари используются самых разнообразных цветов и оттенков. Если женщина носит сари красного цвета — значит, она счастлива. Вдова никогда не наденет красное сари.

Непальцы среднего роста, худощавые, смуглокожие и очень подвижные. В большинстве дружелюбны, улыбчивы. Их открытость и приветливость ис­кренни, неподдельны. Мрачных, озабоченных лиц на улицах не видно.

При общении с местным населением надо помнить, что непальцы, когда хотят сказать “нет”, кивают, как и болгары, а когда говорят “да”, качают го­ловой из стороны в сторону. Еще я обратил внимание, что если с непальцем поздороваешься на его родном языке (намастэ), а тем паче поблагодаришь (даньябат), то он от счастья готов тебя чуть ли не на руках носить.

Население смешанное. Судя по тикам на лбах, в Катманду преобладают индуисты. Хотя и буддистов немало. Обе религии (общины) сосуществуют мирно: индуистские храмы и буддистские ступы повсюду рядом. Статуи Буд­ды порой на индуистский манер посыпаны красной пудрой.

Буддизм^[2] в основном исповедуют народности, живущие на севере, в вы­сокогорных районах (всего в королевстве проживает более 60 народностей, это, конечно, меньше, чем в России, но здесь все этнические группы скон­центрированы на территории в сотни раз меньшей). Среди них многочисленны тибетцы (по преимуществу образованные и предприимчивые люди), тхакали (отличаются гостеприимством и поэтому нередко содержат отели), знамени­тые горные шерпы (как никто адаптированы к жизни в высокогорье — про них говорят “люди с тремя легкими”). Последние — вне конкуренции в качестве носильщиков, проводников, хотя немало среди них и тех, кто преуспел в ре­сторанном и гостиничном бизнесах.

Индуизм^[3] преобладает в южных, граничащих с Индией, провинциях. В средней же части страны обе эти религии за многие века переплелись на­столько плотно, что возник симбиоз: индуизм воспринял некоторые черты буддизма и наоборот. Буддисты при этом куда терпимее к иноверцам, чем индуисты — у тех масса запретов и ограничений. В этом я не единожды убеж­дался, путешествуя по королевству.

Одеваются непальцы довольно пестро и свободно. Мужчина в европей­ском костюме — большая редкость, и отношение к нему особо почтительное. Если же он еще и при галстуке, то на него смотрят как на божество: всячески угождают, а на досмотре в аэропортах на такого господина буквально не ды­шат. Жаль, что я не знал об этом раньше: оделся бы соответственно.

На улицах бросается в глаза обилие военных блокпостов: обложенные меш­ками песка огневые точки с пулеметом и несколькими автоматчиками внутри. Эти меры связаны с тем, что Непал уже более десяти лет находится в состоянии вялотекущей, с периодическими обострениями гражданской войны. Хотя, к че­сти обеих враждующих сторон (коммунистов-маоистов и сторонников короля), туристов они не трогают. Более того — прямо-таки лелеют, как главный источ­ник пополнения казны. Даже революционеры маоисты понимают, что без тури­стов Непал, не важно, будет он монархическим или коммунистическим, просто не выживет. Правда, время от времени эксцессы и с туристами случаются: то под обстрел попадут, то отнимут у них последнее “в помощь голодающим”^[4].

Кстати, военнослужащий в Непале — одна из самых высокооплачивае­мых и уважаемых профессий. Желающим стать военным необходимы не только хорошие физические данные, но и высокая общая культура. Отвага непальских солдат и офицеров очень ценится в Англии: англичане нанимают их в свои батальоны специального назначения. В сражениях Второй мировой войны на стороне Великобритании принимали участие аж 200 тысяч непаль­ских наёмников.

Пятиэтажная гостиница, в которой меня поселили, имела бассейн, фон­тан, бар, два ресторана, душ, безупречно обставленный номер, вышколен­ный персонал — все условия для привыкших к комфорту европейцев. Я бы предпочел поскромней. Излишества напрягают.

Послезавтра в три часа ночи наступает Лосар — тибетский Новый 2133 год. Год Огненной собаки. По расчетам астрологов — это время самое благопри­ятное для встречи Нового года, потому что именно в этот час на горе Камдо расцветут первые весенние цветы.

Вечером по совету Камала в город не выходил. Утомленный дорогой, поч­ти сразу лег спать. Утром после простенького завтрака спустился во дворик отеля. Пунктуальный Камал уже поджидал возле машины. Увидев меня, он расцвел так, что можно было подумать, будто мое появление осчастливило его на всю жизнь. Я в ответ заулыбался еще шире.

Сегодняшняя цель — один из самых почитаемых монастырей буддистов — монастырь Шечен. В нем весь день будут проходить службы, предшествующие встрече Нового года. Обнесенный высокой стеной из красного кирпича, мона­стырь находится на восточной окраине города. В центре комплекса прямо­угольный храм-пагода, украшенный филигранной резьбой по дереву и камню. Внутри храма огромная золоченая статуя Будды, трон настоятеля. По стенам развешаны тангаки с мандалами (расписанные ткани), с потолка свисают красные шары, штандарты, на полу низкие скамьи с бархатными подушками. Сам потолок разрисован сценами из жизни Будды. Все это в золоте и ярких красках — великолепие потрясающее.

По внешней стороне основания храма длинные ниши, в которые встрое­ны сотни молитвенных барабанов — цилиндров, стоящих на вертикальных осях. На каждом выгравированы молитвы — мантры магического звучания. Одна из них звучит “Ом — мани — падме — хум”, что в переводе означает “о благословенный алмаз в священном цветке лотоса”. Всего четыре слова на санскрите, а каков образ!

Буддисты верят, что движение помогает молитве быстрее достичь ушей Будды, и поэтому три раза обходят вокруг храма по часовой стрелке, вращая барабаны правой рукой (левая считается нечистой). Если это делать часто и с чувством любви к Просветлённому, то будешь счастливым и здоровым всю жизнь.

Устоявшееся представление, что пагоды с нависающими друг над другом крышами впервые начали возводиться в Китае и Японии, неверно. Именно в Непале в XII веке архитектором Арнике построена первая пагода, и только после того, как он возвел в этом королевстве еще несколько пагод, его пригла­сили в Китай. Оттуда эта новая архитектурная форма перекочевала в Японию.

Вокруг площади с храмом — трехэтажные здания с кельями для послуш­ников и лам. Слева от парадного входа в монастырь в одном из них арочный проход на территорию буддистского университета с учебными корпусами и общежитием для студентов.

Учащиеся, ламы, служители культа все поголовно стрижены на'голо. Воз­раст разный: от десяти-двенадцати лет и старше. Одеты в желто-бордовые тоги. Во время службы они надевают еще и золотистые матерчатые шлемы с высоким ниспадающим гребнем. Внешне эти красивые головные уборы очень похожи на шлемы воинов Александра Македонского.

Когда мы вошли в монастырь, один из служителей уже бил в огромный, висящий на перекладине гонг-бубен — призывал на службу, предшествующую встрече Нового года. После третьей серии ударов музыканты оглушительно, с красивыми переливами заревели в трубы. Они настолько длинные, что рас­трубом упираются в пол, и такие тяжелые, что монахи переносят их вдвоем — одному не под силу. От рева этих труб даже стены храма временами вибри­ровали.

Тем временем на зеленом газоне вокруг площади рассаживались приехав­шие на очистительную предновогоднюю церемонию непальцы. Судя по одеж­де и внешности, в основном выходцы из высокогорных районов. Практически все с семьями. Сидят чинно, торжественно: для них это событие — святое.

Четверо монахов вынесли трон и установили его в метрах пяти от красно­го клыкастого чудища, лежащего на широкой доске. (Чудище делают из теста и внутрь заливают кровь.) Следом вышел и сел на трон наставник в пышном церемониальном темно-синем костюме, украшенном многоцветным орнамен­том. И сразу из храма цепочкой потянулись, выстраиваясь по периметру пло­щади, барабанщики, литавристы, трубачи. Все в желто-бордовых одеяниях. За спиной наставника расположилась свита из приближенных лам в черно­золотистых, очень сложной формы костюмах, состоящих из десятков деталей.

И вот настал момент, когда под бой барабанов, звон литавр и космиче­ские звуки труб начались ритуальные танцы, распевное чтение мантр. Паузы заполнялись позвякиванием колокольчика в руке неподвижно сидящего на­ставника. Необычная музыка, горловое пение двух сотен лам постепенно ме­няло внутренний настрой присутствующих и возносило к высоким духовным сферам.

Причудливые танцы, исполняемые монахами, сопровождались замысло­ватыми подскоками, резкими поворотами и глубокими наклонами. В финале наставник мечом разрубил злое чудище на мелкие куски, и ламы перенесли разрубленное “тело” на поляну. Здесь наставник горящей стрелой, выпущен­ной из лука, поджег огромный костер, выложенный в виде пасти Ямараджи^[5]. Буддисты верят, что в его пламени сгорают все негативные энергии и непри­ятности уходящего года. Монахи, быстро пробегая (пламя очень жаркое и вы­сокое), бросают в “пасть” куски разрубленного чудища, жертвоприношения и мелкие личные вещи присутствующих (их собирают заранее и складывают на большие бронзовые блюда).

После завершения очистительной церемонии, готовящей человека к встре­че Нового года, мы зашли в примыкающее к монастырю кафе. Поели “мо-мо” — крупные пельмени с овощной начинкой (делают и с мясной), попили непальский чай с солью, маслом. Вопреки моим ожиданиям, столь необыч­ный напиток оказался приятным, хорошо утоляющим жажду. Он настолько по­нравился мне, что в дальнейшем только его и заказывал.

Непальская кухня не отличается большим разнообразием блюд. Самое популярное из них — “дааль бхаат”. Это вареный рис с подливой из чечеви­цы, тушеных овощей и острыми приправами. Уникальная особенность не­пальских ресторанчиков заключается в том, что, заказав “дааль бхаат”, вы можете бесплатно, сколько угодно раз, получать добавку. Вам будут подкла- дывать ее, даже если вы не просите, более того — отказываетесь. Поскольку сами порции изначально большие, одной-двух добавок хватает, чтобы не вспоминать о еде весь день. Другое популярное блюдо — уже упомянутое “мо-мо”. Что-то вроде наших вареников с начинкой из курицы с овощами, или ба­ранины с луком, или просто овощами. Готовится “момо” на пару, как манты. Они хороши под местную водку ракши или местное пиво из риса — чанг-па- под. Большинство блюд острые. Это, наверное, один из основных, вырабо­танных веками способов борьбы с кишечными заболеваниями.

Говядина в местной кухне отсутствует — корова здесь, как и в Индии, свя­щенное животное. В Непале за ее убийство полагается 20 лет тюремного за­ключения. На мой вопрос: “Почему за убийство коровы наказание суровей, чем за убийство человека?”, гид пояснил — “Людей много, коров мало”.

Возвращаясь в отель, завернули на городскую площадь, где воздвигнута самая крупная в Непале ступа Боудднатх — символ тибетского буддизма в Не­пале. Пока ехали к ней, мальчишки раз пять перегораживали дорогу натяну­той веревкой и требовали с Камала деньги за проезд. Камал притормаживал и с неизменной улыбкой давал старшему по одной рупии (40 копеек). Подоб­ные поборы допускаются в Непале только в праздничные дни.

Построена ступа Боудднатх в V веке на большой площади в окружении тибетских монастырей. Основанием ей служат три уплощенных квадрата, лежащих один на другом. Далее следует громадная полусфера, олицетворя­ющая небо, на ней куб — символ земли, на всех сторонах которого нарисо­ваны выразительные глаза Будды. Венчает это сооружение золотой шпиль из 13 ступеней (по числу шагов к просветлению). На кончике шпиля шар — символ Солнца и Луны. В просторных нишах основания сидят ламы, читают мантры, связанные с образом вечности: “Ом-намо-пара-яна” — “Я чту чело­века вне времени и пространства”. Это основополагающая философская мысль буддизма.

От шпиля к земле тянутся десятки гирлянд с разноцветными флажками. На каждом записаны тексты мантр. Флажки трепещут по ветру, и тексты, как счи­тают буддийские монахи, возносятся к Будде, созерцающему происходящее.

Стоящие на площади вокруг ступы тибетские храмовые сооружения укра­шены сказочными драконами, снежными барсами, затейливой резьбой. Среди них есть даже бутанский храм. Его крыша увенчана тремя золотыми шпиля­ми, из-за чего он напоминает плывущий кораблик, а у входа стоят золоченые олени, висит колесо дхармы^[6]. Между храмами втиснуто неимоверное количе­ство лавок с дорогими, ручной работы сувенирами: латунное литье, картины- танки с мандалами, изображающими устройство Вселенной. В жилые дворы ведут арки-тоннели. В большинстве из них тоже стоят на квадратных поста­ментах белые ступы, только маленькие.

Пользуясь тем, что мы находились возле дома известного тибетского вра­ча, прошли через одну из арок в его уютный дворик. Дворик хоть и крошеч­ный, но в нем нашлось место и для цветника, и хлева с двумя буйволами, и стожка сена, и клетки с красавцем петухом и дюжиной куриц. При этом ника­ких неприятных запахов. Чистота почти стерильная — врач как-никак. Позво­нили в дверь. Со второго этажа спустился сам целитель — сухонький, подвиж­ный, с умными глазами лысый старичок. Он провел нас в комнату на первом этаже — кабинет для приема пациентов. Две стены сплошь заставлены шка­фами с ячейками, точь-в-точь как в библиотечной картотеке. Только вместо карточек в них гранулы разного размера и цвета (готовит их врачеватель сам из лекарственных трав). Сели за стол друг против друга. Он взял мою руку и долго отрешенно щупал, слушал пульс в разных точках сначала на левой, по­том на правой руке. По две-три минуты на каждой. Нажмёт — отпустит, на­жмёт — отпустит и в глаза пристально вглядывается. Закончив, сказал: “Тело у тебя удобное для жизни. Дух сильный, но позвоночник не следует перегру­жать — в поясничном отделе есть проблема”.

Дал мне в мешочках три вида лекарственных гранул для укрепления по­звоночника. Визит, включая стоимость лекарств, обошелся в 20 долларов (в Москве за это берут от 400 до 600).

Как известно, тибетская медицина, в отличие от западной, рассматрива­ет тело в неразрывной связи с духом и при лечении стремится влиять на при­чину болезни, а не на саму болезнь, которая является лишь следствием.

В Непале темнеет рано и быстро. От целителя вышли при свете солнца, а когда сели в машину и поехали, пришлось включать фары. Ближе к центру нас остановила полиция, объявив, что дальше проезд запрещен и будет открыт только часа через два.

Выйдя из автомобиля, мы увидели, что впереди все улицы запружены людьми. Влившись в поток, прошли через огромные, расцвеченные лампоч­ками ворота к великолепному индуистскому храму, стоящему на площади. К нему с нескольких сторон спускались улицы, заполненные десятками тысяч горожан. Все напряженно смотрели на ворота храма и чего-то ждали. Когда они распахнулись, на площадь вышли офицеры в парадной форме, богато одетые женщины. В центре этого шествия королевская чета: король в гене­ральском мундире и королева в пурпурном платье. Народ восторженно загу­дел. Процессия прошла к автомобилям с мигалками. Правящая элита Непала чинно расселась, и кавалькада потихоньку двинулась сквозь толпу вверх по улице. Оказывается, мы попали еще и на празднование дня рождения Шивы — одного из главных богов индуистского пантеона. (Это у христиан Бог один, а у индуистов их десятки, как и в Древней Греции.)

Камал сказал: “Увидеть короля большая удача. За 28 лет она мне улыб­нулась только два раза. Тебе, Камиль, повезло. Второй день в Непале, а уже на короля посмотрел”.

Кстати, Гьянендра Бир Бикрама вступил на престол после трагического расстрела в 2001 году членов королевской семьи и самого тогдашнего короля (брата Гьянендры Бир Бикрама) в их дворце во время ужина^[7].

После проезда коронованных особ застывший было народ зашевелился и хлынул вниз к решетчатым воротам храма, сквозь которые виднелся позоло­ченный зад и хвост огромной статуи священного быка-нандина, лежащего на полу. Храм не мог вместить всех желающих, и полиция пропускала группами по тридцать-сорок человек.

Возле ворот возникла немыслимая давка. Мужчины как завороженные, не обращая на других никакого внимания, не грубо, но упорно пробивались к заветному проходу. Втискиваться в эту мешанину тел я не рискнул, тем бо­лее что меня — европейца — все равно отсекли бы на входе служители. Сфо­тографировал восседавших на высоком, длинном постаменте седобородых, загорелых старцев. Это были саддху — святые люди в немудреной одежде с преобладанием красных и белых тканей. (Саддху ведут отшельнический об­раз жизни и отличаются отрешенностью от всего суетного.) По примеру инду­истов, выходящих из храма, мы тоже умылись водой, бьющей из клюва орла.

Должен признаться, что первое время я почему-то воспринимал всё то, что видел в Непале, как сказочные, сменяющие друг друга декорации гран­диозного спектакля. Только на второй-третий день стало приходить понима­ние — это же не красочные декорации, а самая настоящая реальность, и ты в ней сам присутствуешь. Когда это окончательно дошло до моего сознания — сразу стал глубже и ярче чувствовать происходящее.

В пять утра опять были в монастыре Шечен на службе по случаю насту­пившего Нового года. Служба началась в три часа ночи, но я предпочел хоть немного поспать. Когда мы приехали, ламы в желтых шлемах-шапках уже вос­седали в зале на толстых, шитых золотом подушках, распевая мантры и покачиваясь в такт ритму. Гости же расположилась на подушках попроще, разложенных вдоль боковых стен. Садиться на места лам посторонним запре­щено — считается, что это может осквернить место и загрязнить их карму.

Наставник и его юное воплощение (он примет полный сан после смерти наставника) восседали, скрестив ноги, на высоких тронах — алтарях. Между монахами ходили два служителя: дымили душистым благовонием и наливали чай желающим. Протяжное чтение молитв мантр хором низких и высоких го­лосов продолжалось еще около часа (невольно посочувствовал ламам — как они умудряются запоминать такие большие тексты). После этого паломники и туристы, пришедшие на службу, вереницей прошли перед наставником. Он благословлял и надевал на шею каждому широкий белый шарф из шелка с на­писанными на нем мантрами. Стоящие рядом служители насыпали в ладони проходящих по щепотке освященной крупы (ее потом нужно съесть) и давали узкую красную ленточку. (Если ее проносить на шее три дня, то она будет весь год оберегать человека от влияния злых духов.) Когда все гости были благословлены, ламы раздали им еще и бумажные мешки, полные сладостей и фруктов.

Наблюдая за спокойным, размеренным течением древнего церемониала, я подумал: как хорошо, что Непал на протяжении нескольких веков находился в изоляции — это позволило ему сохранить свою уникальную культуру, обы­чаи в первозданном виде.

 

Из очерка Камиля Зиганшина  «Непал. Год 2133»

Окончание следует

Впервые опубликовано в журнале «Наш современник»

 

← Вернуться к списку